Туманная река 2 (СИ) - Порошин Владислав Викторович - Страница 21

— Дикость, — тихо скрипел за моей спиной Артамоныч, но больше на рожон не лез.

Спустя час мы все же записали первый наш хит, «Синие гитары». На прослушивание магнитофонной аудиозаписи в аппаратной комнате столпилось человек пятнадцать. Корме моих музыкантов, на огонек, «случайно» заскочили техники из всего здания Всесоюзной студии грамзаписи, которое, наверное, работало и днем и ночью.

— Это хит! — важно заметил Геннадий.

— Да, это тебе, Артамоныч, не «Ландыши», — сказал кто-то из техников.

— Завтра «Гитары» будут звучать не то, что из всех проигрывателей, из всех утюгов, — добавил другой техник.

— Может быть, вернемся в студию, — остудил я бурные празднования, — у нас еще море музыкального материала.

— Время деньги, — поддакнул мне с важным видом Санька.

Запись нашего первого диска закончилась под утро. Конечно, ни в какие три часа мы не уложились. И самое обидное из двенадцати запланированных песен записали лишь десять. На первую сторону попали: «Синие гитары», «Летящая походка», «Снежная вьюга», «Звезды над Москвой» и «Дым над водой». Вторую сторону украсили композиции: «На тацпол выходи», «И этот миг», «Ищу тебя», «40 лет спустя» и «Смертный медальон». Дебютный диск так и назвали «Синие гитары» в честь нашей группы и первой песни. Из Англиканской церкви Святого Андрея мы вышли в шесть часов утра. И пока я всех развез на нашем микроавтобусе марки Opel Blitz, который мы назвали Икаром, москвичи уже дружными колонами направились строить развитой социализм. В восемь часов я закрыл на засов ворота в наш съемный загородный «особняк». Опель, не смотря на свои скромные размеры, с трудом поместился между сараем и избой.

— Молодой человек, — услышал я из-за ограды, когда закрывал двери автомобиля на ключ.

— Вы меня? — я вышел в калитку и увидел женщину на велосипеде с большой сумкой на боку.

Почтальонша Печкина, улыбнулся я мысленно.

— Если вы Богдан Крутов, то да, — улыбнулась она, — ему письмо.

— Я как раз, это он, — странно, что оно пришло не по месту прописки.

Я небрежно поставил галочку в ее тетради, и рассмотрел конверт. На нем лишь стоял штемпель какой-то канцелярии.

— Хорошего дня! — весело крикнула женщина и поехала на велосипеде дальше.

Я прямо на улице раскрыл конверт и увидел повестку в ГКБ. Потом вошел в дом и задумался, что ж они ко мне прицепились? Вадька, Санька и Толик помывшись, уже забрались под одеяло.

— Сегодня нужно объявить выходной, — сонно промычал Санька Земакович.

— Точно, — впервые с другом согласился Толик.

— Что за письмо? — заинтересовался Вадька.

— В лотерею сто тысяч выиграл, — соврал я.

— Правда! — вскочил Зёма и кинулся рассматривать казенную бумажку.

Свет из слабо зашторенных окон лишь местами попадал на нехитрую мебель нашей гостиной.

— Повестка, — прочитал первое слово Санька, которое было высвечено больше остальных, — а, чё? Сейчас по повестке за деньгами приглашают?

— Да, в пятое управление, в первый отдел КГБ приглашают всех, кто выиграл главный приз, — меня немного повеселил незадачливый и доверчивый друг, — уже не маленький сам должен понимать. Отпечатки пальцев, три фотографии, в фас и в левый, правый профиль. А то мало ли что у меня на уме, вдруг я на выигрыш доллары собираюсь покупать.

— Слушай, — высунулся из-под одеяла Вадька Бураков, — плюнь ты на эти сто тысяч! Чем дальше от КГБ, тем крепче спишь. А деньги мы и сами заработаем.

— Логично, — согласился с другом и Санька.

— Значит, сделаем так, — я встал с табурета и прошелся по комнате, — про деньги эти, сто тысяч, я пошутил. Не знаю, что там в КГБ от нас нужно, но с этого дня никаких левых заработков, иначе посадят и не посмотрят на нашу пролетарскую родословную.

— Блин! — вскрикнул Земакович, — у нас же десятка «косых» от сегодняшней записи осталась!

