Фальшивая война (СИ) - "Dolores_Gaze" - Страница 155

- Это я, понимаешь? – сообщил Рон.

- Нет, – ответил Гарри, – не понимаю.

- Я тебе в комнате все объясню, а то меня от этого запаха воротит, – сказал Рон.

Они спустились по лесенке, которую Рон тут же вернул в потолок, и возвратились в комнату, к Гермионе, по-прежнему разбиравшей книги.

- Когда мы уйдем, упырь слезет вниз и поселится здесь, в моей комнате, – сказал Рон. – Думаю, он этого ждет не дождется, хотя точно сказать трудно, потому что он только и умеет, что стонать да слюни пускать. Но когда говоришь ему об этой комнате, он все время кивает. В общем, он будет мной, но только больным обсыпным лишаем. Здорово, а?

Гарри просто смотрел на Рона, ничего не понимая.

- Да здорово, здорово! – заверил его Рон, явно разочарованный тем, что Гарри не усвоил всего блеска его замысла. – Ты пойми, когда мы трое не вернемся в Хогвартс, все решат, что Гермиона и я с тобой, так? А это значит, что Пожиратели смерти, надеясь выяснить, где ты есть, тут же займутся нашими родными.

- Со мной проще, – отозвалась Гермиона. – Они могут подумать, что мы сбежали из Англии всей семьей. А даже если и нет – никого не найдут, пусть хоть обыщутся.

- А спрятать мою семью мы не можем, это вызовет подозрения, да и потом, у них же работа, – продолжал Рон. – Вот мы и распустим слух, что я не вернулся в школу потому, что серьезно заболел обсыпным лишаем. Если кто-нибудь сунется сюда с проверкой, мама с папой покажут им упыря, лежащего в моей постели. Обсыпной лишай – штука заразная, так что близко к нему никто подходить не станет. А что он говорить не умеет, тоже не беда – когда у человека грибы на языке растут, ему не до разговоров.

- А твои родители с этим планом согласны? – скептично осведомился Гарри.

- Папа согласен. Он помогал Фреду и Джорджу переделывать упыря. А мама… ну ты же маму знаешь. Пока мы не уйдем, она с нашим уходом не смирится.

В комнате наступила тишина, нарушавшаяся только негромкими ударами – это Гермиона продолжала разбрасывать книги по двум кучам. Рон сидел, наблюдая за ней, Гарри, не способный сказать ни слова, попеременно глядел то на неё, то на него. То, что он увидел и услышал, окончательно убедило его: друзья отправятся с ним, хорошо понимая, какой опасности подвергаются. Гарри хотел сказать им, как это для него важно, но не мог найти достаточно внушительных слов.

- Тогда нам нужно решить, куда мы отправимся в первую очередь, – неловко нарушил тишину Гарри. – Я думал начать с Годриковой впадины…

- Нет, – безапелляционно заявила Гермиона.

- Нет?.. – Гарри и Рон слегка опешили от её тона.

- Гарри, послушай, – Гермиона отложила в сторону книги и посмотрела на него, нервно теребя пальцы. – Дело в том, что я знаю, чей медальон вы нашли тогда с Дамблдором. Р.А.Б. – это Регулус Арктурус Блэк, инициалы младшего брата Сириуса.

- Ты уверена?.. – ошеломленно произнес Гарри.

- Сначала была не очень уверена, но потом кое-что вспомнила, – сказала Гермиона, делая со своими пальцами уже что-то совершенно невообразимое. – Когда прошлым летом мы расчищали особняк на Гриммо, в одном из шкафов в гостиной тогда нашли медальон, помнишь? Никто тогда не смог его открыть, а Сириус… Сириус велел его выбросить.

Гарри показалось, что из груди его прямиком в желудок рухнул кирпич. Он вспомнил: медальон передавался из рук в руки, и все пытались по очереди вскрыть его. А потом медальон бросили в мусорный мешок заодно с табакеркой, заполненной Бородавочным порошком, и музыкальной шкатулкой, вгонявшей всех в сон.

- Постойте, – сказал Гарри. – Кикимер тогда умыкнул кучу разных вещей. У него в чулане целый склад был. Нам нужно связаться с Сириусом, пусть он расспросит Кикимера!

Это был их единственный шанс, единственная оставшаяся у них слабенькая надежда, и Гарри собирался держаться за нее до последнего.

- Не получится, – вздохнула Гермиона. – Сириус выполняет особое задание, ты мог заметить, что на собраниях Ордена его нет. Никто не знает, где он находится и как с ним связаться.

- Но если он на задании, значит, кто-то должен знать! Надо спросить!.. – Рон вскочил на ноги, как будто собираясь бежать прямо сейчас.

