Как я не хотела спасать мир (СИ) - Славачевская Юлия - Страница 45

— Что вы наделали?!! — попытался оправдаться Зигмунд, отпихиваясь ото всех, искренне желавших его успокоить. — Как мы теперь спасем мир?

— Если вам нужна жертва, — пожал могучими плечами Ромуальд, укладываясь на алтарь, с которого меня успели стащить, — то я согласен.

— Мы тоже, — встали с обоих сторон от него эльфы и тоже попытались улечься. Просто какое-то коллективное помешательство.

— Леви, — бросилась я к лешему, стоявшему в стороне и пристально смотревшему на магистра, — есть возможность остановить все это безобразие? Вы же мудрый!

— Не такой, как хотелось бы, — не отводил тяжелого взгляда от Зигмунда леший, — иначе бы понял, кого пригрел в своем лесу! — Он сплюнул: — Тьфу, пакость какая!

— Я не для себя! — надрывался магистр. — Я для всех! Если откроется портал и на нас нападут, то что вы все будете делать?

— Сражаться? — поднял мордочку Санчо. — А вдруг портал откроется, и никто не нападет? А вы уничтожите единственную в нашем мире химерину? Как нам всем тогда жить дальше?

— Никто из вас сейчас не думает своей головой! — блажил Зигмунд, чуть ли не выпрыгивая из своего балахона. — Вы все попали под ее колдовское обаяние! Химерина — великое зло, но и великое благо! Ее кровь и жизнь запечатают все порталы в нашем мире навечно! Вы же все передеретесь за обладание ей, а так она не достанется никому, но всем!

— Что-то я плохо понимаю, — призналась я, кутаясь в рубашки эльфов. — Чего он добивается?

— Давит на патриотизм, — перевел мне Гри. — Хочет, чтобы все сами, своими руками положили тебя на алтарь.

— Я не позволю, чтобы за меня и мой народ, — сел на алтаре Ромуальд, — отдала жизнь девушка. Пророчество о Снежной деве говорит, что она спасет наш мир, но не говорит — как. И я только сейчас понял, что она спасает нас от нас самих. Кто из настоящих мужчин способен спокойно смотреть, как хрупкая девушка истекает кровью, только потому что мы побоялись пролить свою? Если мне суждено погибнуть, защищая свою страну, то так тому и быть, но я не обагрю свои руки кровью Снежной девы и никому не дам этого сделать!

— В кои-то веки, — приподнял голову Тристан, — я согласен с человеком. Это позор для расы эльфов — прикрываться девушкой, даже если она химерина.

— Если кто-то успокоит этого чересчур активного демона, — пропыхтел Санчо, все еще прикрывая собой Кретьена, — то я тоже соглашусь и пожму всем руки.

— Вы идиоты! — сделал вывод Зигмунд, затихая.

В это время рядом с алтарями, как раз между двумя постаментами, появилось золотистое пятно, начавшее светиться концентрическими кругами от белого до темно-золотого.

— Портал! — выдохнули все слаженно, затаив дыхание и не в силах отвести взгляда.

— Пусть меня проклянут сейчас, — бросился ко мне магистр, занося свой кинжал для удара, — но прославят в веках!

Перед моими глазами все пронеслось, как в замедленной сьемке.

Рука с ножом, опускающаяся к моей груди… Прыжок Гри… Кинжал, рассекающий грудину кота… Яркая кровь на лезвии… Тело Гри, поднимавшееся в воздух и летящее к порталу… Громкий хлопок… И все исчезло.

— Гри-и-и-и-и! — закричала я от душевной муки, пронзившей все мое существо. — Гри-и-и-и! — И упала на колени.

— Зоя, — обняли меня множество рук, привлекая в тепло тел, но в моей душе поселилась зима. Лютая стужа, заморозившая все чувства и желания. Мне стало все равно что будет дальше. Мне стало безразлично, что будет со мной. Тяжело терять близких…

— Добились, чего хотели? — подняла я лицо, по которому струились слезы. — Вы лишили меня единственной семьи, которая у меня была….

— Мы все твоя семья, — тихо сказал Ромуальд, выпуская меня из объятий. — Мы давно стали твоей семьей…

— Нет, — покосилась я на него, — вы все чего-то от меня хотели. И никто из вас не был бескорыстен. Даже сейчас, в час моего горя, вы все еще хотите меня заполучить…

— Это не так, Зоя, — выступил вперед дракон. — В данную минуту ты убита своим горем и не можешь здраво мыслить, но в сердцах все присутствующих, кроме магов, конечно, ты заняла прочное место. Они будут тебя беречь и защищать…

— От кого? — горько усмехнулась я. — От себя самих? Какая цена этой защиты? Способности химерины? Я не хочу!!! Я больше ничего не хочу! Не хочу чувствовать и любить, потому что это приносит боль!