— Парни, ну, дайте человеку поспать! — подскочил на кровати Толик Маэстро.

— Да погоди ты, — рыкнул на него Вадька, — тут дело керосином пахнет.

Из нашей арендованной избушки, с десятью тысячами в руках, одевшись в старую школьно-солдатскую форму, я вышел спустя пятнадцать минут. Этот «левак», деньги, полученные без договора, я решил перевести на счет нашего бывшего детского дома. Подумать о том, какую тактику выбрать для дружеского приема в КГБ, у меня оставалось еще шесть часов. Сначала сберкасса, потом где-нибудь позавтракаю, потом где-нибудь на лавочке покимарю. Парням же я сказал, если будут спрашивать, то говорить, что все финансовые вопросы решал я. Странно, но пешая прогулка меня заметно успокоила, не то сейчас время, чтобы хватать всех без разбору, повторил я про себя. В той жизни мне доводилось общаться с работниками органов безопасности, когда я фотографировал для рекламных макетов всевозможные предприятия. И я пришел к выводу, что постоянная подозрительность приводит к фатальному кретинизму головного мозга. Только воспаленное воображение может раздувать невероятную секретность там, где ее в помине нет и быть не может.

К зданию на Лубянской площади я подошел к двум часам дня. Мощное архитектурное сооружение давило на психику. Как предупреждение, что тут могут запросто пустить кровь, с карнизов шестого этажа свисали длинные кроваво-красные флаги. Над главным входом висел гигантский портрет вождя мирового пролетариата Владимира Ульянова-Ленина, который смотрел куда-то в далекую даль. Ну и шея у вождя, подумал я, как у перекаченного стероидами культуриста. Этот факт меня почему-то рассмешил, и нервное напряжение внезапно улетучилось.

— Вызывали, товарищ начальник? — я вошел в заваленный папками небольшой кабинет на четыре рабочих места.

Кроме мелкого белобрысого кэгэбешника в комнате сидел еще один представитель этой силовой структуры. Высокий рост и жесткий металлический взгляд, выгодно отличали его от нелепого коротышки.

— Садись сюда, Крутов, — буркнул белобрысый, — это старший лейтенант Сидоров, он будет присутствовать при беседе. Моя фамилия лейтенант Андроников, Михаил Павлович.

Я присел на жесткий неудобный деревянный стул, специально, наверное, такой для посетителей поставили, чтобы знали свое место, поганцы.

— Знаешь, чем мы здесь занимаемся? — спросил меня, прищурившись, Андроников.

— Догадываюсь, — я обвел помещение рукой, — папки перебираете, а может, и макулатуру собираете, между прочим, полезное дело. Сто килограммов переработанной макулатуры спасает от вырубки одно дерево.

— Да ты что! — старший лейтенант Сидоров хлопнул кулаком по столу, — шутки сюда пришел шутить! Да тебе на воле может быть жить осталось считанные минуты!

От крика своего коллеги, Михаил Павлович, втянул голову в плечи, как будто нервная тирада предназначалась для него. Оберег от тьмы, который висел на моей груди, заметно нагрелся.

— Вас смущает тот факт, что я озабочен экологическими вопросами? — я удерживал на себе маску безразличия из последних сил, — вы, что предлагаете сегодня не заниматься сбором макулатуры? А завтра, что? Вы потребуете вырубить в Московской области все леса? А послезавтра из-за вашего головотяпства в СССР наступит экологическая катастрофа. Интересно, как отнесутся к вашим идеям члены правительства и сам Никита Сергеевич Хрущев?

— Молчать! — истошно завопил Сидоров.

Он вскочил со своего места и навис надо мной.

— Да я, таких как ты антисоветчиков давил и давить буду, — зашипел он мне прямо в ухо, — ты думаешь, песенки свои распеваешь и в них нет никакой пропаганды буржуазного образа жизни? Ошибаешься.

— Интересный у вас значок на лацкане пиджака, — решил я перевести стрелки разговора на нейтральную тему, тем более эта награда с мечом, на котором красовался серп и молот, тыкалась мне прямо в нос.

— Это мне в пятьдесят втором вручили, за раскрытие деятельности особо опасных идеологических преступников, — Сидоров, наконец-то отстранился от моего лица.

И я смог свободно вздохнуть не загаженным выхлопом табака воздухом.