Твоя... Ваша... Навеки (СИ) - Кириллова Наталья Юрьевна - Страница 18

И хуже того, во время вечерних визитов Арсенио и Байрона я едва сдерживаюсь, чтобы не прикасаться к ним постоянно, больше допустимого нормами приличий, не пытаться прижаться всем телом, намекая откровенно, что не намерена ждать первой брачной ночи. Запах каждого игриво дразнит обоняние, близкое присутствие желанных мужчин кружит голову, я с трудом заставляю себя улыбаться непринужденно, беседовать на нейтральный, привычные темы. Скрещиваю руки на груди, избегая физического контакта, подставляю щеку для поцелуя и слежу за тем, чтобы недовольство подчеркнутой этой целомудренностью не отразилось ни во взгляде, ни в голосе.

Однако в среду я, с утра измученная звериным томлением и чисто женскими эротическими фантазиями, не выдерживаю.

Выхожу из дома, молча сажусь в мобиль, припаркованный фактически на том же месте, что и в первый раз, откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза, чувствуя себя женщиной, выданной замуж за нелюбимого, сугубо из практических соображений, но помнящей о своем долге, о необходимости подарить мужу и роду наследника и потому вынужденной терпеть ночные визиты супруга. Клеон тоже ничего не говорит, не целует меня и, не считая поднятой юбки да уверенной ласки между бедер, даже не прикасается ко мне. Я получаю свой оргазм, он — энергетическое насыщение, и на том мы расходимся, не перемолвившись ни словом.

Следующий день ничем не отличается от предыдущего.

И последующий тоже.

Клеон приезжает после полудня, вечно хмурый, раздраженный чем-то, я, словно служанка, уединившаяся под лестницей с великовозрастным сыном хозяев, покорно позволяю себя трогать. Снова и снова закрываю глаза, чтобы не видеть лица мужчины рядом, расслабляюсь усилием воли и жду своей части негласной нашей сделки. Мы по-прежнему не разговариваем, мы получаем пользу друг от друга, взаимную выгоду, после чего мне необходимо проскользнуть обратно в дом незамеченной для брата и — обязательным элементом импровизированной программы — попасть в душ. И, стоя под тугими струями горячей воды, я теряюсь в догадках, от чего хочу избавиться в первую очередь — от компрометирующего запаха или же от липкого, душащего ощущения, что веду себя не лучше последней шлюхи.

Лживой, лицемерной шлюхи.

Тем не менее, Эван, похоже, что-то подозревает — едва ли от брата укрылись мои пусть и кратковременные, но все-таки отлучки примерно в один и тот же час.

Волчица недовольна что человеком, что складывающейся ситуацией. Волчица хочет всех троих, сразу, открыто и в качестве супругов и отцов ее детенышей, ее уже не устраивают встречи тайком, невинные поцелуи с одной стороны и напряженная возня под прикрытием темных стекол мобиля с другой. Ей не нравится разделение мужчин, скрытность, ложь и те жалкие подачки, которыми мы четверо одариваем друг друга.

И лишь занятая на работе Тесса, кажется, ничего не замечает.

В пятницу вечером Байрон предлагает вернуться к выходам в свет, и я соглашаюсь в надежде хоть как-то отвлечься. Эван, конечно же, недоволен, но помешать не может, что до Арсенио, то он и вовсе не скрывает радости от возможности избавиться наконец-то от всевидящего ока моего старшего брата.

В субботу мы собираемся посетить музыкальный вечер у леди Мару — событие не столько крупное, важное для высшего общества, сколько полезное для повторного обозначения нас с Арсенио как пары, — и я с непривычным воодушевлением готовлюсь к мероприятию. Приезд Клеона почти не тревожит меня, я вдруг начинаю и впрямь относиться к нему как к докучливой, но необходимой обязанности, от которой не следует уклоняться. На сей раз инкуб мрачнее прежнего, наблюдает хмуро, как я сажусь на переднее пассажирское место, как откидываюсь на спинку. Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и выдох, расслабляюсь.

Жду.

Минуту. Другую. Третью.

Ничего не происходит: ни рывка подола, ни ощущения пробирающейся под юбку руки.

— Рианн… — неровное дыхание Клеона все же касается щеки. Волчица поскуливает тоскливо — уж она-то точно знает, как должно быть, и не понимает, почему человек все делает по-своему, порою напрочь противореча ее звериной логике. — Я так не могу.

