Егерь: Назад в СССР 3 (СИ) - Рудин Алекс - Страница 42

Непонятное раздражение буквально переполняло отца. Владимир Вениаминович внимательно наблюдал за ним.

— А что Серёжка? — спросил я.

— Да затеялся переводиться к вам в деревенскую школу! Не хочет нормально в городе учиться! Все нервы матери истрепал.

— Да у нас хорошая школа, батя! — ответил я, защищая брата. — И я за ним присмотрю. Буду его домой отвозить после уроков. Ничего.

— Ничего, — как будто передразнил меня отец. — Не сидится вам в городе. Один в глушь забрался, и второй туда же норовит. Как будто мы с матерью не знаем, для чего он это всё затеял. Из-за девчонки!

Я пожал плечами.

— Так это не тайна. А что плохого-то? Ну, дружит Серёжка с Таней. Вместе учиться будут, потом, глядишь, вместе в институт поступят.

— Про институт — это ещё бабка надвое сказала! Пусть сперва восемь классов закончит. А то он, видите ли, с Нового года переводится!

Я не выдержал.

— Батя, я же вижу, что-то случилось. Говори прямо, не тяни.

Отец угрюмо насупился, вытащил из кармана пачку папирос и положил её на стол.

— К тебе я, Вениаминыч, — внезапно сказал он Беглову. — Хочу бросить курить. Андрюха говорил, ты можешь помочь.

— Только ты, Андрюха, выйди! Мешать будешь.

Отец не попросил, а почти приказал. Ну, как же! Он — старший мужчина, такому просить зазорно.

Я пожал плечами и накинул фуфайку.

— Прогуляюсь по деревне.

Конечно, мне хотелось со стороны посмотреть, как Владимир Вениаминович будет гипнотизировать отца. Ну, а если это помешает процедуре? Да и спорить неохота, решил я.

В сенях я снял со стены поводки. Выгуляю собак, раз есть такая возможность. Охотничьим псам нужно бегать, разминать лапы, тренировать чутьё.

После домашнего тепла от морозного воздуха перехватило дыхание. Белые клубы пара вылетали изо рта при каждом выдохе. Зима взялась за дело всерьёз.

Собаки, увидев меня с поводками в руках, радостно забегали, заскулили. Вытянутые в струнку хвосты псов ходили ходуном.

— Сейчас, ребята, сейчас! — приговаривал я, отпирая вольер. — Сейчас пойдём гулять.

Я застегнул тугие пряжки ошейников на толстых мохнатых холках.

— Ну, погнали!

Псы вырвались из вольера, чуть не сбив меня с ног от радости. И потянули, потащили к калитке.

— Куда вы!

Чудом устояв на ногах, я потащил собак к берегу. А они егозили, натягивали поводки, совали любопытные чёрные носы под каждый заснеженный куст репейника, в каждую мышиную нору в снегу.

Мы прошли вдоль замёрзшей Песенки, миновали дом бабы Тани и вышли за околицу деревни. Здесь я расстегнул ошейники.

— Ну, гуляйте, черти!

«Черти» галопом унеслись в лес. Только взлетел взрытый лапами мягкий снег, да мелькнули в кустах молодой рябины пушистые хвосты.

И тут же раздался собачий лай!

Какого чёрта? Кого они облаивают здесь, возле самой деревни? Только не человека — на человека, встреченного в лесу, лайки никогда бы не подняли голос. Неужели кабаны подошли так близко к жилью? Но с чего бы? Земля ещё не промёрзла, копать в лесу съедобные корни — одно удовольствие! И снег пока не слишком глубок, хоть и нападало его изрядно за последние две недели. Но кабанам такой снег нипочём. Своими пятаками они его мигом до земли разроют и не заметят.

Да и подкормочная площадка на моём участке не пустует. Пару дней назад я отвёз туда несколько мешков подгнившей картошки из совхозного овощехранилища.

Собачий лай не прекращался ни на минуту, медленно смещаясь вглубь леса. Рычания и визга слышно не было. Значит, псы не схватились со зверем, а только облаивают его.

У меня мелькнула догадка.

Я быстро сменил в стволе патроны и побежал в сторону лая, стараясь ступать, как можно тише, и перебегать от дерева к дереву. Один раз задел высокий куст орешника. Дрогнувшие ветки швырнули мне за шиворот целый ком снега.

Брр!

Я поёжился, чувствуя, как текут по спине холодные струйки.

