Бурные страсти тихой Виктории (СИ) - Кондрашова Лариса - Страница 10

Как раз сегодня Санька пообещал Лизавете, что наконец переберется к ней насовсем. И возможно, это бы случилось, если бы не заявление Вики о том, что и она последует его примеру.

Александр Петровский целый день ходил под впечатлением нарисованной его же воображением картины: Виктория в объятиях другого мужчины! Получалось, что это ему далеко не безразлично. У него словно открылись глаза, и он наконец смог по-другому посмотреть на свой предполагаемый уход из семьи, которую совсем недавно считал счастливой.

А Лизавета ни о чем не подозревала. Накануне она отвезла дочку матери. Рассказала своей лучшей подруге, что выходит замуж, приготовила все к интимному ужину на двоих, но когда под вечер она заглянула к Александру в кабинет и выжидающе уставилась на него, тот отвел глаза в сторону и пробурчал:

— Сегодня, Лизок, я никак не могу. Отложим переезд. Так складываются обстоятельства. Непредвиденная задержка…

Трубы победы так громко звучали в ее ушах, что Лизавета слова Петровского не сразу услышала.

Уж не собирается ли он сорваться с ее крючка?

— Надолго? — с нажимом поинтересовалась она.

— Как получится, — ответил Санька неопределенно.

Он и в самом деле пытался ускользнуть! Тут Лизавету трудно было обмануть, потому что нюх у нее был отменный. А когда она хотела добиться своего, то этот нюх обострялся.

— Назад тебе дороги нет, — напомнила она. — Если твоя жена узнает…

Так пугала она его последнее время. Но при всем при том очень умной назвать ее было нельзя. Она даже не пыталась быть изобретательной и хотя бы не твердить Саньке одно и то же, от этого он только стал колебаться еще больше.

— Она уже знает, — с неудовольствием пробурчал он.

— Но без подробностей! — выкрикнула ему в лицо Лизавета.

Что она себе позволяет? Решила, будто Петровский такой лопух, что можно его запугать. Вика так себя никогда бы не вела. А если Лизавета выступает, еще будучи никем для него, то что станет устраивать в качестве жены?!

Словно пелена упала с его глаз. В последний месяц Санька жил… какой-то несвойственной ему жизнью. Мягкий шантаж Лизаветы — впрочем, как ни назови, а шантаж и есть шантаж! — совсем выбил его из колеи. От этого он стал терзать ни в чем не повинную Викторию. Даже вообразил, будто возненавидел ее. Но вот нажим со стороны любовницы усилился, а он вдруг стал освобождаться от своей зависимости.

Санька прислушался к себе: есть в нем ненависть к жене? Ее не было. Даже раздражения нет. Улетучилось без следа. А вот к Елизавете… Что это она на него так смотрит? Ах да, ждет его решения. Но какое может быть решение, когда он чуть было не совершил непоправимую глупость.

— Так я жду, — опять напомнила ему Лизавета.

Опять она не попала в струю. Сейчас бы ей притвориться слабенькой, пустить слезу, рассказать, как она его любит и как страдает без него. А вместо этого наглый наезд с угрозой в голосе.

Санька взял ее за руку подчеркнуто нежно:

— Какие у тебя тонкие, нежные пальчики…

Лицо молодой женщины расплылось от удовольствия.

— Если ты попробуешь, — таким же вкрадчивым тоном продолжал он, — хотя бы приблизиться к моей жене, не говоря о том, чтобы сообщать ей какие-то подробности, я переломаю тебе их все, один за другим.

Он взглянул ей в глаза, и от его взгляда Лизавета страшно испугалась: откуда в нем это?! Она невольно рванулась прочь, но Санька держал ее крепко.

— Ты поняла? Я спрашиваю, ты поняла?!

Лизавета ничего не понимала. Только что он был в ее руках. Она упивалась своей победой над этим рохлей. Над этим красавчиком, в котором нет никакой воли, нет стержня. Упивалась своей властью над ним. И думала, пусть рохля. Главное, не пьет, и директор говорит, что Петровский перспективный работник.