— Мало ты просветлился, — легла на плечо магистра тяжелая лапа лешего, — пойдем, я покажу тебе, как ты был неправ! — И он увел Зигмунда, на удивлении покорного и безропотного.

Волки сели, задрали морды и воем исполнили похоронную тризну по Гри. А чертово семейство ломало свои вилы в знак скорби.

— Пойдем, — навис надо мной Ланселот, — тебя ждут дела.

— Нет, — вытерла я ладошкой слезы, но встала. — Я пойду домой одна. Не хочу никого видеть. Мне никто не нужен! — обернулась драконом, не обращая внимания на брызнувших во все стороны утешителей. — Если я кого-то из вас увижу рядом со своей избушкой, то вы пожалеете! Держитесь от меня подальше! — и улетела.

Драконы тоже умеют плакать. И там, где на землю падает драконья слеза вырастает цветок дивной красоты, называемый «Скорбь дракона», способный исцелить от множества болезней и разбитых сердец. Пока я летела домой, наверное, облагодетельствовала этими цветами целый мир. Мир, который отобрал у меня Гри…

Когда я вошла в свою избушку, снова защемило сердце. Никогда уже Гри не запрыгнет на стол и не превратится в книгу. Не стукнет меня по затылку мягкой лапой за непонятливость. Не согреет долгими ночами, мурлыча свои кошачьи песенки. Больше вообще ничего не будет. А мне нужно научиться жить одной. Если никого не впускать в свое сердце, то и терять будет некого. Вот так.

Я переоделась в безразмерную кофту с юбкой, повязала платок и мазнула по лицу сажей. Не хочу быть химериной, что бы это не означало. Здесь живет баба-Яга, злобная и корыстная лесная ведьма.

Поужинав черствой лепешкой и скисшим молоком, я забралась под одеяло и тихо плакала, пока не уснула.

Утром, выйдя на крыльцо, осмотрела угрюмым взглядом пустующий палаточный городок и пошла заниматься своими насущными делами. Мне нужно подготовиться к зиме. И научиться жить одной. Если это повторять миллион раз, то в это можно поверить.

Если Гри что-то и вдолбил мне в голову, так это то, что зима не любит ленивых и готовиться к ней нужно с лета. Деньги, заработанные на оплевывании лысых, у меня были, но мне срочно требовалось отвлечение от мрачных мыслей.

Целый день я колола дрова, в перерывах перекусывая кашей. Отмывала избушку, проводила инвентаризацию и старалась не думать, не вспоминать. Так намахалась за день, что отрубилась без задних ног и снов не видела. Только какой-то дятел в лесу полуночничал, надо будет лесовику на него пожаловаться.

Утром привела себя в порядок, вышла на крыльцо, прихватив топор, и застыла: вся моя поленница была аккуратно сложена и не осталось ни одного чурбака. А сверху дров лежал скромный букетик полевых цветов.

— Ладно, — хмыкнула я и пошла полоть огород. Все сильно заросло за время моего отсутствия и раннего попустительства. За целый день я не успела обработать даже четверти. Зато была обеспечена работой до конца недели. С тем и уснула.

Утром вышла на крыльцо и обомлела. Мой огород стоял таким чистым и красивым, хоть показывай на выставке достижений сельского хозяйства. Высокие овощи тщательно подвязаны к тычкам в мой рост, плети вьющихся растений умело пикированы, густо насеянные грядки овощей грамотно прорежены.

И это далеко не все. Вокруг дома, возле посыпанных песком дорожек, в виде рабаток щедро натыкана цветочная рассада: маттиола, резеда, петунии, пионы и душистый табак. И куча других местных цветущих растений, высоких и низких, просто их названий я не знаю. Все щедро полито.

Даже то, что я вчера вырвала в сердцах или по незнанию, было посажено обратно и тоже полито. А на плетне висел венок, сплетенный из полевых цветов.

— Допустим, — сердито буркнула я и пошла ставить силки на зайцев. С этим было сложнее всего. Стрелять животных я не могла, да и нечем, а мяса очень хотелось. Надежда, что дичь ко мне сама прилетит, разделается и сварится — из области ненаучной фантастики.