- Насколько я знаю, – осторожно сказала Гермиона, – он, как это называется у магглов, “под прикрытием”. Прикидывается своим среди негодяев, – пояснила она для Рона, потому что Гарри все понял. – И на связь он выйдет сам. Но неизвестно, когда. И ждать мы не можем. Так что в первую очередь нам нужно отправиться на Гриммо и попробовать разговорить Кикимера как-то самим. В конце концов, Гарри, ты крестник Сириуса, может быть, тебе он что-нибудь и расскажет.

Это звучало как план. Друзья приободрились, но не успел Гарри и рта раскрыть, чтобы что-то сказать, как с громким треском дверь комнаты распахнулась. Рука Гермионы сама собой рванулась к волшебной палочке, Рон вылетел из кровати и чуть не врезался головой в потолок, а Гарри резко вскочил на ноги. Мгновением позже до них дошло, что это была всего лишь миссис Уизли с растрепанными волосами и искаженным гневом лицом.

- Сожалею, что помешала вашей уютной беседе, – подрагивающим голосом произнесла она. – Я не сомневаюсь, что все вы нуждаетесь в отдыхе… но в моей комнате свалены свадебные подарки, их необходимо разобрать, а мне помнится, будто вы обещали с этим помочь.

====== Глава 103. ======

На следующий день с утра в Нору прибыли Делакуры – родители Флер и её младшая сестра, а еще Чарли, который собирался быть у Билла шафером. В Норе, и без того не самом большом доме на свете, теперь было так тесно, что невозможно было ступить и шагу, чтобы на кого-нибудь не наткнуться.

Все эти недели, проведенные здесь, Гермионе было как-то не до посторонних размышлений. Но сейчас, когда до свадьбы оставалось два дня, её все чаще одолевали невеселые мысли. Вид порхающей в счастливом ожидании невесты, окруженной друзьями и родными, и невольно приходящие на ум сравнения с ее собственной свадьбой вызывали у неё смутное чувство потери. Не так представляла себе в детстве свое замужество маленькая Гермиона, совсем не так.

Не то чтобы она завидовала. Вся эта суета, букетики, салфеточки, огромные списки приглашенных, большинство из которых знать не знало невесту и весьма смутно помнило жениха, куча подарков и двадцать видов канапе – это было не по ней. Если бы они поженились с Драко “как положено”, это наверняка был бы пышный прием для всей знати магической Британии, достойный Малфоев, на котором сама Гермиона наверняка чувствовала бы себя в лучшем случае Золушкой, оказавшейся на балу по счастливой случайности, а в худшем – дворняжкой, которую приютили и обогрели. Ну уж нет, этого она бы точно не хотела.

Но все равно было что-то манящее в этой атмосфере всеобщего ожидания радостного события. Родные, друзья и просто знакомые – все эти люди наполняли воздух привкусом ожидаемого, грядущего счастья, готовые разделить его с новобрачными. Единственный же свидетель одного из важнейших событий в её судьбе был мертв, а больше рядом с ними в тот день не было никого – ни родителей, ни друзей. Отец не вел её под руку к алтарю, а шафер не похлопывал успокаивающе жениха по плечу. Подружки невесты не переминались с ноги на ногу в дурацких одинаковых платьях, а мама не смахивала украдкой со щеки слезы счастья. Сотни, тысячи раз Гермиона жалела о том, что не рассказала обо всем хотя бы Гарри – в отличие от Рона, он мог бы понять, принять их союз с Драко. Но треклятый Волдеморт лишил её и этого, бесцеремонно хозяйничая в голове её лучшего друга, как в своей собственной.

А еще было в готовящейся на пороге войны свадьбе своеобразное очарование публичности. Билл и Флер готовы были объявить о своей любви всему миру, несмотря ни на что: ни на войну, ни на смерти, ни на призраки разлуки и вероятной гибели. Это не было похоже на пир во время чумы, скорее, это был манифест, гимн любви, способной победить и преодолеть все.

Её же брак был тайной за семью замками, таким же неправильным, неуместным, невозможным, как и их любовь. Никто бы не понял его; никто бы не радовался. Это была та цена, которую Гермиона платила за подаренную ей возможность быть с человеком, о котором не смела и мечтать. И если обычно эта цена не смущала её, за каждую минуту рядом с Драко она была готова отдать и больше, то сейчас, когда весь мир раскололся на две части, относя их друг от друга все дальше, ей было мучительно, невыносимо больно наблюдать со стороны за тем, как это бывает. Как могло бы быть и у них, но уже никогда не будет.