Дон Педро (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 21

Про поединок писать нечего. Богатырь тувинский был силён и весом Ивана Яковлевича превосходил. Однако приёмов толком не знал, так голая сила. Брехт легко поймал его на бросок через бедро. Потянул, как и соперник, к земле, а когда тот рефлекторно стал выпрямляться, то чуть подвернулся и запустил батыра в красивый полёт.

К сожалению, не признали победителем. Поругали и снова заставили бороться по правилам. Нужно тупо тянуть соперника вниз, чтобы он коснулся коленом земли. Победил Куулар Даваа-Самбуу, нагрузил Брехту не зажившую до конца ногу, и тот, вскрикнув, упал на колено.

Но. С тех пор к урокам тактики и русского языка Иван Яковлевич добавил и два часа в день рукопашного боя. Самбо младшим командирам понравилось. Как дети плакали каждый раз, когда он говорил, что всё, на сегодня тренировка закончена. Весь день готовы были бороться. А тут русский проклятый сиди, учи. Нет в жизни справедливости.

Ещё одно занятие само нашло Ивана Яковлевича. Пришёл в русскую школу посмотреть, чему этих русских детей учат. А физики у них нет. Нет учителя. Пришлось ещё одну нагрузку на себя взвалить. Словом, жил товарищ постпред СССР в Кызыле почти счастливо. А в СССР громили троцкистов и прочих фашистов.

Событие двадцать восьмое

– Почему у козы такие грустные глаза?

– Потому что у неё муж козел.

– Папа, а почему на кусте чёрные ягоды маленькие, а под кустом крупные и другие на вкус?

– Это значит, под смородиной паслись козы.

Куй пригрозила отлучить Ивана Яковлевича от супружеских обязанностей. Валька сидела в углу на лавке и плакала. Почти вслух. Носом шмыгала. Даже неугомонный Ванька дулся. Разве что двое мелких спокойно ползали под столом, дохлых тараканов выискивая. А всё из-за чего? А всё из-за бытовой неустроенности. Брехт их понимал. Там в военном городке у них был пятикомнатный огромный дом с центральным отоплением, водопроводом и канализацией. Там были дорожки из бехатона, ровные ряды пушистых кедров вдоль тротуара, клуб с кинематографом. Более того Андрейка Пирогов даже на художественный фильм по Гамлету замахнулся, где Валентина играла пигалицу Джульеттку. Там было изобилие и разнообразие продуктов. Там друзья. Там, наконец, самая современная техника. Там личная почти машина и квадроцикл, там отличная баня с тремя парилками: русской парной, финской сауной и парной с ароматизаторами. Стоит на раскалённых камнях большущая сковорода, а в ней кориандр, допустим, и над ней небольшой деревянный бочонок с водой висит. Заходишь в парилку, нажимаешь на рычажок, и взведённая заранее пружина начинает раскручиваться, приводя сложную конструкцию в действие. Раз в минуту бочонок чуть наклоняется и немного воды проливается на сковороду. Пар, пропитанный свежестью кориандра, тебя всего обволакивает. Ноздри расширяются. А за ними и поры. Культур-мультур.

А тут??? А тут грязная улица Ленина, лужи на которой не высыхают никогда, ну, летом. До зимы ещё дожить надо. На всю … На весь … На всю … Тьфу. На всю столицу Тувинской Народной Республики – город Кызыл одно дерево, берёза. Да и то случайно выросло. Брехт спросил местных, а чего не посадят всякие яблони и груши. И тут его огорчил местный министр сельского хозяйства. Пробовали сажать, но и яблони и груши зимой вымерзают. Зимы тут особенные. Они малоснежные и суровые.

Брехт не поверил, юг же. Нашёл зажиточного единоличника и про климат расспросил. Единоличник показался Ивану Яковлевичу странным. На вопрос, а какие тут зимой минусы бывают. Тёзка, тоже Иван, почесал бороду и выдал.

– За тридцать девять каждый год температура опускается.

– Странная цифра…

– Чего ж тут странного, милой, это температура затвердевания ртути.

