Цена бесчестья - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 44

• Предыдущая
• 44/48
• Следующая

– Угрожаешь? Решил, что можешь меня кинуть?

– Куда я тебя кину? – зло спросил Олег Степанович. – Мы с тобой, как братья-близнецы, из одной утробы вылезли. Только в последнее время у тебя много проколов, «компаньон».

– Ничего, – ответил Чиновник, – мы свое все равно возьмем. Завтра попытаемся договориться с нашим бывшим премьером. Я думаю, что все будет в порядке.

– Так лучше, – согласился Быстрянский, – нужно было с самого начала с ним договариваться, а не устраивать цирк с его помощниками.

– Мы хотели сделать дешевле, – пояснил Чиновник.

– Дешевле всегда плохо, – резонно заметил Олег Степанович.

– Поэтому я и позвонил. Нужно договариваться. Если обзор опубликуют, у нас будут неприятности. Большие неприятности. И у тебя, и у меня.

– Ты говорил, что все под контролем?

– Не все получилось. Поэтому тебе нужно нам помочь...

– Опять помочь? Сколько?

– Ты не понял. Речь идет о твоей компании. Если экс-премьер выступит с этим обзором, начнут общую проверку, как ты покупал свои акции. Кто тебе помогал. И тогда ты потеряешь все, что имеешь. Ты меня не хочешь понимать?

– Что я должен делать?

– Позвони Каплуновичу. Отдай ему два или три процента акций. Продай по номиналу. Пусть подавится. Но за этот кусок пусть отдаст нам свою родственницу.

– Три процента?! – закричал Быстрянский, чуть не задохнувшись от гнева. – Ты с ума сошел?

– Если понадобится, дашь четыре, – безжалостно продолжал Чиновник, – и еще мы выплатим отступные Феоктистову. Тому самому помощнику.

– Ты хочешь меня разорить? – упавшим голосом спросил Олег Степанович.

– Я хочу тебя спасти и себя тоже. Если сейчас начнем думать о копейках, потеряем все деньги...

– Какие копейки? Ты знаешь, сколько стоит один процент акций? По номиналу и реальная цена? И разницу знаешь?

– Сам сказал, что дешевле всегда хуже. Не стоит дергаться. Сделаешь все, как договорились. И учти, что это наш последний шанс. Нужно убрать последнего свидетеля и договориться с нужными людьми, чтобы забыли об этих материалах. Только так. У нас осталось два дня.

– Ты все провалил, а я должен теперь исправлять твои ошибки своими деньгами?

– Это ты все провалил, – возразил Чиновник, – откуда Репников и Логутина узнали подробности? Как они смогли составить доклад по твоей компании? Кто давал им факты, документы, цифры? Твои кретины, твои беспечные сотрудники! Один твой вице-президент засветился в Куршевиле, когда потратил за неделю полмиллиона долларов. Другой вице-президент полез спонсировать конкурс красоты, а потом забрал с собой сразу двух девочек на курорт в Майами. Продолжать? Это все ваши выкрутасы. Твои и твоих зажравшихся миллионеров. Решили, что вам все дозволено? Вот и получили. Думаешь, наш бывший премьер такой ангел? Конечно, нет. Но выставить нас всех дураками и показать, как вы получали свои миллионы, для него самый лучший козырь. Он на этом такие очки заработает! Борец с олигархами и чиновничьим беспределом. А я твое дерьмо должен подчищать. Чтобы никто не узнал, откуда у тебя и твоих вице-президентов такие деньги. Как вы залоговые аукционы выигрывали, как за сто тысяч долларов покупали миллионное оборудование. Продолжать?

– Хватит, – прервал его Быстрянский, – надоело. Голова болит. В общем, я все понял. Будем договариваться.

– Вот так лучше. И переведи еще триста тысяч на тот самый счет в Германию. У нас в Хаэне двое убитых и тяжело раненный. Я хотя бы их семьям деньги заплачу.

«Все возьмет себе, – подумал Олег Степанович, – хотя триста тысяч долларов не такие большие деньги».

– Обязательно переведу, – согласился он.

– До свидания. Вечером я еще раз перезвоню. – Чиновник положил трубку.

Быстрянский тяжело вздохнул. Будь они все прокляты! Он подумал, что три процента – это невозможно много. Сначала он предложит два. Или лучше полтора процента. В конце концов, и это огромные деньги. Которые ему предстоит потерять.

