Любимая игрушка Зверя (СИ) - Ангелос Валерия - Страница 73

Катя собирается в школу. Умывается, чистит зубы.

Михаил готовит завтрак. Поразительная перемена. Оладушки выпекает. За плитой стоит и ловко кухонной утварью орудует. Ну просто шелковый стал.

Неужели он думает, я его прощу? За эти оладушки? За чашку заварного кофе?

Чистое безумие. Но не устраивать же скандал.

- Миш, ты подумал про график встреч? – спрашиваю ровно. – Про варианты с квартирой? Что лучше – размен или…

- Ирка, стоп, - призывает замолчать. – Ну не с утра же это все обсуждать.

- Сам сказал, - пожимаю плечами. – Утро вечера мудренее.

- Я другое имел ввиду, - говорит муж. – Ты отойдешь, успокоишься. Тогда и поговорим. Я никуда уезжать из этой квартиры не собираюсь.

- Понятно, - протягиваю. – Тогда уехать придется нам. Хотя тут удобнее, конечно, детям в школу ближе. Но ничего, у папы машина есть, первое время он их возить будет, а когда я права получу, то…

- Ты на курсы вождения пошла? – поражается так, будто сообщаю ему, что защитила диссертацию.

- Без машины трудно справиться, - пожимаю плечами. - Ты реально за руль решила есть? – идет в атаку. – Возить наших детей? Без опыта? Нет, я все понимаю, но баба на дороге это всегда катастрофа.

- Благодарю за оценку моих способностей, Миша. Но я не собираюсь садиться за руль с первого же дня, планирую набраться опыта и только потом решусь возить детей.

- Ты хочешь кол между нами вбить? – рявкает. – Чтоб Катька и Димка про меня забыли? Другого мужика сюда приведешь?

- Ну ты сам меня на это толкаешь, - усмехаюсь. – Другой мужик тебя бы уже выбросил отсюда, а я время и нервы на уговоры трачу.

- Детей не заберешь, - цедит сквозь зубы, фартук срывает, отходит от плиты в сторону.

- Я и не пытаюсь, - закусываю губу, сдерживаю истерику. – Можешь сколько угодно с детьми общаться, на спорт их возить, со школы забирать или отвозить туда. Выходные вместе с ними проводить. Просто я в эти моменты буду где-нибудь в другом месте. Хотя потом, когда действительно отойду от всего дерьма, которым ты меня облил, мы можем и совместно выходить, какие-то дни проводить как прежде.

- Ты рушишь нашу семью.

- Что? – закрываю глаза. – Миш, ты сам все разрушил. Но да, я не снимаю вины с самой себя. Я тоже не лучшим образом поступила. Только разве это важно? Мы разводимся. Так давай поступим как взрослые люди. Обсудим вопросы с проживанием, с квартирой. И с графиком разберемся.

- Какая же ты… тварь! – буквально выплевывает. – Холодная тварь!

- Как скажешь, Миш, - усмехаюсь. – Как скажешь.

- По-хорошему не захотела? Сделаю по плохому! – направляется в коридор, чемоданы туда перетаскивает, орет оттуда: – Я уйду! Хочешь войны? Будет тебе война! Ты свое получишь! Клянусь. Твою мать. Ты у меня сама прощение вымаливать будешь!

Молчу. Просто стараюсь не заплакать. Глотаю рыдания.

- А знаешь почему я к Тинке пошел? Знаешь? – возвращается, склоняется надо мной, взглядом испепеляет. – Она горячая. Очень. А ты… ты как вобла! Я даже не всегда понимал, живая ты или прямо подо мной сдохла. Да, мужику хочется нормальных баб трахать. Жарких. Страстных. Хочется, чтоб они текли. Чтоб не надо было их часами заводить для секса.

- Тише, - шепчу. – Катя дома.

- Старая песня, - фыркает. – Дети дома. Дети услышат. Давай тише. Да я задолбался от этого напряга. Задолбался, понимаешь? Я чуть импотентом с тобой не стал. Тебе же вообще трахаться не надо. Ты годами без секса можешь. Даже не знаю, что этот Зверь в тебе нашел. Видно, у него член не больше червя. И стояк хреновый. Кулаки здоровые, а по всему остальному не подфартило. Вот почему он чемпион. Недотрах.

Внутреннюю сторону щеки закусываю. До крови. Продолжаю уперто молчать.

- Ясно, - цедит супруг. – Я твоих слов не стою.

Выплевывает еще несколько грязных фраз мне на ухо. Тихо и на том спасибо. Хотя бы дочка не услышит.

