Гонзо-журналистика в СССР (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 33

— А готовит вам кто? — уточнил специалист.

— А я сам стар-раюсь! — с видимой долей гордости медленно проговорил он. — И уборку — тоже. А то — нормально всё было, нормально, а потом бах — и вот! Инвалид второй группы.

Человечище! Мне удалось перемолвиться с ним парой слов, и я решил — упомяну про него в статье обязательно. Звали его Владимир Владимирович тридцать лет, он работал на металлургическом заводе, последние десять — мастером. Вышел на пенсию, тяжело пережил смерть супруги — ударил инсульт. Но — не сдался. Взял свою жизнь под контроль! Он несколько раз извинялся, что говорит нечетко, но я уверил его: всё отлично. А что неторопливо — так это придает словам дополнительного веса! Он даже посмеялся со мной, на душе стало немного веселее...

А вот следующая квартира уже в другом доме, поразила контрастом. Очень приличную дверь, обитую красным дерматином с позолоченными шляпками гвоздей, долго не открывали. Спустя время, десятки "тук-туков" и несколько пронзительных трелей звонка, дверные петли скрипнули, и на лестничной площадке появилась некая заспанная нимфа. Такая, знаете, миниатюрная брюнетка в одной рубашке и шортиках, волосы в художественном беспорядке, личико симпатичное, пусть и слегка помятое — ну, хороша! Но вся ее прелесть была растоптана и уничтожена сшибающим с ног ароматом кошачьих ссаков, который вырвался из квартиры и рванул вверх и вниз по подъезду. Это было нечто невообразимое! Настоящая биологическая атака!

Заходить внутрь всё-таки пришлось. Шагал с опаской, зажимая нос, но это не помогало, потому как миазмы окрест царили просто чудовищные. В квартире бал правила полная антисанитария, вещи были скомканы в кучи и лежали по углам, на стенах — желтые жирные потеки. Да что здесь происходит вообще?

Вопросы у меня закончились, когда на кухне, на полу я увидел таз со свиной головой, которую в особенно жестокой форме объедали с десяток кошек, хватая свою добычу за уши и щёки, вцепляясь в пятачок... От грубой матерщины меня удержало только присутствие женщин. Я выбежал на лестничную площадку и попытался отдышаться, сдерживая тошноту, но — кошачий дух настиг меня и тут, и прийти в себя я смог только на лавочке у крыльца.

Вот ведь и не скажешь, если на улице встретишь! Вроде — нормальная, а что там в башке творится, у кошатницы этой? Выведи хозяев, заведи в обе эти квартиры постороннего человека и спроси — где живет инвалид второй группы после инсульта, а где — симпатичная молодая брюнетка? Ответы будут очевидными и однозначно — ошибочными.

— А вот вам статистика по нашему ЖЭКу, товарищ Белозор. Сколько квартир посещено, какие группы населения... — мадам Захожая походкой, достойной королевы, спустилась по ступенькам и протянула мне листок, исписанный от руки синими чернилами.

— Большое спасибо! — отдышавшись, я взял справку и махнул рукой: — Пойду материал в номер писать. Желаю вам на пути побольше Владимиров Владимировичей и поменьше симпатичных брюнеток!

Мужики из состава рейдовой группы заржали, женщины зашушукались, обсуждая бесхозяйственную кошатницу. Вот уж точно — "шо занадта, то не вельмі!"

Хотя кошек я люблю.

***

Обедать я побежал, конечно, в столовую ПДО. Не то, чтобы это было совсем по пути, но по тамошним изыскам мой желудок уже соскучился. Навалив три порции жирного плова со свининой в одну глубокую тарелку, принялся орудовать ложкой, запивая всё это богатство чаем и помогая себе куском пшеничного хлеба. Я чуть ли не похрюкивал от удовольствия.

Внезапно меня похлопали по плечу:

— Свободно?

Ненавижу, когда меня похлопывают по плечу, и тем более терпеть не могу, когда садятся напротив меня и смотрят, как я хрюкаю. Ну, то есть, если прием пищи проходит в обычном режиме — то Бога ради, смотрите. А если задача набить брюхо и побежать дальше — тогда увольте. Нет тут ничего обаятельного и привлекательного. Это всего лишь физиология, а не культура поведения за столом и высокий этикет.

