Я хочу делать плохие вещи с тобой (СИ) - "Ksendagir" - Страница 74

Номер им достался на самом последнем этаже, а, учитывая, что всего здание насчитывало целых четыре, компактно устроившись между двумя массивными многоэтажками, Джексон, справедливо рассудил, что быстрее будет на лифте. Тем более, что его новый знакомый, успевший за непродолжительную прогулку на свежем воздухе немного прийти в себя, весьма многозначительно давал понять, что настроен серьезно, и выпускать ни Джексона, ни его многострадальный, напряженный член из рук не собирается. Особенно это показывали лихорадочно поблескивающие глаза, приоткрытые губы и частое дыхание, доносившее до Джексона горький аромат виски. Шин был сколь пьян, столь и возбужден. А отказывать себе в удовольствии, которое само шло в руки, Джексон не привык.

Целоваться они начали еще в лифте, а когда двери со звоном разъехались в сторону, Джексон, приличия ради все-таки оторвавшийся от оказавшихся невероятно вкусными губ, обнаружил, что они продолжают стоять на первом этаже под шокированно-укоризненным взглядом одинокого администратора.

«Завидует, наверное», — за вовремя закрывающейся дверью пронеслась ленивая мысль, когда непослушные пальцы нажимали кнопку с цифрой 4, а губы вновь нашли чужие, горячие, влажные и на удивление податливые. Шин времени даром не терял, и его ловкие пальцы быстро избавляли Джексона сначала от пиджака, а после от бесполезного галстука, но когда принялись за мелкие пуговицы на рубашке, недолгое путешествие вверх закончилось. Лифт остановился, выпуская их в пустующий, тихий коридор. Сколько бы постояльцев на этаже ни было в этот момент, Джексон почему-то был уверен, спокойная, мирная ночь им не грозит.

Возбуждение накатывало волнами, как во время прилива. Сначала мелкие и слабые, они вызывали дрожь по спине, и тянущую тяжесть в паху, а после, увеличиваясь с каждым мгновение, как магнитом тянули к чужому горячему телу. Вжимая Шина в стену прямо в коридоре, Джексон отстраненно думал, как тот мог продолжать контролировать ситуацию, если нажрался почти как скотина в том баре. Он ведь пил еще до его прихода, и пил давно, судя по скорбной физиономии подливавшего ему бармена, потом пил вместе с Джексоном, много и плотно, заливая в себя алкоголь, словно это была минералка. И несмотря на заметное опьянение, заглядывая в потемневшие, ставшие цвета крепкого кофе глаза, Джексон не мог не заметить, скачущие в них бесинки. Шин прекрасно понимал, что и с кем делает. И это вызывало внутри еще более сильное желание раздвинуть ему, наконец, ноги.

Что Джексон и сделал, вклиниваясь между узких бедер коленом, и мстительно укусил бледную кожу на шее. Как оказалось, вкусными у Шина были не только губы.

Удивительное дело, но растущее, становящееся почти болезненным возбуждение вытеснило из головы все посторонние мысли. Осталась лишь неприкрытая бесстыдная похоть, которая стерла и мучительные воспоминания, и глупые сожаления по прошлому. Впрочем, Джексон и так привык жить настоящим, не сильно размениваясь на сантименты, а его настоящее сейчас нахально терлось вставшим членом о его собственный, дергало за ворот рубашки, потому что взбунтовавшиеся пуговицы отказывались расстегиваться, и так сексуально облизывало искусанные губы, что Джексон завороженно уставился на острый, розовый язык, представив на мгновение, как тот скользит по его члену. Возбуждение было готово достигнуть пика.

А Шин, окончательно разуверившись в возможности обойтись без жертв, с силой дернул полы рубашки в стороны, и оторванные пуговицы со звоном посыпались на пол.

— Я случайно, — он хмыкнул это без тени сожаления, но Джексону к тому моменту было плевать и на испорченную рубашку, и на помятый костюм, и на последствия их сегодняшней ночи. Единственный, кто волновал его, был Шин и их общее безумное возбуждение.

— Купишь мне новую, — парировал, лизнув по скуле к уху, и прикусил теплую кожу за ним, с удовольствием замечая, как сильно вздрогнул в его руках Шин.