— Что, прости? — открываю глаза, смотрю растерянно на подавшегося ко мне инкуба.

— Ты и… эта твоя немая покорность… — Клеон отодвигается от меня, сам откидывается на спинку своего кресла. — Ты бы еще сразу подол задирала и ноги раздвигала с той же миной на лице.

— Чем тебе не угодило выражение моего лица?

— Такая ро… выражение всякое желание отобьет, лучше уж с голода подохнуть.

Так и подох бы, к чему мне-то докучать?

— Клеон, я не понимаю…

— Разве?

— Не ты ли вовлек меня… во все это? — я обвожу широким жестом салон.

— А я полагал, что Арсенио, Байрон и их великая любовь к тебе, — Клеон быстрым движением касается кристалла зажигания, мобиль оживает, наполняя салон рокотом мотора. — Пристегнись, прокатимся.

— Что?.. Не собираюсь я никуда… — хватаюсь за ручку дверцы, но открыть не успеваю, мобиль срывается с места, разворачивается и едет прочь от моего дома. — Немедленно остановись и дай мне выйти!

— Или что? — вопрошает инкуб невозмутимо. — Выпрыгнешь из мобиля на полном ходу? Вперед. Но на удачное приземление рассчитывать не советую: хоть ты сильнее, ловчее и скорость реакции у тебя получше обычной человеческой будет, но опыта и сноровки маловато, да к тому же ты рискуешь запутаться в собственной юбке.

Не могу не признать его правоту в отношении попытки выпрыгнуть из движущегося транспорта, однако не готова смириться с попыткой похищения.

— Останови мобиль, — я не говорю — рычу сквозь стиснутые зубы.

— Приедем — остановлю.

— Когда?

— Когда приедем.

Кажется, сейчас я зарычу по-настоящему.

— Немедленно, Клеон.

— Знаешь, о чем я думал еще недавно?

— Нет.

И знать не хочу. За темным окном проносятся лишь расплывчатые силуэты, в которых дома и деревья скорее угадываются, и мне остается следить за дорогой через лобовое стекло. Окно со стороны водителя обычно затемнено так, чтобы изнутри было видно происходящее снаружи, и на многих мобилях так называемый эффект задернутых штор включается и выключается с приборной панели.

— Я подумал, в бездну этих оголтелых влюбленных, в бездну многолетнюю дружбу, все равно она, похоже, ничего не значила для некоторых, в бездну правила и прочую унылую обязаловку, урву-ка я и себе кусочек пирога, — продолжает Клеон, словно не слыша моего ответа. Или попросту пропустив его мимо ушей. — Жрать-то хочется и секса тоже хочется, а когда с другими не получается, даже не тянет на них, то хочется особенно… а я, в конце концов, молодой здоровый инкуб, не какой-то там человеческий жрец, обет безбрачия давший. И я даже решил было, что это будет… интересно. Увлекательная игра с девственницей, к тому же оборотницей, обещающая свою толику удовольствия и не только физического. Хоть какое-то разнообразие в моем неопределенном скорбном существовании. Ты — вся такая страстная недотрога, тебе и хочется, и как бы нельзя… и мне, в общем-то, тоже, ибо не могу же я вот так запросто уложить тебя в койку… я имею в виду полноценный секс, а не эти наши с тобой перекусы… И что же я получил по факту? Ты помялась, поогрызалась неубедительно и отдалась.

— Разве ты не этого хотел? — напоминаю я. — Как ты тогда сказал? Не будем разводить лишнюю демагогию, мы можем быть полезны друг другу и еще что-то в этом же духе.

— Угу. Почти никакого сопротивления, никакого предающего тела, никакой страсти, пришла, села, ноги раздвинула, как на приеме у женского врача. Красота! А гримаса такая, будто трудовую повинность отрабатываешь.

Именно. Это повинность.

Трудовая.

— Во имя Лаэ! Хорошо, в следующий раз буду отчаянно сопротивляться, раз тебя больше возбуждают ролевые игры, а теперь отвези меня домой, пока Эван не хватился, — я на многое согласна, лишь бы вернуться вовремя.

— А если и хватится, то мне-то что?

— Тебе, конечно, ничего!