Целитель, или Любовь с первого вдоха (СИ) - Билык Диана - Страница 33

— Два часа прошло, вы спали все это время, а мы мультик смотрели, — Миша держится рядом и удивленно приподнимает брови, когда высокий, как шпиль, курьер вносит в номер большую коробку. За ним второй паренек, толстенький и коротконогий, тащит два объемных пакета.

Мы быстро проверяем наличие товара по чеку, особенно лекарства меня волнуют, размениваемся дежурными улыбками, я расписываюсь и закрываю дверь.

— Ну что… сыночек, — улыбаюсь пацану, намекая на его удачный обман, — пиццу какую любишь? С сыром или беконом? — подмигиваю, когда Мишка открыто сияет в ответ во все свои белоснежные зубки и спешит будить сестру. — Может, пусть спит? — окликаю его.

— Она голодная, — шепчет мальчик и тормошит Юлу. — Малая, нужно поесть. Пиццу будешь?

Девочка, услышав, что будет лакомство, бодро подскакивает на ноги, будто и не спала.

Разложив коробки на столе, достаю пластиковые стаканы и наливаю деткам газировки.

— Надеюсь, ваша мама не прибьет меня? — показываю на вредности, а дети, переглянувшись, хором выдают:

— Мы ей не скажем, — и нападают на первую коробку с пиццей, будто не ели пару дней подряд. А может, так и было.

Разметаем еду за какие-то минут пятнадцать, столько же малыши потом умываются и переодеваются в чистое. На восторги от покупок у них не хватает сил, я это чувствую и вижу по осовевшим взглядам. Малявку в ванной контролирует брат, помогает ей вымыть волосы, я все это время жду в гостиной и хожу из угла в угол, думая, что делать дальше.

Как себя с Ариной вести? Не желать ее, даже отрешаясь, как врач, у меня не получается, а она явно не подпустит к себе так просто. А потом? Что я буду делать потом? Так ли это для меня постоянно, не переключит ли внезапно на другую женщину? Моя особенность остается проблемой номер один. Вторая проблема — это ее гражданский муж. А третья — дети, на которых он может заявить права.

— Все, я готова, — выбегает ко мне, шлепая пушистыми тапочками, Юла. — Это все ты купил? — показывает на махровый халатик, что немного длинноват на нее, и надевает на голову капюшон с ушками. Щупает их и игриво вертит головой. Чудо, а не девчонка.

— Да, котенок, — подхватываю ее на руки. — Все для тебя купил. И еще куплю. Хочешь, завтра сходим в самый большой магазин, и я выберу тебе много-много нарядов?

Она сонно потирает глаза, жмется к груди, ласково, нежно, и устало шепчет:

— Ты только никогда-никогда больше не уходи…

Когда я отношу малышку на кровать, она уже сладко спит на моих руках. Я какое-то время смотрю на нее, поглаживаю кудрявые русые волосы, и одна мысль не дает мне покоя: какая тварь могла бросить такое сокровище? Нет, я его не подпущу к этой семье и на метр. Они будут жить теперь со мной, у меня. Я готов ждать, терпеть… да что угодно, только бы не дать их в обиду.

— Спит уже? — Миша появляется в комнате и показывает на сестру. Чистенький, голубые глазища довольно сверкают, влажные волосы немного падают на лоб. Он в спортивных и футболке. Еще совсем нескладный, худощавый, но в перспективе уже видны крепкие плечи и сильные руки, отсеченная линия подбородка и тонкие губы, словно мальчик привык сдерживать свои эмоции и чувства.

— Не дошла и до кровати.

— В хостеле было холодно и мама стонала сильно, Юляшка все время просыпалась и тревожилась.

— Теперь все хорошо, Миша, — показываю ему на вторую кровать. — Отдыхай.

Когда мальчик укладывается, я подхожу ближе и поправляю его одеяло, а он перехватывает мою руку и шепчет:

— Если бы ты был моим отцом по-настоящему.

— Спи, — судорожно сглотнув, все-таки выключаю свет, отступаю в коридор и, прижавшись лопатками к стене, долго смотрю в потолок и не могу выровнять дыхание.

Сколько у меня было отношений, секса, страсти, но ни разу не получилось семьи. Даже не залетал никто. Я был очень осторожен, наверное, врачебное срабатывало, понимал, что без защиты можно не только казявок наплодить, но и болячек нацеплять. Мне такого счастья не нужно было.

