Дикарка у варваров. Песнь Сумерек (СИ) - Тигиева Ирина - Страница 28

— Хорошо… — всхлипнула я. — После того, как отомщу за него.

— Кому? — вздохнул Фа Хи. — Кагану? Его империи? Всем халху?

— Бяслаг-нойону, — я шмурыгнула носом. — Напасть на монастырь было его решением и его приказом. Если каган его не накажет…

— Вероятно, темник — приближённый кагана, может, даже его родич — в любом случае, занимает высокое положение. И неважно, как поступит с ним каган, наказывать его — не твоя задача. Твоя задача — выжить.

Я вытерла рукавом глаза и дёрнула плечом.

— Посмотрим.

Фа Хи снова вздохнул, но сказать ничего не успел — к нашей камере подошли два варвара. В двери заскрипел ключ, на пол нам бросили охапку травы, поставили две миски с каким-то варевом, кувшин с водой и снова удалились.

— Похоже, каган не воспринял твою выходку, как оскорбление. Это хорошо, — проронил Фа Хи. — Поешь, умойся и отдохни.

Я подхватила с пола миски, одну подала ему, но он только качнул головой.

— Потому что это — пища врага? — догадалась я.

— Нет, — улыбнулся Фа Хи. — Потому что сейчас я не голоден, а пища может пригодиться позже. В темницах халху нет чётких часов для трапез.

— Тогда разделю и мою еду, чтобы хватило надольше, — я снова села с ним рядом.

— Не нужно. Разделим мою.

Благодарно посмотрев на учителя, я принялась за еду — похлёбка оказалась неплохой… или же я — слишком голодной. А поев и запив всё водой, я, помявшись, всё же задала вопрос, ответа на который на самом деле страшилась:

— Ты слышишь их мысли, шифу? Хотя бы кто-то… выжил?

— Нет, не слышу, — тихо проговорил он. — Но это не значит, что они мертвы. Наша святыня разрушена и осквернена. Связующего нас источника, из которого мы черпали силу, больше нет. Я могу мысленно говорить с тобой, потому что ты — рядом. Но голоса тех, кто остался возле руин, смолкли.

— Значит, и я больше не смогу поговорить с родителями? — ужаснулась я.

— Твоя связь с породившим тебя миром — иная, — возразил Фа Хи. — Она останется неизменной, даже если халху полностью разрушат нашу империю.

— Ненавижу их, — процедила я.

— Ненавидеть весь народ из-за одного кровожадного полководца — неразумно, — снова возразил Фа Хи. — А теперь — отдохни.

Повалившись на охапку трав, я послушно закрыла глаза и, чувстуя, как они снова наполняются слезами, мысленно пожелала:

— Спокойной ночи, гэгэ…

[1] Темник — командующий туменом, наиболее крупной единицей монгольского войска, равной десяти тысячам всадников.

[2] Нойоны — предводители древних монгольских родов, представители аристократической знати, особо приближённые к хану.

Насчёт еды Фа Хи переживал напрасно. Я проспала весь остаток дня и ночь, а наутро подскочила от скрипа ключа и лязга двери нашей распахнувшейся «клетки». Нам снова одели на руки цепи и поволокли… обратно в тронный зал. В этот раз он был пуст, если не считать нескольких стражников и развалившегося на троне кагана.

— Твоя святыня разрушена и возвращаться тебе некуда, монах, — без предисловий начал он. — Я хочу, чтобы ты остался здесь. Твои умения велики. Научи своим секретам моих военных министров, и он, — каган кивнул на меня, — будет жить.

По лицу моего учителя мелькнула усмешка.

— Научить секретам, чтобы ты использовал их против моего же народа? Для этого нужно больше, чем просто обещание жизни. Мой ученик должен получить полную неприкосновенность, достойное жильё, и я буду продолжать обучать его. Моё общение с ним не должно быть ограничено ни в коей степени.

Каган расхохотался.

— Теперь вижу, от кого этот юнец научился дерзости!

— У него она — врождённая, обучать ей не было необходимости, — спокойно возразил Фа Хи. — И снисхождение к его манерам — тоже условие моего согласия на рабство.

Я ошеломлённо смотрела на учителя. Обучать врагов исконному искусству его народа — и он идёт на это… ради меня? Каган махнул рукой, будто слова Фа Хи очень его развеселили.

