Ранний старт (СИ) - "Генрих" - Страница 40

Последнюю фразу выкрикиваю в лицо уже с яростью. Дальше вкрадчиво, по-змеиному:

— Ну, хочешь, мы тебя изобьём. Не интересно, но хоть что-то…

Мои аргументы действуют. Выстраиваемся в нужный порядок. Идём.

— Умеешь ты уговаривать, Витёк, — регочет Ерохин старший с гвардейцами.

Идём сначала мы трое, Сверчок сбоку и сзади, прячется за нами. Нечего врага заранее предупреждать, что мы идём по их души. Гвардия фланирует сзади в десяти метрах, наш стратегический резерв и прикрытие. Обидчики Сверчка на год-два старше нас, но тем лучше. Ровесники нам на пол-зуба.

Пересекаем по диагонали четырёхугольную площадку, образованную тремя пятиэтажками, две из них двойные, одна с аркой. Противник в составе трёх парнишек развязного вида на противоположной стороне, на лавочках у последнего подъезда. Мы усиленно делаем вид, что просто идём по своим делам.

— Гля, Фома, какие важные! — Издевательски комментирует один из них.

— И рожи протокольные! — Все глумливо с подвизгом смеются на немудрящую шуточку некоего Фомы.

Они тут что, бессмертными себя считают? На ходу глазами и шёпотом распределяю цели. Кстати, это неправильно, надо будет после развязать этот моментик.

Таким же ходом, не сбавляя и не тормозя, идём к двери подъезда. Беспечная шпана подпускает нас слишком близко. Атака! Мне тот самый Фома и достаётся. Пробиваю ему с левой солнечное сплетение, тут же прижимаю коленом в грудь и рукой под горло. Правый кулак отведён назад наизготовку. Враг деморализован и временно небоеспособен. Что там у друзей?

Димон по-крестьянски незатейливо осыпал противника градом жестоких ударов и теперь удерживает его в полулежачем положении на скамейке. Зина взяла своего в жестокий удушающий захват, вижу в его глазах щенячий ужас, панический приступ клаустрофобии. Крепки и жутки объятия валькирий.

— Чуть полегче, Зин. Удушишь. Мы их не убивать пришли. Пока что.

Оборачиваюсь к Сверчку.

— Миша, они тебя били?

Сверчок соглашается, они. Не успеваю начать вступительную речь, как нас прерывают. Из окна второго этажа высовывается щекастая и густоволосая бабёнка средних лет.

— Вы что тут делаете? Хулиганите? Прекратите немедленно!

— Миш, она за тебя заступалась? — Никто за него не заступался, на Мишином лице крупными буквами написано: «ты таки с дуба рухнул, потц?». Ну, тогда…

— Закрой, хлеборезку… — Это Зина. Я, как истинный джентльмен, в подобных случаях всегда уступаю ей дорогу. Мы все, включая гвардейцев, веселящихся неподалёку, навостряем ушки.

— …сучья ватрушка, еловую шишку тебе в жопу с проворотом!

Эффект бесспорен. «Сучья ватрушка» беззвучно открывает и закрывает рот. Гвардейцы с кардиналом Тимом валятся наземь от хохота. Пользуюсь моментом.

— Слушай меня внимательно, ушлёпок, — гипнотизирую врага взглядом, — отныне вы будете охранять Мишу (показываю глазами) в своём дворе. Если с ним что случится, не важно что и не важно кто, спрашивать, то есть, мудохать, будем вас. Ты всё понял?

Не сразу, а токмо волею кулака моего, соприкоснувшегося с его челюстью, принимает к сведению. Как только очухивается после нокдауна. Упорный паренёк. С характером.

Завершающий штрих за гвардией. Мы отходим, а гвардейцы вознаграждают шпану бонусными затрещинами и выслушивают уверения в полном понимании и почтении. Финал операции принуждения к миру.

Возвращаемся.

— Не, я ходить тут больше не буду, — заявляет Сверчок по дороге.

Аж останавливаюсь от такой подлянки.

— Чего?! Мы старались, а ты ходить не будешь?! Тогда мы сами тебя бить будем!

Миша вжимает голову в плечи, — вокруг него кольцо осуждающих взглядов, — испуганно бормочет:

— Ладно, ладно… могу и здесь…

Но я долго не мог успокоиться. Такой возможности повеселиться нас лишить хотел.

У Мишиного подъезда отряхиваем пострадавшего от пыльных следов на костюме. Заодно Ерохины дружески хлопают его по плечам и спине. Сверчок мужественно терпит.

