Моя фиктивная жена (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 33

Ясно, что он хотел бы перекрыть крышу собственного дома, но Анарен дал понять, что во всем будет действовать по закону — а с законом и ссыльными, которые его знают, лучше не связываться.

— Вот и доброе дело! — обрадовалась я. — Думаю, теперь старый Вильмо наконец-то обретет покой.

Анарен

Следующие три недели прошли в провинциальной тишине и спокойствии.

Днем я работал над артефактами и постепенно Хаттавертте превращался не в покинутый Богом уголок на краю географии, а в место, в котором можно жить в комфорте и удовольствии. Все дома теперь обогревались не хуже столичных, местный доктор решил, что может забыть о простудах и воспалениях легких, а кошки лениво зевали на крылечках — делать им было нечего, крысы ушли. По вечерам мы с Хельгой гуляли, изучая окрестности, по ночам занимались любовью, и кажется, впервые в жизни у меня все шло правильно.

Я будто бы окончательно нашел свое место — и, глядя на Хельгу, понимал, что она чувствует то же самое.

Возможно, это и было счастье. Тихое, спокойное, вдалеке от королей, секретных служб и покушений. Максим ничего не писал, хотя я ждал его письма, и иногда я начинал думать, что было бы неплохо остаться здесь навсегда. Ну а что ж? У меня достаточно средств, чтобы жить в Хаттавертте со всеми удобствами, и достаточно таланта, чтобы и остальным людям рядом со мной было хорошо.

На деньги старого Вильмо начали ремонт школы. Господин Яккинен заглянул ко мне, искренне поблагодарил и, вручив пирог с рыбой, который приготовили ребята, негромко заметил:

— Очень хорошо, что вы нашли способ справиться с Енко. Он никогда бы не отдал этот клад людям.

Я понимающе кивнул. Письмо с описанием найденного клада было отправлено в Министерство артефакторики, как и полагается, и я знал, что его там и используют, как полагается — в уборной. Сбережения старых скряг никого не интересовали.

Потом пошел снег — и я заметил, что Хельга сделалась угрюмой. Очередная книга о принцессе подошла к концу, и я предположил, что моей женой владеет тоска писателя, который не желает расставаться с полюбившимися персонажами. Она будто бы вслушивалась в какие-то голоса, которых я не слышал, и это не могло не тревожить? Вдруг это какая-то гномья болезнь? Но на все мои вопросы Хельга только отмахивалась и в конце концов сказала:

— Я обязательно расскажу. Но не теперь.

Я даже к доктору заглянул — уточнил, не была ли у него моя жена. Может, Хельга ждет ребенка? Почему бы нет — когда я думал, что у нас родятся дети, то эта мысль вызывала у меня двойственные чувства: почти невесомую радость и тревогу. Но к врачу Хельга не ходила.

Все выяснилось в тот день, когда на Хаттавертте обрушилась первая, по-настоящему зимняя метель. Я никогда не был на севере, о зимней непогоде читал только в книгах, и теперь был просто зачарован белой завесой, которая рухнула на поселок. Все исчезло — стоя у окна, я смотрел на плотную белизну, и, кажется, в мире больше ничего не осталось, кроме завывающего ветра, растрепанных снежинок и твердой морозной поступи. Соседние дома растворились в метели. Кейси, ежась и ругая зиму, готовила ужин, Исмо попросил меня разрешить ему переночевать — я позволил, не идти же куда-то в такую погоду!

А Хельга вышла из комнаты, сделала несколько шагов и упала.

Когда я увидел, как она рухнула на старый ковер, то во мне что-то оборвалось — кажется, я никогда и ни за кого так не волновался. Я бросился к ней, подхватил на руки — Хельгу наполняла мелкая простудная дрожь, глаза закатились под веки, и Исмо, который кинулся на помощь, засыпал меня вопросами:

— Что ж делать? Это какая-то гномья болезнь? За доктором бечь?

Уложив Хельгу на кровать, я схватил свою коробку с артефактами — выбрал анализирующую пластинку, дотронулся до ее лба, который покрылся крупными горошинками пота, и Хельга простонала сквозь зубы:

— Убери. Печет.