Точно. Брехт же металлург и такую ерунду знал. Уже было, совсем обрадовался новому знанию Иван Яковлевич, но тут его тёзка бородатый добил.

– Михайло Толоконников самогон семидесятиградусный гонит, так в прошлом феврале у него замёрзла четверть. Выходит, больше пятидесяти одного градуса была стужа. Однако.

Ну, в жизни много чудес повидал Брехт. Вот, даже сам попаданцем стал, но чтобы бородатый крестьянин в зипуне знал таблицу замерзания водно-спиртовых растворов. Перебор.

Спросил про плодовые деревья у «ерундита».

– Нет, Иван Яковлевич, ничего не выживает. Пробовали и яблони и груши и вишни. Бывает, обрадуешься, перезимовала яблонька, даже подросла, но год на второй али на третий всё одно вымерзает. Лето-то хорошее, а зимы лютые. Черёмуха токмо и растёт. Заходь в гости. К завтрему Варвара моя пирогов напекёт с черёмухой. Любишь ли?

Зашёл. Рассказал, как обустроил военный городок, спросил, поднимется ли народ на субботник хотя бы ту же черёмуху и кедры посадить вдоль улицы Ленина.

– Не, не поднимется. Обижен народ на власть. Жить мешают. Выселить из дома обещают. Церкву хотят закрыть. Свой-то буддистский храм в Белоцарске, ну, в Кызыле ентом закрыли. Теперь на наш зарятся.

Пришёл к послу СССР в Туве Иван Яковлевич и спросил про церкву.

– Религия – опиум для народу, – и пьяный упал со стула.

Малков Владимир Владимирович, Брехт его биографию в наркомате прочитал. Недоучка. Учился в Санкт-Петербургском политехническом институте, но не окончил. И при этом был ректором нескольких институтов в Иваново-Вознесенске, или теперь уже просто Иваново, который город невест. А перед отправкой сюда Полномочным представителем даже год был председателем городского исполнительного комитета Иваново-Вознесенской промышленной области. В той же бумаге была справочка, что любит поддать.

Брехт от этого коммуниста – организатора решил избавиться. Во-первых, что местные совершенно не пьющие буддисты о русских думают, а во-вторых, надо же жизнь налаживать, вон, вся семья бунтует. И Брехт даже согласен с ними. Поселили их в деревянном большом доме, но на две семьи. Как раз на второй половине и жил с женой сморщенной блёклой женщиной, похожей на ведьму, товарищ Малков. Банька была во дворе, но топилась по-чёрному. Сортир, вечно воняющий, и весь в щелях, и с гнилым полом тоже один на две семьи. И полный дом тараканов. Прямо кишит. В военном городке не было ни одного. И Брехт с этим боролся всеми силами, Любой, кто появлялся вновь с видом на жительство в Городок, сначала помешался в карантин. Все его вещи по два раза прожаривались, сам исследовался на все виды вшей и блох. Собак в городке не было. Кошек каждую неделю носили на проверку к ветеринару. Кроме того регулярно комиссия санэпиднадзора ходила по казармам и домам и проверяла состояние. И вот боролись – боролись, а тут раз в дыру и ужасающие условия.

Первым делом Брехт решил переехать. И ничего не вышло. В Политбюро землю выделили аж в пяти километрах от центра. Вообще Кызыл только назывался городом. Населения тысяч девять. Большая, а, вернее, длинна деревня в две, а где в три улицы вытянутая вдоль реки. На километры вытянутая. В каждом доме у русских полно живности. Петухи орут весь день. Коровы мычат. Лошади ржут. Вокруг домов большие приусадебные участки, куда «горожане», не стесняясь, вбухивают птичий, свиной и коровий навоз. В результате, с непривычки, пройти по улице Ленина, по которой ещё гоняют на пастбище скотину, в том числе и коз, просто невозможно. По колено в дерьме и грязи. А со всех сторон идёт такой густой запах зажиточности, что впору противогазом обзаводиться.

А ещё хлеба или муки днём с огнём не найдёшь. Вот домочадцы и дулись на полковника. Завёз в Таракань эту самую. И их тут тьма. Тьма-таракань.

Событие двадцать девятое