Любовь в условия не входит (СИ) - Смелик Эльвира Владимировна - Страница 36

По-прежнему держа телефон в руках, глянул на Полину, поинтересовался невозмутимо:

– Поедешь со мной? Будет не хуже, чем в прошлый раз.

Наверное, даже если бы ударил, не получилось бы настолько больно и обидно, не оглушило бы так, что с места не сойти, не шевельнуться, не вздохнуть.

А у Вани в глазах ни раскаяния, ни злости, вообще никаких чувств. Ни желания обидеть, ни желания отомстить, никаких тайных смыслов, он бы предложил то же самое любой, попавшейся на пути. Взгляд пьяно-безмятежный, да ещё – кривоватая улыбочка на губах.

– Шу-чу.

Он опять ткнул в экран мобильника, недовольно проговорил, прижав телефон к щеке:

– Март, ну ты где? – двинулся к выходу, сдёрнул с вешалки куртку. Его мотнуло от резкого движения, и он врезался в косяк, выругался и без перехода продолжил: – Я уже иду. Давай в темпе. – Вывалился в коридор, хлопнул дверью.

А Полина так и стояла посреди комнаты, словно приклеилась, приросла, словно её прибили ногами к полу.

– Может, догонишь? – неожиданно поинтересовалась Таня.

Полина уставилась на неё поражённо, и неизвестно, чего в её взгляде было больше: недоумения или возмущения.

– Догнать? С чего бы?

– Ну явно же он мириться приходил.

– Мириться? – с нарочитой простодушностью переспросила Полина. – Серьёзно? Теперь это называется «мириться»?

В горле образовался тугой комок, мешавший не только нормально говорить, но и дышать.

– Ну-у… – неуверенно протянула Таня. – Да. Просто Ваня в таком никогда не признается. Думаю, он рассчитывал, что ты первая об этом заговоришь. Точнее… – она опять замялась, потупила глаза, и вообще ужасно по-дурацки смотрелась с этими двумя чашками в руках, да ещё со свинками на одной, и несла полную чушь. Но Полина поняла, что она хотела сказать и почему остановилась.

– Точнее, извиняться начну, да? Я же больше всего виновата. А он для этого слишком гордый. А я…

Таня не дала договорить, закончила сама.

– А ты – умная.

– Ага, – легко согласилась Полина. – Поэтому гордость мне не полагается?

Соседка дёрнула плечами.

– Поль, ну ты будто парней не знаешь. Им же легче сдохнуть, чем признать, что не правы. Что виноваты. А Ваня… Я вообще не помню, чтобы он когда-нибудь так напивался. Да ещё откровенничал. И заметь, ведь не у себя дома, и не к Мартину попёрся, а сюда. – Она выжидательно смотрела на Полину, а та упрямо молчала, пялилась в сторону. Тогда Таня опять дёрнула плечами, произнесла: – Но дело твоё, конечно. Может, я и правда ошибаюсь. – И наконец-то слезла с кровати, поставила на стол эти нелепые кружки, зато подхватила с пола бутылку, пробормотала виновато: – Пойду к девчонкам, угощу. Не пропадать же.

Она протопала к двери, обогнув Полину, и её шаги тоже затихли вдали. Всё – тихо и пусто. Невыносимо пусто. А Полина, словно догоревшая спичка – обугленная, коряво изогнутая, готовая в любой момент рассыпаться в прах. Бесполезная. Пламя потухло, добравшись до конца, а нового уже не разжечь. Никогда. Ни-ког…

Она сорвалась с места, вылетела в дверь, проскочила коридор, свернула к лестнице, ухватилась за перила, потому что занесло от резкого поворота. Застыла на мгновение, сохраняя равновесие и уже хотела бежать дальше, но взгляд, словно нарочно, устремился в окно на площадке.

Тёмно-красная машина выезжала с асфальтового пятачка перед общежитием на дорогу.

Полина закусила губу. Не успела. Так, возможно, и хорошо, что не успела?

С чего вдруг она рванула? Совсем свихнулась? Прониклась Таниными речами? Но та ж и сама говорила, что может ошибаться. Да точно – ошибалась!

Какое там «мириться»? Ваня приезжал только для того, чтобы унизить её в очередной раз. Потому и не остался дома, потому и не завалился к Мартину, чтобы Полина точно увидела, как он сидит, прижимаясь к другой девушке, как ему весело и беззаботно, и насколько на неё наплевать. И не в каким-то там переносном, а в самом прямом смысле – рассмеяться в глаза, наговорить гадостей.