Она собиралась научить его, как жить, иметь деньги и пользоваться всеми благами. Смешно сказать, но он, наверное, единственный на базе, кто ничего не имеет с излишков и пересортицы. То есть упускает хорошие деньги. Никто ведь не станет считать за доход те несколько реек, которые выделил ему начальник склада, что называется, с барского плеча. Старшему-то менеджеру!

И вот он ускользнул. Лизавета ничего не понимала. Неужели она так в нем ошиблась? Главное, Александр совсем не выглядит силачом, скорее наоборот, такой худой, чуть ли не хрупкий. Но в тот момент показался ей здоровенным амбалом, который вот так возьмет ее за шею, сожмет… Она даже зажмурилась от страха.

А Санька до конца работы пребывал в состоянии удивления самим собой. В глубине души он вовсе не был ни крутым, ни жестоким человеком, но понимал, что с Лизаветой надо поступать именно так, иначе она от него не отстанет. При случае он решил пугнуть ее побольше. Например, когда с соревнований по кикбоксингу приедет его друг, Левка. Тот если сделает зверскую рожу, даже знакомые девчонки визжат с перепугу…

И какой теперь беззащитной, уязвимой на фоне Елизаветы представилась ему собственная жена. Подумать только, эта разлучница чуть было не лишила его любимой женщины, которая как раз сегодня… Сегодня она собиралась привести в дом чужого мужика!

Санька невольно сжал кулаки. Как ни странно, справившись с Лизаветой — объяснение с такой самоуверенной особой стоило драки с хорошим мужиком, — он почувствовал себя способным к бою за жену. Ведь до недавнего времени только она была для него единственной женщиной. В том смысле, что никто ему не был нужен. Он не чувствовал в себе никакого желания идти на сторону. Если бы не подлая Лизавета…

Что поделаешь, большинство мужчин склонны в своих ошибках винить кого угодно, только не самих себя!

Домой он мчался, что называется, на всех парах. Боялся опоздать. Идиот! Сначала заявил девочке, что он ее бросает, а теперь приходится спешить, чтобы кто-то чужой не наложил на нее лапу.

Витуся у него хорошенькая. Что ножки, что грудки, любой мужик не только начнет облизываться, если поймет, что она свободна, но и подкатываться станет. А какой-нибудь самый наглый… Санька даже зубы сжал покрепче, взбудораженный им же самим нарисованной картиной.

В общем, он примчался домой вовремя и успел вышвырнуть пьяного наглеца, который по-хозяйски дрых в гостиной. Конечно, в тот момент толку от него никакого не было, но ведь он когда-нибудь проснулся бы…

После доставки «тела» в нужное место такси удалось поймать довольно быстро, и Петровские вернулись домой даже не слишком поздно.

Санька отпер дверь. Он хотел спокойно поговорить с Викой, объяснить ей, что к чему, но увидел все еще накрытый стол, и неконтролируемая ярость заполнила все его существо.

— Ты хотя бы в курсе, что у твоего хахаля есть жена? — процедил он.

Там, у дома этого отставника, он не стал ждать, пока гражданская жена выскочит к своему ненаглядному кобелю и пьянице, а за руку утащил Вику прочь от этого подъезда и от машины Майора.

Нет, это Санька сказал уже после того, как увидел накрытый стол и засохшую пиццу. Он даже не сообразил сразу, что к ней так и не притронулись, но Вика ведь ее нарочно готовила. Для того, другого.

— Нет, я не знала, — с вызовом проговорила она. — Майор, ну, то есть этот человек говорит всем, что он разведен.

— А сам живет с другой женщиной, в ее квартире, и даже ворует шампанское, оставшееся от свадьбы ее дочери.

Вика растерянно посмотрела на мужа, но сказать ей было нечего.

— Ты поила его нашей водкой? — брезгливо продолжал вещать Санька, держа бутылку двумя пальцами за горлышко. Роль обличителя провинившейся жены ему явно нравилась.

Но тут как раз опомнилась Вика.

— Какая такая наша! — разозлилась она. — Сначала поделим вещи, а потом будешь считать, что здесь наше, а что твое.

— Чего вдруг нам делиться? — удивился он, хотя его удивление было несколько наигранным.

— Не могу же я отдать тебя другой женщине, можно сказать, голого и босого! Что она подумает? Нет, все, что мы с тобой нажили, разделим честно. Пополам.