Вопреки, или Ты меня не купишь (СИ) - Билык Диана - Страница 18

Есения

Никогда так не боялась.

Однажды весной мы с папой попали в аварию.

Гололедица, ночь, и после жуткого мороза и нескольких дней снегопада шел дождь. Будто очищал землю от грусти и холода. После похорон бабушки папа отказался от водителя и охраны, сам сел за руль. Охрана ехала позади в другой машине, буквально подпирая нам бампер, а я села назад, чтобы не отвлекать отца. Потому что не могла успокоиться, не верила, что родного человечка больше рядом нет и никогда не будет.

Я не истерила и не скулила, стискивала зубы и позволяла слезам без остановки ползти по щекам.

— Есения, не плач, — глядя в темноту, сухо проговорил папа. — Тот, кто ушел навсегда, неизменно останется в нашем сердце.

— Я скучаю… — тяжело выдохнула и смахнула влагу с ресниц.

Не чувствуя холода, я неосознанно обнимала себя руками, будто пыталась защититься от реальности и правды. Еще три дня назад мы в бабушкой сидели на ее кухне, смеялись с какого-то фильма и трудились над новыми поделками для детского дома.

А теперь…

Я повернула голову и посмотрела на внушительного размера коробку, что покачивалась рядом на сидении. Смогу ли без родной все доделать?

Папа свернул на широкую дорогу, а потом мельком глянул на меня, будто проверял, насколько сильно я расклеилась.

— Когда-то меня отец учил: «Если не хочешь страдать, не привязывайся».

— Она же моя бабушка… — сорвался с губ сиплый шепот.

— Я о другом, — папа повернулся и протянул руку между сидениями, чтобы прикоснуться к моей холодной ладони.

Машина быстро скользила в дождевую пелену, пробивая потоки небесных слез фарами, и я впервые почувствовала, как в испуге сжалось сердце, как в предчувствии запульсировало в висках, как губы онемели, пытаясь крикнуть: «Осторожно!»

— Ты достаточно взрослая, уже женихи бегают, — папа выровнялся и сжал обе руки на руле, посмотрел на дорогу, а я облегченно выдохнула. — Я хочу, чтобы ты никогда не страдала, Есения, потому мой совет — никогда не люби больше жизни. Любовь того не стоит, — серебристый свет отразился в его поседевших волосах на виске, видимая мне половина щеки окрасилась в голубой. Пятно увеличивалось, пока вдруг не оказалось около нашего окна.

— Папа…

И даже тогда я не боялась.

Мы отделались царапинами, нас слегка задел фургон, который занесло на повороте, и мы слетели с дороги в кусты. Наша машина пострадала больше, а водитель фургона сломал ключицу.

Зато папины слова в момент удара въелись в мою юную голову глубже некуда. И хотя бабушка твердила мне абсолютно противоположное, любить вопреки, я тогда опрометчиво решила прислушаться к отцу.

Да только сердце все равно замирало в груди, много лет надеясь на судьбоносную встречу и любовь навсегда.

А сейчас я тряслась и теряла рассудок от ужаса. Ренат возвышался надо мной, как греческий бог, накрывал густой тенью и смотрел так пронзительно-раздевающе, что я отводила глаза.

Муж обошел меня, прикасаясь бархатисто-шероховатыми ладонями к плечам, волосам, скулам. Замерев за спиной, трогал пальцами локоны, перебирал их, часто и глубоко вдыхая.

— Твой отец был прав…

Я зажмурилась. В чем прав? В том, что нельзя ни к кому привязываться? Как тогда выдержать эти пытки? Без надежды жить невозможно. Притвориться, что мне приятно, что я таю от его рук? Я не могу…

Колени подгибались, почувствовать что-то, кроме страха, у меня не выходило.

Горячие пальцы коснулись плеча, сдвинули волосы в сторону, и застежка молния с тихим шорохом расстегнулась. Я подняла руки к груди и задержала падение платья, но Ренат тут же появился спереди и рванул ткань вниз, позволяя ей упасть к ногам, облизнулся и нагло коснулся моей груди двумя руками. Смял до боли, покрутил соски между пальцами прямо через кружево бюстгальтера, а потом, раскрыв застежку, для этого ему пришлось меня обнять и, плавно освободив грудь, выбросил белье через плечо. В его ладонь уткнулся сжатый в камень сосок, Ренат скользнул по нему и небрежно сорвался вниз по животу, вызвав во мне нелепый протест. Пришлось закусить губы, чтобы стон не вырвался.