Да пусть валит к чёрту! Мусолит свои обиды, нянчит уязвлённое самолюбие. И она тоже не простит, никогда не простит. Даже если Преображенский, как Танин Харламов, всю ночь проторчит возле её комнаты. Нет, она не купится! Точно так же отпихнёт ногой, перешагнёт, пошлёт подальше.

Только ведь Ваня… он тоже – никогда… не станет так валяться под дверью.

38

Таня смылась из общаги с утра пораньше, сказав, что им перенесли занятия, а у препода только суббота оказалась свободной, и потом долго не возвращалась. Зато объявился Мартин. Полина как раз стояла возле раковины, споласкивала чашку, когда он завалился в блок, при виде её расцвёл улыбкой, воскликнул радостно:

– О, Полиш! – а дальше: – У тебя пожрать есть?

От Мартина несло перегаром, не слишком сильно, но чувствительно. Видимо, Танюхиной компании Ване вчера не хватило, и он продолжил с другом. А вот еды для него, похоже, пожалел.

Полина брезгливо поморщилась, но Мартин жалобно заглянул в глаза, а в животе у него заурчало. Настолько громко, что даже она услышала.

– Ладно, пойдём.

В комнате Мартин тут же уселся за стол, а Полина, подойдя к окну, приоткрыла внутреннюю створку, вытащила пакет, лежащий между рамами, а уже из него пластиковый контейнер.

– Макароны пойдут?

– Одни макароны? – губы Мартина разочарованно дрогнули.

– С кетчупом.

– И всё?

Полина без особой охоты выудила из пакета одну из двух оставшихся сосисок:

– Больше ничего нет.

– Ну, ладно, – Мартин благосклонно взмахнул рукой, как будто он одолжение Полине делал, а не она ему.

Ходит, побирается, а при этом ещё и выделывается.

Полина высыпала содержимое контейнера на сковородку, в ней сразу аппетитно зашкварчало, и Мартин переглотнул. Потом уселся за стол – приготовился. А Полина нарочно не торопилась, хотя макароны грозили пригореть и прилипнуть к сковородке. Покрытие на ней вроде бы и антипригарное, но, похоже, просто было когда-то, а к сегодняшнему дню уже испарилось.

Сгрузив еду в тарелку, Полина поставила её перед Мартином. Он вскинул голову и посмотрел вопросительно.

Вилка же ещё нужна. Точно. Полина выдвинула ящик тумбочки, выдала прибор гостю, но он по-прежнему пялился на неё с ожиданием, и Полина с непониманием уставилась в ответ.

– Чего ещё?

– А кетчуп! – с праведным негодованием воскликнул Мартин, и пришлось опять возвращаться к окну, выуживать окончательно опустевший пакет, доставать из него тощую упаковку с соусом.

Чтобы не чувствовать себя лишней в собственной комнате и не наблюдать с тоской за уничтожающим её сегодняшний съестной запас Мартином, Полина налила в чашку чай, достала из всё той же тумбочки пачку печенек, устроилась на соседнем стуле.

Как ни странно, Мартин ел очень даже воспитанно. Не торопился, не пытался заглотить за раз как можно больше, а аккуратно накалывал макаронины на вилку и поочерёдно отправлял в рот. И его рука при этом двигалась как-то по-особенному, можно сказать величественно и изящно. Даже впечатление создавалось, что вот в следующее мгновенье гость потребует салфетку, не бумажную, а непременно тканевую, свёрнутую в трубочку и заправленную в серебряное колечко, и нож.

Мартин молча расправился с половиной порции, с облегчением выдохнул, откинулся на спинку стула и, развернув лицо к Полине, произнёс:

– Знаешь, а ведь Ванёк реально поначалу думал, что ты особенная. Не такая, как все остальные.

Полина едва не поперхнулась чаем. Меньше всего она сейчас ожидала, что речь зайдёт именно об этом. Захотелось сразу ответить и «Не твоё дело», и «Даже знать не хочу», и «Не пошёл бы ты, Мартин, отсюда». Не собиралась она выслушивать ни нотации, ни трогательную историю Ванечкиных душевных страданий. Да и кто бы говорил.

Мартин, конечно, друг Преображенского, но сам-то… Неприкаянно мотается по общаге, вечно что-то выпрашивает, живёт за чужой счёт, спит с кем попало, и, похоже, не только безвозмездно, ещё и за мелкие подачки. И…