Ивана, водяной конь и птица-огонь (СИ) - Смирнова Ирина "cobras" - Страница 6

– Все улажено, ваше величество! Мальчишку этого конюхом берем, будет при конюшне денно и нощно жить. И в любой миг, как пожелаете, этот кельпи будет выполнять вашу волю.

Малолетний правитель довольно засверкал глазищами на коня с вельможей, а меня одарил таким ревнивым взглядом, что я даже поежилась.

– Все условия ему создай! Чтобы ел, пил… и… он же водяной? – я-то, дура, сначала наивно решила, что речь обо мне, только после последней фразы поняла: это мне ценные указания выдают, как за моим собственным кельпи ухаживать. – На речку води… и… – тут царь внезапно осознал, что я тоже заботы требую, и повернулся к вельможе, – чтобы этому… платили как главному конюшенному! И… – маньяк коронованный опять на меня уставился: – Как ему удобней? Конем или человеком? – я с кельпи переглянулась, тот тряхнул гривой и обернулся парнем. Само собой, как я и подумала, специально для того, чтобы в разговор влезть:

– В конюшне точно жить не хочу! Сам стоя спи, ваше величество, а я с удобствами желаю, на кровати. И овес пусть твои кони едят, мне мясо с кровью надо, да побольше. И в любое время чтобы я мог к реке ускакать, отдохнуть там столько, сколько мне нужно.

Царь губы поджал, ненадолго задумался. Я уж решила, что сейчас пошлет нас куда подальше, но нет, коронованный баловень окаменевшему от нашей наглости вельможе рукой махнул:

– Позаботься! Комнаты поближе к моим тогда выдели… Но если я заранее скажу, что в такой-то день и час хочу тебя видеть, чтобы был! А то конюха твоего запорю, понял? – и сначала на кельпи, а потом на меня таким взглядом посмотрел, что я даже сомневаться не стала – запорет, маньяк капризный, и совесть его мучать не решится, бесполезно с такими связываться.

Избалованный у нас царь. Мало того, что с придурью, так ему эту придурь холят и лелеют, чтобы росла и цвела.

Вельможа вновь кланяться начал, я тоже решила, что не переломлюсь: царь же все-таки, тем более устроил нас с удобствами, прямо во дворце, как я понимаю.

Интересно, а гад этот, который моей семье всю жизнь испортил, где живет? Если тоже во дворце, так вообще хорошо. Мстить можно не в спешке, а продумав и время выгоднее выбрав. А пока поесть за царский счет, пожить в царских хоромах, за царем понаблюдать, поужасаться, кто у нас страной правит… Или его к управлению не пускают, только капризам потакают?

Комнаты нам выделили такие, что я на время и про месть позабыла, и про все остальное. Три смежных – гостевая и две спальных. Кровати такие, что впятером поместиться можно, втроем – точно. Стол в гостевой сразу заставили блюдами и кувшинами, так что наелись мы от души. И приказ вельможи про жар-птицу, за которой надо завтра утром отправиться, а к вечеру уже с птицей явиться, как-то прошел мимо моих ушей.

Только проснувшись с рассветом, я озадачилась и задумалась. Почему-то я надеялась, что мы домой вернемся, птичек как-то выманим и одну поймаем. Так себе план, но хоть какой…

Но за день туда-сюда – это ж чудо дивное, невозможное. Только, судя по лицу вельможи, если не выполню, свинью он мне знатную подложит и царю нашепчет. А с этим маньяком капризным управляться он уж всяко умеет ловчее, чем я.

Сбежать, отказавшись от мести? Опасно теперь, а вдруг царь озлится и в розыск объявит? Возможностей у царя много, денег куры не клюют, найдет ведь меня…

– Говорил же тебе, дурочке, чтобы перьями не размахивала! – «посочувствовал» мне кельпи, выйдя из своей спальни бодрый, словно мы вчера не за полночь улеглись, а, как всегда, с закатом. – Хорошо, что у тебя я есть, но плохо, что ты меня не слушаешься.

– Да было б кого! – фыркнула я и задумалась.

