Маленькие женщины, или Детство четырех сестер - Олкотт Луиза Мэй - Страница 16

— Вы тут ни при чем, — сказал он, — он не любит, когда я играю.

— Почему это?

— Я объясню вам это в другой раз. Вас проводит домой слуга, так как сам я еще но выхожу.

— Зачем провожать? Я не важная дама, чтоб мне нельзя было ходить по улице без провожатых. Прощайте, Лори, выздоравливайте поскорее.

— Хорошо, но только вы опять приходите.

— Приду, если вы дадите мне слово, что и вы к нам придете, когда выздоровеете.

Когда Джо рассказала дома о своих похождениях, то всем членам семейства захотелось побывать в соседнем доме, и у каждого была на то своя причина: миссис Марч захотелось побеседовать с старым Лоренцом о своем отце; Мегги горела нетерпением побывать в оранжерее; Бетси мечтала о великолепном рояле, а Эмми влекло к картинам и статуям.

— Мама, как ты думаешь, почему мистер Лоренц не любит, когда Лори играет на фортепиано? — выпытывала Джо.

— Я не знаю наверное, но, думаю, потому что сын его, отец Лори, был женат на итальянке, которая была певицей. Гордый старик был очень недоволен этим браком. Мать Лори была добрая и прелестная женщина; но старик не любил ее и не виделся с сыном после того, как тот женился. Родители Лори умерли, когда он был еще малюткой, и дедушка взял его к себе. Немудрено, что Лори любит музыку; он наследовал любовь к ней от матери, да и к тому же он родился в Италии, отечестве музыки. Но его музыкальные способности напоминают старику женщину, которую он не любил, а потому он и хмурится, когда внучек его играет.

— Да это целый роман, — заметила Мегги.

— И глупый роман, — прибавила Джо. — Почему бы не предоставить мальчику быть артистом, если он расположен к этому? Зачем посылать его в ненавистную ему школу?

— Так вот отчего у него такие красивые глаза и такие изящные манеры! Ведь все итальянцы красавцы, — сказала Мегги, которая была немножко сентиментальна. — Я видела его на вечере у миссис Гардинер. Помнишь, Джо, как он был тогда мил с нами? Вот и теперь тоже, разве не мило он выразился насчет лекарства, которое послала ему мама?

— Да, это он намекал на бланманже, — сказала сметливая Джо.

— Глупенькая! На какое бланманжё? Он говорил о тебе!

— В самом деле? — вскричала Джо, широко раскрыв глаза. Подобной мысли ей даже и в голову не приходило.

— В жизнь мою не встречала я такой простушки! Она даже не понимает комплимента! — вскричала Мегги с видом девицы, сведущей по этой части.

— Я считаю комплименты величайшей глупостью и буду очень благодарна тебе, если ты перестанешь городить вздор. Лори славный мальчик, мы будем с ним друзьями, без всяких твоих сентиментальностей и прочей чепухи. Он скучает, у него нет мамы, пускай же он приходит к нам, чтоб ему было повеселее. Не правда ли, мама?

— Конечно; мы всегда будем рады твоему молодому другу, Джо, и я надеюсь, что вперед Мегги не забудет, что чем дольше дети остаются детьми, тем лучше.

Соседний дом сделался каким-то сказочным дворцом для наших девочек; каждой из них до смерти хотелось побывать в нем, и только суровый мистер Лоренц наводил на них страх. Но после того как он побывал у Марчей и перекинулся несколькими шутливыми словами с каждой из девочек, все они, кроме робкой Бетси, перестали бояться его.

Впрочем, было еще одно маленькое обстоятельство, которое, казалось, должно было мешать сближению: Марчи были бедны, а Лори был богат. Сначала они затруднялись принимать от него одолжение, за которое не могли отплатить тем же; но вскоре они убедились, что Лори сам считал себя в долгу у них и не знал чем выразить свою благодарность за материнское обращение с ним миссис Марч, за веселое общество и за все удовольствие, которое он находил в их неприхотливом доме. Поэтому они вскоре отбросили свою гордость и обменивались с Лоренцом маленькими услугами, не задаваясь вопросом, кто кому более обязан. Время проходило так весело, как никогда, и новая дружба росла с каждым днем. В семействе миссис Марн все полюбили Лори, который, с своей стороны, сообщил по секрету своему воспитателю, что Марчи — славные девочки.