Они так и стояли возле стены, словно прикованные к ней, продолжали целоваться, кусая друг друга в нежелании уступать ведущую роль. Бедная рубашка кучкой лохмотьев свалилась к ногам, туда же отправился пиджак Шина, но когда Джексон принялся за его рубашку, то вдруг отстранился, рассматривая открывшуюся перед ним картину с нескрываемым восхищением.

Такой Шин, пьяный, возбужденный, с поблескивающими от желания глазами, закушенной губой и розовым румянцем на бледных щеках был воплощением порока. Его хотелось брать долго, жестко и со вкусом. Заставлять охрипнуть от стонов, заставлять умолять не останавливаться, утыкать лицом в подушку, полностью подчиняя себе. Но такого разве подчинишь? Он, скорее, руку сначала оторвет, а потом член. Джексон пустых иллюзий насчет Ямамото не питал, но, в конце концов, не он все это начал.

— Иди сюда, — продолжая избавлять не особо сопротивляющегося, но и не сильно помогающего Шина от одежды, он потянул его к кровати, куда опрокинул, нависая сверху. Шин своей откровенной, развратной улыбкой только провоцировал, намеренно раздвинув ноги и положив ладонь Джексона на свой пах. Тот с готовностью сжал сочащийся смазкой член, но торопиться никуда не собирался. Времени у них предостаточно.

— Спешишь куда-то? —Джексон наклонился ближе, провел кончиком носа по шее и зарылся в мягкие волосы, с шумом втягивая чужой дурманящий запах. Вместо ответа Шин многозначительно сжал пальцами его бедра и потянул, наконец, брюки вниз, избавляя их от последней мешающей части гардероба.

Джексон приподнялся, по-хозяйски раздвигая стройные ноги шире, и плотоядно облизнулся, с неприкрытой похотью рассматривая лежавшего под ним мужчину.

Красив, подлец, красив, самоуверен, прекрасно это знает и пользуется. Опасное сочетание дерзости, природного обаяния и притягательной распущенности. Все это пьянило похлеще виски, и Джексон отдавал себе отчет, что самозабвенно ведется на чужие чары, как и многие до него. И, наверняка, после него тоже. Но желание обладать Шином было слишком сильным, чтобы воспылать внезапной гордостью и уйти. Тем более это всего лишь секс.

Джексон шумно выдохнул, потягиваясь, а потом коснулся пальцами приоткрытых губ, стараясь не смотреть в хищно следящие за ним из-под пушистых подрагивающих ресниц глаза. Их взгляд завораживал, притягивал и лишал воли. И несмотря на то, что это Джексон собирался засунуть свой член в аппетитную задницу Шина, а не наоборот, он внутри знал, кто из них двоих по-настоящему ведет в этом безумном танце похоти и страсти. Впрочем, и на это было плевать, удовольствие то получат оба, а обиженное самолюбие быстро восстановится.

Шин медленно облизал каждый палец, а Джексон чуть не кончил, только смотря, как тот дразняще водит кончиком языка по фалангам и насмешливо улыбается. Он не выдержал, отдернул руку, и заткнул эти бесстыжие губы грубым поцелуем, не обращая внимания на то, как протестующе замычал Шин. Целовал Джексон с упоением, вжимал своим подрагивающим, напряженным телом в кровать, и так же дразняще, как это мгновение назад делал чужой язык, влажными пальцами обхватил твердый, горячий член и с нажимом провел по нему от основания до головки, размазывая густую смазку по нежной коже. Шин замычал громче и выгнулся, то ли пытаясь отстраниться, то ли требуя немедленного продолжения. Целуя дальше, но уже шею, Джексон то покусывал нежную кожу, то оставлял на ней бледные засосы, и только посмеивался, слушая, как на ухо ему льются сдавленные проклятия. Шин был нетерпелив и страстен, но дразнить его доставляло Джексону еще больше удовольствия, чем просто ласкать. Он продолжал удерживать его весом своего тела, не давая сильно дергаться, а в отместку получал болезненные царапины по всей спине.

В какой-то момент, когда показалось, что Шин больше не сможет и вот-вот кончит под умелыми, обжигающими пальцами, Джексон вдруг сжал его член у основания, вызывая полный недовольства стон, а после прильнул к извивающемуся, влажному телу ближе и обхватил широкой ладонью уже оба члена, резкими, быстрыми движениями доводя их до разряди.