Клан на прицеле (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 25

— «Один снаружи, двое внутри и… чувствую еще нечто живое. Еле живое», — поделился сведениями скучающий демон. Мой двойник в Камикочи изображал спящего, от чего почти всё внимание Эйлакса переключилось сюда.

— «Отлично», — удовлетворенно резюмировал я, вскрывая первую попавшуюся комнату, забитую полусгнившим реквизитом, — «А теперь подождём».

У наемников, охраняющих двери в нужную мне комнату, есть приблизительно 20–22 метра форы и необходимость смотреть только в одну сторону, что автоматически сводит все доступные мне варианты действий к штурму. Нет, конечно, будь на моём месте кто-то хитрый и опытный, то он бы мог попробовать, к примеру, пройти не по коридору, а по широким вентиляционным шахтам, благодаря которым здесь, под землей, не разливалось болото из-за повышенной влажности. Заодно по этим шахтам, проложенным по всему зданию, неплохо передавался звук, от чего вспомогательные команды рабочих с реквизитом вполне могли отслеживать время, когда им нужно будет приниматься за работу. Беда только в том, что все эти проходы забраны частой толстой решеткой, тихо вскрыть которую невозможно.

А еще я знал, что охрана обязательно отойдет, когда в комнату проникнут Пьерро Альтини и его ассистентка. Конечно, информации о взаимоотношениях великого скрипача с его наёмными работниками мне найти было негде, но с другой стороны… этот итальянец был демонологом.

Единственным и уникальным в своем роде. Даже, можно сказать, дважды уникальным.

Отец Пьерро, Адольфо Альтини, ничем не отличался от большинства представителей немногочисленного рода призывателей демонов. Кроме одной мелочи — не сумев оправдать своё воинственное имя, мужчина погиб во время атаки на другого демонолога, будучи банально расстрелян автоматроном. Следом за ним отправилась и вся семья, так как питая воинственные намерения и желая захватить чужие знания, Адольфо смог уговорить всех своих родственников на контракты в пользу увеличения собственного могущества. Пожизненные. Всех, кроме наследника, которому и пришлось расплачиваться за неудачу отца.

Пьерро сделал это с удовольствием, отдав всё. Совсем всё. Поместья, счета, книги, дневники, он отдал удачливому владельцу автоматрона-убийцы все до последнего гроша. Более того, он пообещал, что не будет пытаться возродить династию, либо практиковать демонологию… кроме пары базовых приёмов. Как можно легко догадаться, Пьерро пошёл на такие жертвы, потому что ему давно было чхать на семью. Его страстью была музыка.

Так миру был явлен знаменитый скрипач, играющий музыку собственного сочинения. Альтини быстро набрал популярность, всегда выступая ведущей скрипкой в дуэте с девушкой, своей личной ученицей, играющей не хуже самого мэтра. Их всегда было двое, маэстро и его ученица. Последние едва ли не регулярно менялись, пропадая из поля зрения публики. История ухода всегда была одной и той же — девушка находила свою любовь и меняла сцену на мирную жизнь где-нибудь в местах, весьма отдаленных от цивилизации. Периодически великий скрипач пересылал письма с фотографиями, получаемые им от бывших учениц в какое-нибудь солидное издание, от чего как снимал с себя всякие подозрения, так и снискал любовь масс. «Несчастный влюбленный» писали о нём газеты, «Сколько еще выдержит его сердце?» спрашивали газетенки пожелтее, «Когда же наконец он найдет ту единственную?» интересовались дамские журналы.

Ну, это было неправдой. Свою единственную Пьерро нашёл довольно давно, а с тех пор просто менял ей тела. И концерты в столицах, вызывающие столь бешеные аншлаги, он давал именно тогда, когда приходило время сменить тело своему одержимому слуге-партнеру.

Это было не всё. После первого десятка лет существования демонолога-«бессребренника» Альтини поступили предложения, от которых он не мог отказаться. Он стал кем-то вроде посредника между семьями призывателей, фигурой, которой они доверяли. Через него демонологи заключали сделки, с ним обменивались некоторыми новостями, а в уплату делились некоторыми своими связями и возможностями. Именно поэтому и именно сейчас я вынес скрипачу приговор. О его смерти быстро узнают все, что придаст в разы больший вес словам и стараниям Януса Стразе.