В Мадрид они вернулись в седьмом часу вечера. Дронго попросил водителя такси остановить машину недалеко от мэрии, где были расположены многочисленные рестораны, в которых любили бывать Хемингуэй и Пикассо. Вера приехала расстроенная. Телефонные разговоры с Борисом Каплуновичем и Павлом Феоктистовым окончательно выбили ее из колеи. В ресторане она сидела безучастная, позволив своему спутнику самому заказывать ужин. Дронго попросил принести бутылку вина, но она не притронулась к спиртному. И ела без особого аппетита. Он понимал ее состояние и старался отвлечь от печальных мыслей, рассказывая различные истории, приключавшиеся с ним в разные времена в Испании. Но в этот вечер все его усилия были напрасны.

Из ресторана они вышли через полтора часа. Вера по-прежнему была не в настроении. За столько дней, проведенных вместе, он ни разу не видел ее такой задумчивой и мрачной. Даже когда им серьезно угрожали в Хаэне.

– Если вы будете в таком настроении, я от вас сбегу, – в конце концов пошутил Дронго.

– Не сбежите, – ответила она горько, – вам платят, чтобы вы меня охраняли. И пока платят, вы будете рядом со мной.

В такой момент нужно обидеться, но он понимал ее состояние.

– Вы считаете, что я защищал вас только потому, что мне платит ваш родственник? – спросил Дронго.

– Я не хотела вас обидеть, – поняла Вера, – сказала то, что думаю. Наверное, немного бестактно.

– Ничего. Я привык. Вы сказали правду. Мне действительно платят гонорар, чтобы я вас нашел и привез живой в Москву. Только я обычно выбираю, чем именно заниматься и кого защищать. Даже если мне платят.

– Вы видите, как они все суетятся? – горько спросила Вера. – Каждый думает только о своем кармане. Обидно. Я полагала, что Павел относится ко мне совсем иначе. А сейчас понимаю, что всегда была для него лишь удобным помощником. И не более того.

– Почему они привлекли к работе именно вас?

– Я хорошо знала эти проблемы, могла просчитать финансовые возможности компании «Стил-М» на первоначальном этапе, когда они имели уставный капитал в полтора миллиона долларов. И потом, когда им продали на залоговых аукционах большую часть сталелитейных предприятий и довели капитализацию до трех миллиардов долларов.

– Такие темпы роста не снились ни одному миллионеру, – посчитал Дронго, – с полутора миллионов долларов до трех миллиардов. Рост в две тысячи процентов.

– И учтите, что первые полтора миллиона тоже были не самыми праведными, – улыбнулась Вера, – хотя мне все равно. Я отдала все свои данные Репникову, он все обобщал. По-моему, ему нравилось заниматься подобными проблемами. Теперь я думаю, что напрасно согласилась помогать Денису Викторовичу по просьбе Феоктистова. Это была моя большая ошибка.

– Ничего, – попытался успокоить ее Дронго, – скоро все закончится.

– Только не для меня, – упрямо сказала Вера, – я буду помнить об этом всю свою жизнь.

Он не стал комментировать ее слова.

– Можно, я задам вам личный вопрос? – вдруг остановилась она, глядя на него снизу вверх.

– Какой?

– Вы сознательно меня избегаете?

– В каком смысле?

– В физическом. Все эти дни и ночи вы ведете себя так, словно я прокаженная. Входите в ванную комнату, пятясь спиной, лежите рядом в постели, отодвигая ноги, приносите вторую кровать. Вам неприятно со мной оставаться?

Он не успел ничего ответить.

– Вы, наверное, помните об этом вибромассажере, – с отвращением сказала она, – и вам противно со мной общаться?

Он наклонился и осторожно поцеловал ее. Она улыбнулась.

– Вы даже целуетесь осторожно, словно опасаетесь, что я вам отвечу. Не бойтесь. Насчет замужества я шутила. Вы не в моем вкусе. Пожилой и лысеющий мужчина с отвратительным характером и глупыми шутками. Нет, господин Дронго. Мне нужен красавчик типа Александра Линдта, богатый, как Олег Быстрянский, влиятельный, как Павел Феоктистов, и умный, как... – Она усмехнулась: – Как Борис Каплунович.

• Предыдущая
• 44/48
• Следующая