Я отступила, отчаянно перехватила руку мужа и услышала чей-то жалобный шепот:

— Пожалуйста, не надо.

— Разве ты сама не желаешь этого? — Ренат сощурился и, глядя вниз, судорожно сглотнул. — Дрожишь от моих прикосновений, дышишь едва ли, глаза прикрываешь… Даже разделась для меня, — рука прижалась к низу живота и ловко скользнула между ног.

Воздух выбило из груди.

Я схватилась за его плечи, справляясь с противоречивыми эмоциями. Я его не знаю и боюсь. Вообще не доверяю, но его руки невыносимо умелы, ни одна женщина не отказала бы в близости, напротив требовала бы продолжить, уверена. Почему же я так противлюсь?

Ренат был все еще в пальто, полностью одет, а я стояла перед ним практически без ничего. В сапогах и чулках. Это так унизительно и… волнующе.

— Я…

— Не говори, что не нашла в чемодане кружевные трусики, — он перекосил губы в подобие улыбки и, раздвинув горячие лепестки, проник в меня пальцами. Я хотела закричать, но Волгин закрыл мне рот жестким поцелуем. Таким, что жар скатился по позвоночнику и замер под его ладонью. Но муж тут же отстранился и съязвил: — Не. По-ве-рю… Ты все продумала, дышала мне в лицо не хуже проститутки. Соблазняла, искушала… А теперь заднюю? Не понимаю, на что ты надеешься. За идиота меня принимаешь?

Я тихо ахнула от властного толчка внутрь, от яростной ласки горячих пальцев узких стенок, щекочущих и вырывающих из меня немыслимые звуки. Признаваться, что это стон — было стыдно. Еще никто меня так откровенно не трогал, никто не смел — даже я сама… Ренат сцеловывал мою дрожь, касался скул и шеи губами, горячо дышал в лицо, слизывал горошины пота на виске, путая жадное дыхание в волосах. Я повисла на его плечах, не в силах противостоять напору. Было больно в какой-то степени от его власти и неотступности. И приятно, что изучает, заставляет меня дрожать от желания, а не нагибает и насилует.

Но все еще было страшно, что я ошиблась, и Ренат сорвется… станет монстром.

Вопреки отзывчивости тела, я не хотела продолжать. Это неправильно! Я мечтала о другом, я не хочу так лишиться девственности — яростно, несдержанно, дико. Я… совсем другого хочу.

Дернулась, сильно сжав в кулаках лацканы его пальто, жжение в ранах отрезвило, крупные пальцы ударились в глубине куда-то в сторону, причинив резкую боль. Это вытащило меня из плена невыносимой и такой несвоевременной жажды. Я не собираюсь ему подчиняться! Нужно это остановить.

— Отпусти меня… — зашипела раненной кошкой и, пользуясь, что у Рената занята вторая рука, заколотила его по плечам и лицу. Оттолкнулась изо всех сил. — Убери руки! Не нужно так!

На миг он отпрянул, чтобы снова налететь и ввести в меня два пальца, придавливая к себе, сжимая ягодицу до сильной отрезвляющей остроты.

— Ты же сама игралась, отвечай за свои действия. Я предупреждал. Давал тебе возможность избежать этого сегодня, ты сама настояла.

— Я не… н-не буду больше. Отпусти, Ренат, умоляю, — замотала головой, когда он наклонился, хищно оскалился, облизнулся, уронил взгляд на мои губы и снова нырнул в глаза — убивая ледяным безэмоциональным взглядом. Он ласкал меня, не останавливаясь, выбивая из груди остатки воздуха. Я сжималась, сучила ногами, но не получалось вырваться из его мощных лап.

— Как не будешь? Искушать меня? — мягко поглаживая пальцами воспаленную плоть, муж потянул меня к кровати. Буквально поволочил, потому что я сопротивлялась, царапалась и кусалась, но он словно ничего не чувствовал — ледяная глыба! — А кто сказал, что я запрещаю? Я тебя и так хочу, разве не видно? — он перехватил мою сжатую до бела руку и резко передвинул ее вниз, заставив прикоснуться к себе. Твердый, каменный, слишком большой. — У меня так давно никого не было, что я сейчас любую захочу, а ты женщина привлекательная, тем более официально МОЯ — не вижу причин себе отказывать.