Лай быстро приблизился, стал отчётливее. Я перешёл на шаг, внимательно выглядывая собак в заснеженном лесу. Холодный воздух остужал разгорячённые лёгкие, и я стал дышать носом.

А вот и собаки! Серко уселся недалеко от высокой сосны и методично тявкал, задрав вверх заиндевевшую морду. Молодой Бойкий нетерпеливо бегал вокруг, изредка подтявкивая другу.

Ну-ка, кто там у нас?

Я вгляделся в густую сосновую крону. В длинных иглах ничего не было видно.

Вдруг ветка дрогнула, перед глазами мелькнуло длинное гибкое тельце, и пропало.

Собаки тут же, не прекращая лаять, перебежали под соседнюю сосну.

Вот теперь я её увидел. Крупная куница в бурой шубке распласталась вдоль ветки, опустив вниз светлую морду с округлыми ушами. Изредка куница раскрывала пасть, полную острых мелких зубов — видно, шипела на собак.

От меня до зверька было метров семьдесят. Далеко!

Я осторожно сдвинулся за дерево. Наметил впереди толстую берёзу и, прикрываясь её стволом, медленно пошёл по направлению к зверьку. Сердце отчаянно колотилось. Чтобы унять его, я старался дышать глубоко и размеренно.

Значит, правильно я перезарядился. Дробь пятёрка в одном стволе, тройка с самодельным контейнером — в другом.

Эх, если бы не две собаки! Вдвоём они слишком азартны, долго не удержат зверя, стронут его с места. И снова беги по лесу и подкрадывайся!

Но псы не подвели. Они не бросались на дерево в глупой попытке достать куницу, а просто облаивали её снизу. А может, зверёк попался умный и любопытный. Наверняка куница понимала, что собакам на дерево не взобраться.

Как бы там ни было, а когда я добрался до берёзы, куница по-прежнему сидела на сосновой ветке, глядя вниз, а псы с лаем бегали под сосной.

Хорошо, что внимание куницы полностью сосредоточено на собаках. Меня она не видит, а я уже в сорока метрах. Можно стрелять!

Я медленно поднял ружьё к плечу, чтобы не вспугнуть зверька резким движением. Прицелился и выстрелил.

Есть!

Куница медленно свалилась с ветки и полетела головой вниз, растопырив лапы и вытянув длинный, почти в тело, хвост.

Бойкий бросился к ней, норовя поймать на лету, но Серко оттолкнул молодого и сам лязгнул зубами.

— Фу! Я кому сказал — фу! Отдай!

Я быстро подбежал, ухватил куницу за хвост и потянул её из собачьей пасти. К моему удивлению, Серко без сопротивления выпустил добычу. Видно, Жмыхин приучал собак работать не только по крупному зверю, но и по пушнине.

Куница была хороша! Длиной почти с мою руку, тёмно-бурая с серебристым отливом и светлой мордой. Я полюбовался добычей, похвалил собак и отправился обратно в деревню. В этот раз решил взять чуть вправо и выйти полем — там собаки вряд ли кого-то встретят.

Отец с Владимиром Вениаминовичем по-прежнему сидели на кухне. Перед ними стояла начатая бутылка коньяка и сковорода с шипящей в подсолнечном масле жареной картошкой.

— Андрюха, ты никак с добычей? — удивился отец, увидев куницу.

— Хороша? — гордо спросил я.

— Не то слово!

Владимир Вениаминович даже с табурета вскочил.

— Можно?

Я протянул ему куницу, и Беглов огромной ладонью легко погладил бурый мех.

— Да, это не лисиц по полям стрелять! — с завистью сказал он.

— Повезло, — улыбнулся я. — Собаки прихватили у самой деревни. Ну, а как ваши успехи?

— Видишь — отмечаем! — хмыкнул отец. — Хоть я и не верил во все эти россказни, а бутылочку с собой прихватил, на всякий случай! А ведь и правда — не хочется курить! И главное — абсолютно не помню, что этот шаман со мной сделал!

Отец непочтительно ткнул пальцем в сторону Владимира Вениаминовича.

— Ничего особенного, — улыбнулся Беглов. — Простая манипуляция.

— Простая, как же — не поверил отец. — Представляешь, Андрюха! Он же меня прямо здесь загипнотизировал, за столом. Пока я не ожидал!

— Когда человек не ожидает гипноза — с ним легче всего работать, — сказал Беглов. — Да вы попробуйте закурить, не мучайтесь! Сразу перестанете сомневаться.