Рано лишившись матери и не имея сестер, Лори невольно подчинился их женскому влиянию, и занятая жизнь их заставила его устыдиться своей праздности. Книги уже успели ему прискучить, его более интересовали живые люди. Воспитатель его, мистер Брук, принужден был давать не совсем благоприятный отчет об его занятиях, потому что Лори не сиделось на месте и он все бегал к Марчам. Но, к удивлению воспитателя, старый мистер Лоренц смотрел на это сквозь пальцы.

— Пускай отдохнет, потом он наверстает потерянное, — успокоивал он воспитателя. — Наша добрая соседка миссис Марч говорит, что Лори слишком много занимается, что ему нужно общество молодежи, игры, движение, и мне кажется, что она права. Пусть его побалуется; пускай сидит в этом маленьком женском монастыре, если ему это нравится. Ведь надо сознаться, что миссис Марч понимает в воспитании детей более, чем мы с вами, мистер Брук.

Весело шло время для нашей молодежи! Каких только игр не придумывали они! То устроивали живые картины, то катались на коньках, то отправлялись куда-нибудь в санях. Вечера они проводили в старой гостиной Марчей или всей семьей делали нашествие на большой соседний дом. Мегги могла во всякое время прогуливаться в оранжереях, и в букетах у нее уже не было недостатка; Джо с жадностью набросилась на библиотеку и подчас выводила из себя старого джентльмена своими спорами с ним; Эмми всласть любовалась картинами и копировала их. Лори был неподражаем в роли гостеприимного хозяина, что же касается Бетси, то хотя она и вздыхала по великолепному роялю, но не могла отважиться вступить в «благословенное жилище», как называла Мегги соседний дом. Правда, раз было Бетси решилась пойти туда вместе с Джо, но старый джентльмен, не зная, до какой степени она робка, так сурово посмотрел на нее из-под своих нависших бровей и так сердито крякнул, что у Бетси от испуга задрожали ноги и она опрометью убежала домой, где объявила матери, что никогда более не пойдет к соседям и отказывается от удовольствия слушать прелестную музыку.

Никакие убеждения, никакие соблазны не могли заставить ее превозмочь страх до тех пор, пока слух о нем не дошел какими-то неведомыми путями до виновника его, который вскоре поправил дело. Во время одного из своих визитов к Марчам мистер Лоренц искусно свел речь на музыку и рассказал столько любопытных анекдотов о великих певцах и певицах, которых он слышал или знавал, что Бетси, слушавшая его сначала из своего угла, начала потихоньку приближаться к нему с широко раскрытыми глазами и с пылавшими от волнения щеками и очутилась, наконец, за спинкой его стула.

Мистер Лоренц делал вид, что не замечает ее. Он заговорил об уроках Лори, об его учителях и вдруг, как будто ухватившись за мелькнувшую ему новую мысль, сказал, обращаясь к миссис Марч:

— Мой внук перестал заниматься музыкой, и я доволен этим; я не желаю, чтобы он слишком пристращался к ней. Но инструмент портится, когда на нем никто не играет, а потому не пожелает ли которая-нибудь из ваших дочерей упражняться на нем, хотя бы только для того, чтоб он не расстраивался.

Бетси сделала шаг вперед и крепко сжала руки, потому что первым движениям ее при словах мистера Лоренца было захлопать в ладоши. У нее захватило дух от радости при одной мысли, что она может играть на таком великолепном инструменте.

Старый джентльмен, не дожидаясь ответа миссис Марч, кивнул головой с особым свойственным ему видом и, улыбнувшись, продолжал:

— Если которая-нибудь из ваших девиц пожелает воспользоваться моим приглашением, то она может приходить во всякое время; ее никто не увидит. Я сижу целый день в моем кабинете, на другом конце дома; Лори редко бывает дома, а прислуга, убрав комнаты, не входит более в гостиную.

Сказав это, мистер Лоренц встал, собираясь уходить, и Бетси решилась, наконец, заговорить с ним, так как предложение его превосходило ее самые смелые мечты.