А потом он все же убирается. Уходит, не дождавшись моих слез, не получив в ответ ни одного оскорбления.

Слышу, как хлопает дверь. Но облегчения не наступает. Истерика только усугубляется и растет. Зажимаю рот ладонью. Рыдаю беззвучно.

- Мама, - дочка осторожно гладит меня по плечу. – Ты из-за него? Из-за… этого? Не надо. Пусть уходит. Пусть никогда к нам не возвращается.

Судорожно киваю. Подавляю истерические порывы, стараюсь совладать со своим расшатанным состоянием. Я должна быть сильной. Должна. Просто обязана.

- Все нормально, Катя, - целую ее. – Не переживай, пожалуйста. Я сейчас успокоюсь. Я немного расклеилась, но это скоро пройдет.

- Ты еще не все знаешь, - тихо говорит дочь и отворачивается.

- Чего я не знаю? – обнимаю ее, продолжаю целовать в щеки, макушку. – Чего я не знаю, Катюша?

- Он не только с крестной, - выдыхает наконец.

- Что?

- Я видела, как они целовались на площадке. На нашей площадке, перед квартирой. Я тогда назад вернулась. На первом этажа посидела. Выждала, - тяжелый вздох, совсем недетский. – Но он же… он не только с ней. Понимаешь?

- Катя…

- В школе говорили об этом, - продолжает она. – Другие девочки. Пацаны боятся Димке плохое про отца сказать, а вот мне никто не боится. Им нравится такое обсуждать, если я рядом.

Дочь вдруг улыбается.

- Мама, он даже в окно вылезал. Как в роликах смешных. Ну знаешь, показывают. И вот в нашем доме он так вылезал, когда муж вернулся домой раньше. Ксюшина бабушка видела все это. Мама, он голый лез так. Понимаешь? Здесь. Где все… где все нас знают.

Я шокирована. Почва уходит из-под ног.

Разве можно быть настолько слепой?

- Я должна была раньше сказать, - говорит дочь. – Но ты так папу любишь, делаешь очень много, устаешь. Я боялась рассказывать. Честно. Очень сильно боялась.

Мое сердце разрывается от боли. Не за себя. За нее.

Почему именно Катя так страдала? Почему она все это видела? Проклятье, если где-то внутри меня и теплилась мысль о прощении супруга, то теперь возврата к прошлому никогда не произойдет. Я ему глотку хочу перегрызть. Я его на части порвать готова.

Ненавижу. Господи. Ненавижу сильнее, чем прежде любила.

- Я не хочу, чтобы он к нам приходил, - выдает Катя. – Не хочу, чтобы опять возвращался. Не хочу, чтобы вы мирились. Это плохо? Я плохая. Да?

- Все хорошо, - сползаю с табуретки, опускаюсь перед ней на колени, обнимаю дочь крепко-крепко, прижимаю к груди. – Теперь все будет хорошо. Обещаю.

+++

Я выхожу из дома. Рассеянная, в растрепанных чувствах. Пытаюсь переварить услышанное. Получается с огромным трудом. Очень стараюсь не прокручивать фразы, услышанные от дочери в голове раз за разом.

Иду вперед, не разбирая дороги. Пробую успокоиться, настроить себя на рабочий лад, на то, что сейчас главное пережить этот день. Страдать и копаться в эмоциях буду позже.

Некогда горевать, некогда размышлять.

Надо двигаться дальше. Развиваться. Силы копить для борьбы и вообще силы никогда лишними не бывают. Я должна стать абсолютно самостоятельной. Ни на кого не опираться, не оглядываться назад. Я должна… наталкиваюсь взглядом на огромную темную фигуру.

Господи. Боже мой.

Высокий. Громадный. Мрачный и нерушимый, точно скала. Он отбирает остатки моего самообладания. Зверь. Нет. Никита. Ник. Мужчина, который ощущается как уготованная свыше судьба.

- Трахалась с ним? – спрашивает хрипло, за горло хватает и к себе притягивает, чуть не вздергивает, опаляет яростью, гневом, одержимостью, темнотой. – Выкладывай. Быстро. Какого хрена твой муженек здесь ночевал?

Я улыбаюсь. Просто не могу не улыбаться, глядя в ядовитые зеленые глаза. И пусть он в бешенстве, пусть неистовствует и устрашает одним своим видом. Плевать. Теперь на все наплевать.

Мое сердце бьется чаще. Острее. Сильнее. Черт. Мое сердце бьется иначе, когда рядом он.

Дикий. Необузданный. Неукротимый.

Он мою кровь сворачивает.

Дьявольский приговор.