Но если бы в прошлом Веснушка, с ней единственной забывал обо всем и ничего не боялся, родила мне сына, я бы отдал за это все…

Заснуть даже не пытаюсь. Какое-то время колеблюсь, стоя в гостиной над пакетом с лекарствами, но все-таки выбираю нужное, быстро готовлю уколы и отправляюсь прямиком в спальню Арины.

По дороге шевелю губами и уже у кровати девушки осознаю, что молюсь. Молюсь, чтобы она спала, потому что… Да потому что нельзя быть на свете красивой… В голову лезет такая чушь и тьма, что мне охота спрятаться под кровать и притвориться тапочком.

В комнате холодным грифелем под ноги стелется свет из окна. Луна, крупная и огромная, заглядывает внутрь, будто одноглазое чудище. Я подкрадываюсь к Ласточке, будто хищник. На цыпочках, неслышно, едва дышу, но она все равно вздрагивает, когда протягиваю руку и касаюсь плеча.

Но не просыпается. Вздрагивает от боли — понимаю это, когда она пытается повернуться, но только стонет.

Ей больно, а у меня кровь закипает в одном месте и штаны натягиваются. Вот же…

Тихо. Вдох-выдох. Нужно сделать укол и уматывать, пока я не воспламенился.

Но одна мысль, что увижу ее попку, сводит с ума. Вот тебе и врачебная этика. Но разве можно осознавать себя лекарем, когда завяз в желании к этой женщине по самые помидо… яйца?

Закрыв штору и включив боковой ночник, разглядываю бледное лицо девушки. Что в ней такого? Вроде все, как у всех. Носик ровный, губы аккуратной формы, слегка обветренные сейчас, лоб невысокий, напряженный, с морщинками, не отпускает ее прострел, мучает. Глаза посажены правильно и ресницы крученые, густые, как щетки. Зачем ей косметика, если она сводит с ума и так? Без всякой химии. Волосы уже подсохли, завились, опутали шею и закрыли щеку темно-русой волной. Сделали Ласточку такой небрежно-симпатичной, даже немного юной, что я надолго зависаю.

И только пульс шумит в ушах, выбивая хаотический ритм моей страсти. Накопленной. Горячей и дикой.

Наклоняюсь, чтобы вдохнуть тонкий женский запах, углубить свою беду с жаждой до уровня максимальной отметки. Тянусь рукой, чтобы коснуться ее виска, провести пальцами по гладкой фарфоровой коже и запутаться волосах, но тут же одернуться. Отступить.

Я обещал.

Осторожно поворачиваю Арину набок, подтягиваю край футболки, я брал парочку запасных в дорогу — пригодились, оголяя стройную ножку, и очень быстро делаю укол. Девушка лишь раз пытается отмахнуться, с возмущенным стоном, но я успеваю придержать ее ладошки и, успокаивая мягким шепотом, укрываю. Она тут же затихает и прекращает драться. Откладываю шприц на тумбочку и выключаю свет.

Арина не шевелится. На миг мне чудится, что не дышит.

От этого в сердце будто ледяная сосулька застывает.

Приходится наклониться. Посапывает, подложив ладошку под щеку, и не ерзает больше — провалилась в глубокий сон. Но я все равно слушаю, держусь над ней, чтобы убедиться, что ее не беспокоит что-то еще. Хрипы, например. В хостеле такая холодина была, всякое могло быть, даже воспаление, а в дороге я не успел проверить. Вот дурак, нужно было до ванны девушку осмотреть, но согреть и вымыть было первой мыслью, когда увидел Арину на грязной и совсем не стерильной постели.

Ласточка, со стоном выгнувшись, вдруг обнимает меня, как родного. Крепко сжимает затылок, тянет на себя.

— Люблю тебя, милый, — шепчет во сне. — Все будет хорошо. Я только на ноги встану…

— Обязательно встанешь, — отвечаю, голос ломается до жуткого хрипа.

Ясное дело, что говорит она это сыну, не мне, но в сердце все равно тепло разливается. Не в силах оттолкнуть ее, так и ложусь рядом, позволяя вцепиться в мою шею еще сильнее.

Зря. Ой, зря. Это ведь всю ночь пожар в штанах будет, и боль в яйцах обеспечена. Но не могу отказать. Это как ударить лежачего. Ей приятно, ей так спокойно, а я потерплю. Хотя зубы крошатся от одного дыхания, а когда Ласточка во сне невзначай закидывает на меня ногу, у меня начинается головокружение и пульсация. Хоть бы до утра дожить, а то проснется Арина утром, а меня на кусочки разорвало от спермотоксикоза. Кхе.