— Уноси свою скрипочку, переодевайся и выходи гулять, — вырываю его из грубых рук Ерохиных, — в городки научим тебя играть.

Вовремя. Из окна четвёртого этажа высовывается женская голова.

— Мишенька, быстро домой!

— Сверчок, как твою маму зовут?

— Роза Марковна, — кто бы сомневался? По лицу видно, что именно так её и величают.

В конце прогулки зову домой носящегося наперегонки с Обормотом Кира, и вдруг меня осеняет. Понимаю только сейчас, что именно особенного заметил в поведении Эдички.

Сцена 6. Середина сентября, обычный день

Типичный день у нас выглядит так.

На уроке учусь писать и рисовать. На таком детском устройстве, где натянутая плёнка прилипает к основе от нажима концом стержня и формирует линии и рисунки. Их затем легко стереть планкой между слоями. И не надо портить массу бумагу, изводя запасы чернил и графитовых стержней. Катя тоже легко усвоила алфавит и принялась за чтение. Считать худо-бедно она тоже умеет, поэтому мы вырабатываем почерк. Ряды наших палочек в тетради всё ровнее и стройнее.

Лилия махнула на нас рукой. В хорошем смысле. Пришлось, конечно, объяснить.

— Лилечка Николаевна, — строю самую невинную рожицу пай-мальчика.

— Прекрати подлизываться! — Девушка корчит из себя строгую даму.

— Вас женщин, не поймёшь, — кручинюсь непритворно, — прикажете материть вас грубым голосом?

Лилия хихикает и разрешает лебезить. Обожаю эту девушку, не безнадёжная.

— Лилечка Николаевна, разве вас не учили в институте, что в маленьких детях клокочет вулкан энергии? — Сам, оказавшись в детском теле, чувствую сие очень остро.

Лилечка задумывается.

— Нам очень трудно сидеть тихо на уроке. Если вы украдёте у нас хотя бы две минуты перемены, то следующие полурока будете не учить нас, а успокаивать. Нам перемены хватает едва-едва.

Убедил. Теперь с лёгким ужасом, который со временем почти истаял, Лилечка наблюдает, что происходит после звонка с урока. Наши девочки безудержно хохочут, глядя, как буйная толпа одноклассников застревает в дверях. Все веселятся, кроме Зиночки. Чугуннолитая Зина с разгона, нет, не врезается в толпу, а пробивает насквозь. С воплями и криками пацаны валятся внавал за дверью. За ними рыбкой, и пока не встали, перекатываюсь я. Димон и Эдичка где-то внизу. Последним выходит величественный Рогов.

Тут же выстраиваем слона и понеслась. Монументальный Рогов стоит, к нему, наклонившись и ухватив за пояс один пацан, за ним второй и так далее. С лихим гиканьем моя команда один за другим падает на телотворный помост. Задача — обвалить соперников. Для этого надо собрать многоэтажную конструкцию в одном месте. Волюнтаристки отвожу себе роль финалиста. От последнего прыжка многое зависит.

Отгоняю идею оттолкнуться ногой от спины последнего. Сразу станет модным и никто не захочет вставать на это место. Поэтому отхожу подальше для разгона. И целиться для толчка руками (как при прыжке через козла) буду не на крайнего, а на того, кто с краю уже на втором этаже. Специально сказал предпоследнему, куда он должен лечь.

— Не надо запрыгивать на самый верх. Надо сначала сделать ступеньку…

— Давай, ты…

— Шлёп! — Сначала подзатыльник, за ним слова, — некогда спорить! Вперёд, мой славный воин!

За славным воином мой черёд. Разгон. Хлобысь! Я на вершине! Которая опасно накреняется, и помост не выдерживает. У кого-то внизу подгибаются ноги, и мы валимся на пол беспорядочной и вопящей толпой. Эдик тоже где-то внизу, потихоньку он синхронизируется с нами. Понял я, кого и что он напоминает. Вылитый Кир, бестолковый и постоянно мятущийся. Наверняка, педагоги это как-то называют. Задержка психического развития, педагогическая запущенность, как-то так. Иначе, почему он Кира, что на целых четыре года моложе, напоминает? Что характерно, ни разу не пожаловался родителям, что его де, обижают. Либо родителям начхать. Но думаю, дело проще, у него тупо всё из головы высвистывает, в том числе, обиды, страшной силы ветра бушуют в его голове. Кстати, раз мы победили, то снова прыгаем.