— Что, Гера, навел шороху в Минске? — спросил Волков, присаживаясь на стул.

Я прожевал ложку плова, отложил столовый прибор и вытер губы салфеткой:

— Да уж пришлось. Сам не ожидал.

— А про обещание своё забыл?

— Какое обещание?

— Ну, экскурсию по Дубровице провести. Для серьезных людей. Уехал в отпуск, ничего не сказал... Да!

— Ну, так вернулся же! Вовремя!

— А если бы не вернулся? Если бы опоздал? Где бы я нового чичероне искал?

Слово-то какое — чичероне! Я его последний раз, наверное, в "Монте-Кристо" встречал.

— Что значит — не вернулся бы? Не такой я человек, чтобы...

— Не такой человек? А с Солдатовичем кто по чистой придури столкнулся? Да! Борони Бог тебя еще раз так ошибиться! Не знаешь — не лезь! Или с умными людьми посоветуйся!

Тут я вскипел. Василий Николаевич Волков, конечно, фигура легендарная, и жутью от него веяло капитально — но и я тоже не лыком шит!

— Послушайте, всё это прекрасно — но не рискни я в тот момент, и на моей совести были бы десятки трупов! Вы это понимаете? Я не мог поступить иначе! Да, из-за моей самонадеянности погиб человек — но не рвани я в Минск, погибли бы десятки! Что вы вообще знаете?! Думаете, мне охота была сидеть в подвале, чтобы меня лупил как сидорову козу этот ненормальный?

— Ладно, ладно... Знаю я достаточно, а о чем не знаю — о том догадываюсь. Я на тебя поставил, Гера. И другие люди — поставили. Да! Ты ведь хочешь поговорить накоротке с Петром Мироновичем, верно? Уверен — тебе есть что сказать ему. Так помогай мне помочь тебе, Белозор! По крайней мере позвонить-то ты мог, предупредить? Да! Мне звонила твоя северяночка, — он вдруг широко улыбнулся, — Ты того... Держи ее и не отпускай!

— Уж держу, — хмуро буркнул я и снова принялся за плов.

— Давай, заходи ко мне, как в редакции разберешься. Покажу тебе стол из мореного дуба, побеседуем про высоких гостей... Мы готовим солидную программу развития города на двадцать лет вперед. Хотим с Рикком тебе ее копию дать, мало ли — подкинешь что-то, глянешь свежим глазом. Потом уже в райкоме обсудим, там ведь теперь Рубан, а он...

— А он охотно вас послушает...

— Да! — усмехнулся Волков, — И про пивзавод подумай — ты туда тоже обещался.

— Да за кого вы меня прини...

Но Василий Николаевич вдруг перебил меня:

- ...Моих ушей коснулся он,

И их наполнил шум и звон:

И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полет,

И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье! — продекламировал он и погрозил пальцем. — Да!

— Ну, да — так да. Постараюсь быть полезным в меру сил, — покладисто сказал я.

Может быть, ему Привалов-старший что-то рассказал, а может быть, он и сам еще раньше сделал все выводы.

Это было странно — видеть в таком рациональном человеке такую склонность к мистицизму. Или наоборот? Может быть, на самом деле в нашем сумасшедшем мире мистицизм и является высшей ступенью рациональности?

— Вот! И будь. Полезным. А мы — в меру своих тоже, и со всем старанием. Ради общего дела.

Вот это вот "общее дело" меня и вовсе с толку сбило. Откуда мне было знать, что именно они замыслили, эти "красные директоры"? По косвенным признакам можно было судить, что сторонников у них немало. Например, в Минске точно есть некая группа, а значит — и по всей республике. А может быть, и за ее пределами... И еще я наверняка знал — Волков там играет не последнюю скрипку... То, что они за Машерова — это прекрасно, это хорошо. То, что они за экономические методы регулирования и отказ от тотально плановой системы, за хозрасчет и материальное стимулирование работников — тоже здорово — наверное. Но дальше... Я понятия не имел, чего от них ждать. Как там?

"Не надейтесь на князей, на сынов человеческих, в них же нет спасения..."