Чтобы гномка просила убрать золото? Да быть такого не может… Снег сделался еще гуще, и я почувствовал, как меня охватывает липкая беспомощность. Прибежала Кейси, плеснула Хельге в лицо пригоршню воды, словно пыталась успокоить — и это, вот удивительно, помогло! Хельга обмякла на кровати и едва слышно прошептала:

— Жила идет. Ползет с Северного океана, вышла с его дна.

— Какая жила? — спросил я. Сел рядом, сжал ее руку — Хельга вдруг сделалась совсем маленькой и хрупкой, словно фарфоровая кукла. Даже огонь ее волос будто бы потемнел. Кейси и Исмо вопросительно смотрели на меня, ожидая объяснений, но я понятия не имел, что происходит.

Если мы все-таки останемся в Хаттавертте, то нам нужен гномий врач для таких вот случаев.

— Жила лунного серебра, — ответила Хельга. На ее посеревшие щеки потихоньку возвращался румянец, она сжала мою руку и вздохнула: — Редкая штука. Некоторые гномы ее чувствуют.

Исмо натурально разинул рот.

— Лунное серебро? — переспросил он. — Ой, я читал про него! А это как же? Оно к Хаттавертте идет?

Хельга посмотрела на него так, словно обрадовалась, что ее наконец-то кто-то понял. Я читал о лунном серебре — металле удивительной легкости и ковкости и такой же удивительной редкости. В музеях можно было увидеть украшения и оружие из лунного серебра, но разработок давным-давно не велось.

— Идет, — кивнула Хельга и добавила, взглянув на меня: — Я привыкну к нему, все будет хорошо. Ох, это огромная жила!

— Если тут начнутся разработки, то Хаттавертте станет уже не поселком, а городом, — сказал я и спросил: — Как ты себя чувствуешь? Что болит?

Пальцы Хельги сжались на моих.

— Ничего, просто я вся какая-то вареная. Анарен, немедленно напиши моим родителям! Пусть приезжают. Без гномов тут никак.

Хельга

Конечно, в Хаттавертте слетелась целая толпа разного народу. На наше счастье первыми примчались гномы из Подгорья: узнав о том, что к Хаттавертте ползет лунное серебро, они похватали пожитки и рванули сюда. У гномов есть особая королевская привилегия на разработку недр, и моя семья не собиралась упускать свой случай. Увидев родителей, брата и сестер, которые вышли из вагона, укутавшись в шубы, я наконец-то успокоилась.

Там, где гномы, все будет в порядке. Иначе и быть не может.

Мартину сделалось дурно, и он едва не упал на перрон. Исмо, который не отходил от нас с Анареном, поддержал его — Мартин устоял, кивнул, благодаря за помощь, и важно сообщил:

— Да, жила знатная. Скоро пробьется аж до поверхности, можно собирать и не наклоняться.

Гномы, которые высыпали на перрон, вскинули руки к небу, издавая довольные возгласы. Поселяне смотрели на них с удивленным любопытством — на новое место мои соплеменники прибыли в лучших одеждах, в самых дорогих мехах, украсив косы и бороды золотом и клановыми драгоценными камнями. Даже пьяница Олав, который провел время в дороге, клянясь в вечной любви пивному бочонку, принарядился.

Енко, который потирал руки в предвкушении богатой добычи, пригласил гномов устраиваться на ночлег. Скоро в Хаттавертте застучат топоры — гномы начнут строить жилища, а пока их распределили по домам поселян. Мои родители, брат и сестры, разумеется, размещались в нашем доме — я невольно отметила, что неженатые парни Хаттавертте смотрят на гномок с нескрываемым интересом.

Неудивительно. Люди не обладают такими предрассудками, как эльфы, а хорошая жена — это то счастье, которое не следует упускать. Эльза и Марика важно поправляли косы и стреляли глазками, показывая, что они не против познакомиться с достойными кавалерами. Пусть глушь — и в глуши светит солнце и живут приличные люди.

— Хорошее место, — одобрил отец, когда мы прошли по чистым и сухим дорожкам Хаттавертте и поднялись по ступенькам в дом. — Холодно, конечно, ну да ничего, труд да денежки согреют. И железка протянута, тоже хорошо. По ней нам сюда все привезут, что только ни попросим.

Вечер ушел на то, чтобы всех разместить и накормить. Увидев Исмо, который, похоже, решил у нас навеки поселиться, Эльза и Марика решительно оттеснили Кейси от кухонного стола и печи: оценив запасы в шкафах, они взялись за дело сами.