Мы уж больше седьмицы вместе, а имени своего жеребца я так и не знаю. Мое-то ему откуда-то известно, да и с отцом они так себя вели, будто уже не раз виделись. И про девок, которые об отце позаботятся, с такой уверенностью было сказано… И…

Ох, что-то не к добру в моей голове столько мыслей образовалось. Так-то все вперед думала, а тут назад решила оглянуться, и что-то все уж очень подозрительным мне показалось. Ловко меня как-то из дома выставили, прямо вот срочность бешеная с этой местью, с этой поездкой кельпи похвастаться…

Я-то под давлением с двух сторон совсем ничего не соображала, только вещи в сумку закидывала – и те, что мне в руки давали, и те, что сама зачем-то хотела взять.

– Слушай, а зовут-то тебя как?

Охламон психованный заржал как конь… Хотя почему «как»? Конь он и есть! Чертов…

– Конор меня зовут, – отсмеялся, назвался и головой в сторону двери мотнул: – Пошли взятку добывать. Все, что нам понадобится, еще вчера ночью принесли. Послушные тут все, прям приятно. Пожалуй, тут жить останусь – царь меня любит, балует… А ты только обзываешься все время!

И снова рассмеялся. Конор… Конь он!

У выхода стоял огромный мешок, наверное с тем, что нам пригодится для охоты. Кельпи его легко подхватил, перекинул через плечо и пошагал, насвистывая. А я, зевая, следом.

Меня немного мучала совесть – все же с пером ошиблась я, а как нам выкручиваться, придумал Конор.

Так странно было думать о парне не просто как о психованном жеребце, а как о ком-то… с именем. Как будто до этого между нами стояла какая-то стена, а теперь она растаяла и…

Словно почувствовав мой взгляд, кельпи обернулся и, оценив расстояние между нами, остановился, чтобы подождать. А потом негромко так произнес:

– Иваша, не отставай! У нас времени мало!

У меня от его слов внутри все обмерло, и я, наоборот, застыла, как пыльным мешком из-за угла стукнутая. Никогда до этого он меня по имени не называл!.. Может, пару раз за все время и не Ивашей, а Ивашкой. С легким снисходительным пренебрежением таким, ну и я в ответ – психом. А сейчас мне в его голосе нежность почудилась и… Глупости какие!

К тому же взгляд вон насмешливый, так что померещилось мне. Нежность… от нечисти…

Из дворца мы, проскакав через весь город, умчались в тот самый лес, через который проезжали сутки назад. Только забрались в самую темную глушь, елочка к елочке, сосенка к сосенке. Лишь птицы сверху да звери снизу глазами поблескивают. Но с кельпи связываться мало кто решится.

А Конор уверенно шагает, словно знает дорогу, ну и я за ним, тоже уверенно. Стараюсь, по крайней мере, потому что меня то колючей веткой по лицу стукнет, то нога за корешок зацепится. Главное, конь проклятый признаваться, куда идем, ни в какую не соглашался. Прет себе и прет…

Я только когда уже совсем озверевать стала, вспомнила, что эти чертовы твари как-то воду чуют и с животными переговариваться умеют.

И точно! Ближе к полудню я услышала шум потока, бурлящего и спешащего куда-то. Затем сосны и елки, словно занавес в ярмарочном балагане, расступились и появилась широкая голубая река. Я даже глаза зажмурила, так к темноте уже привыкнуть успела. А тут солнце в глаза, голубизна слепящая, красота!..

– Нравится? – Конор гордо задрал голову, тряхнул смоляной гривой, сверкнул на меня черными глазищами, всем своим видом показывая, что это окружающее великолепие его личная заслуга. И привел он меня сюда чуть ли не специально ради того, чтобы этим похвастаться.

– Очень…

Нет, ну а чего выделываться? Красиво же!.. Только я не ожидала, что мои слова кельпи воспримет как предложение отставить в сторону мешок, который он пер на себе всю дорогу, сделать ко мне несколько шагов, так, чтобы я спиной оказалась прижата к сосне, и наклониться… так, что я ощутила его дыхание, свежее, как зимнее утро. А еще идущий от него легкий запах речной тины...

Вот к запаху я долго привыкала, но теперь мне он даже нравился. И Конор нравился… и вкус его губ, и жар его тела, и взгляд, шалый какой-то. Хотя чего еще ждать от психа?

Странно, что это заразно! Потому что я сама обвила руками его шею, прижалась к нему и голову назад откинула, чтобы целоваться было удобнее. Спятила, не иначе!

Но когда его пальцы принялись наглаживать мою грудь, ко мне вернулся разум.