— Не рабства, монах. Службы, которую многие почли бы за честь. Но у вас, даосов, другие понятия, я это принимаю. И рад, что ты ценишь жизнь этого юнца, и мне не придётся его убивать. Парень кажется способным и смелым, такие мне нужны. Его учителем будешь не только ты. Величайшие мастера, наставники моих сыновей и сыновей моих министров, будут и его наставниками. Он обучится верховой езде, охоте и стрельбе из лука, языкам и письму. Снимите с них цепи!

Когда повеление было исполнено, каган кивнул на меня:

— Искупайте его, переоденьте и отведите к остальным! А с тобой, монах, я хочу поговорить ещё.

Меня поволокли прочь, но я, пытаясь поймать взгляд Фа Хи, торопливо выпалила:

— Шифу! Спасибо!

— Не стоит, — прозвучал в голове его голос. — У меня есть свои причины, чтобы так поступить.

Стражники притащили меня в комнату с медной, похожей на круглый котёл ванной и там оставили. А сновавшие в комнате прислужницы налили воды, принесли чистую одежду и двинулись ко мне с явным намерением раздеть, но я вывернулась из устремившихся ко мне рук и, метнувшись к ванне, приказала:

— Не трогайте меня, я разденусь сам! Выйдите!

Прислужницы переглянулись и, видимо, решив не связываться со своенравным чужеземцем, повиновались. А я, стянув одежду, забралась в «чан». Какое же блаженство наконец оказаться в горячей воде… Но слишком долго нежиться в ванне опасно — прислужницы могут вернуться раньше, чем я оденусь. Погрузившись в воду с головой и прополоскав волосы, я выбралась из "чана", поспешно промокнула тело лоскутом ткани, очевидно, оставленным здесь в качестве полотенца, и начала натягивать свежую одежду на ещё влажное тело. Спешка оказалась не напрасной. Не усплела я собрать мокрые волосы в пучок, как на пороге появились… стражники и, грубо подхватив меня под руки, куда-то потащили. Я, как могла быстро, перебирала ногами, не решаясь спросить, куда меня так сосредоточенно волокут. Но вот очередной переход закончился, меня втолкнули в какую-то комнату и задвинули за спиной дверь. А я подняла глаза и остолбенела. На разложенных на полу подушках сидело не меньше двух десятков парней и девчонок. Перед каждым — низкий деревянный столик с широким листом бумаги, чернильницей и подставкой для кистей. Урок каллиграфии? Но учителя ещё нет. Я прочистила горло и вежливо проговорила по-китайски:

— Доброе утро! Меня зовут…

— Никого здесь не интересует твоё имя, сэму, — навстречу мне поднялся парень приблизительно моего возраста, но державшийся так, будто был лет на десять старше. Начисто выбритая голова, кроме пучка волос на макушке, одежда, украшенная богатой вышивкой, широкий пояс с золотыми заклёпками. Но я догадалась, кто передо мной, даже не из-за одежды и излишней заносчивости. Парень был как две капли воды похож на ханшу — вплоть до глаз желтоватого оттенка. И он полностью унаследовал её привлекательность — никогда ещё не видела такого красивого мальчика. Но, поймав на себе его враждебный взгляд, поняла: мы не поладим. Значит, нечего и пытаться, и я небрежно дёрнула плечами.

— Наверное, «сэму» — какое-то оскорбление? Уверен, оно бы меня задело, знай я что это. А ты — ханский сынок?

Лицо парня слегка дёрнулось, он гордо выпрямился и отчеканил:

— Я — принц Тургэн, наследник хана ханов Тендзина, потомок великого Дэлгэра…

— Ого! — перебила я. — И это всё ты один? А я — Марко, сын Никколо Поло и племянник Маттео Поло. Будем знакомы.

Одна из девочек у самой стены тихонько захихикала, прикрыв рот ладошкой, но принц только усмехнулся.

— «Сэму» означает «цветноглазый» — так мы называем чужеземцев вроде тебя, — и, обращаясь ко всем присутствующим, добавил:

— Мой отец слишком милостив, допустив это, — пренебрежительный кивок в мою сторону, — в наш круг. А я, как послушный сын, конечно, исполню его волю и позволю этому варвару дышать одним со мной воздухом…

— Варвару? — снова оборвала его я и даже подбоченилась. — Кого ты называешь варваром, косоглазый?