Только вот убивать подобного типа придётся таким вот нетривиальным «обычным» методом, потому что мне нужно максимально быстрая реакция общественности. Появиться внезапно в закрытой комнате, где тот обделывает свои делишки, будет риском, что расследование застопорится. А так я оставлю вполне чёткий след.

Гром аплодисментов донесся до меня аж сюда. Овации были такими, как будто пара-тройка тысяч людей решила себе отбить ладони, чтобы не выходить завтра на работу, а лежать вместо этого, уставившись в потолок, и вспоминать услышанную ими магию звука. Шум хлопающих ладоней слышался даже тогда, когда мимо двери помещения, в котором я сидел, поглядывая в узкую щелку, не пронеслись быстрым шагом сам исполнитель и его партнерша. Пара резких отрывистых фраз мужским голосом, затем неясное бормотание, хлопок закрывающейся двери и лязг засова. Шаги нескольких человек.

Время.

Я не герой из комиксов и сказок. У меня нет сверхсовременного воздушного транспорта (надо бы купить), кучи приспособлений, помогающих в бою (длинный нож-бабочка не считается), пафосного плаща (оставил дома), ну и самое главное — принципов из разряда тех, что портят жизнь как самому владельцу, так и окружающим. Всё, что у меня сейчас есть так это сверхчеловеческая сила, демон, азартно подсказывающий насколько близко к двери вышагивает троица вооруженных людей, да принятый пару минут назад стимулятор, ускоряющий реакцию и координацию движений.

Вполне достаточно.

Выныриваю в резко открытую дверь, сразу оказываясь на середине коридора. Это очень важно, так как замыкающий троицы идёт на два метра позади двух других, а мне он нужен в первую очередь. Нож-бабочка летит, вырвавшись из моей руки, его лезвие через долю секунды по самую гарду погружается в горло первой выбранной цели. Стараюсь попасть так, чтобы гладиевое острие не только перебило дыхательные пути, но и повредило позвоночный нерв. Оценить повреждения времени нет, сразу переключаюсь на пару, к которой выскочил почти вплотную.

Здесь всё проще и сложнее. Правая рука, с которой кидал нож, привычно вцепляется в горло атлетичного мужчины, явно уже отметившего сорокалетие. Левая рука, сжавшись в кулак, без замаха наносит резкий удар в висок третьему из охраны. Всё, что успевают идущие первыми, так это сбиться с шага и слегка раскрыть глаза в удивлении.

Пойти не так могло буквально всё, кроме маневра с тем, кого я поймал за глотку. Вот у этого мужчины шансов не было никаких, слишком удобно и эффективно мне убивать так, моментально сжимая пальцы и превращая чужую шею в изуродованный кусок перекосившегося мяса. В первого я мог промахнуться или неаккуратно попасть, позволив ему закричать, а третий был самый рискованным вариантом, так как бить мне приходилось мало того, что левой рукой, так еще и костяшками, наотмашь.

Однако, сработало. Метнувшись к заваливающемуся типу, одетому в что-то наподобие бронежилета, я неумело схватил его за голову и нижнюю челюсть, чтобы максимально резко крутануть думательный аппарат хотя бы на 180 градусов. Как-то повезло дотянуть до 220-230-ти, а затем догадаться схватить за грудки уже точно безобидное тело, чтобы швырнуть его спиной вперед на третьего, крутящегося на месте, хрипящего и орошающего все вокруг кровью из плохо зажатой раны на горле. Сбив с ног паникера, я сделал три шага вперед, подбирая свой выпавший нож, чье острие и вогнал упавшему недобитку в глазницу. Всё.

Тихо получилось. Правда, коридор залит кровью, но по счастливой случайности, я знаю, где тут прячут швабры. Отдохнуть немного от лордства и побыть поломойкой — желание вполне понятное, учитывая обстоятельства. Да и свежие впечатления, до которых так охочи молодые и пресыщенные аристократы, тоже аргумент хороший, также, как и мысль, что мэтру сейчас требуется немного времени, чтобы как следует увлечься тем, что он делает. К мирно спящей бабушке потом у кое-кого возникнут вопросы, но тут уж ничего не поделаешь. Заодно, спохватившись, я тщательно отмыл нож и кисть правой руки, что оказалась почти целиком в крови первого из убитых. Нельзя недооценивать гигиену.