Золушка по принцу не страдает (СИ) - Фрес Константин - Страница 17

Стул, на котором он сидел, стоял на целой кипе магических портретов. Некоторые из них были даже не распакованы, ножки стула безжалостно рвали коричневую оберточную бумагу.

Король вошел без стука, ужасно озабоченный, сгорбленный и с руками, спрятанными за спиной. Слуги вслед за ним тащили еще кипу портретов, которые принц небрежным жестом велел сбросить в углу.

— Так-так, — произнес король страшно озабоченным голосом, с остервенением почесав подбородок и шею. — Ваше Высочество снова не ночевало дома?

— Я взрослый человек, папа, — с ударением на последний слог, манерно протянул принц, складывая губки бантиком. — Имею право иногда…

— Иногда? — вспылил король. Глаза его были сухи и красны, видно было, что он не спал всю ночь и очень злится. — Иногда?! Вы, дражайший принц, никогда не ночуете дома!

Принц насмешливо фыркнул и высокомерно посмотрел на Короля через лорнет, будто тот был крохотной букашкой.

— Вас видели вылезающим, — продолжил Король яростно, — из окна спальни фрейлины!

— Фи, папа, — произнес жеманно принц. — Как некультурно разносить гадкие сплетни и слухи! И подсматривать за чужими окнами тоже некрасиво!

— Фрейлина уснула, — задушенным голосом просипел Король, дико вращая глазами, — потому что вы, Ваше Высочество, заговорили ее насмерть всякими идиотскими замечаниями насчет ее немодных, не стильных и слишком толстых чулок!

— Фи, еще и подслушиваете…

— Я надеялся, — горько выдохнул несчастный Король, — что ты выучишься за границей и вернешься образованным, умным и тонким молодым человеком! Думал — ты научишься писать стихи, научишься ценить прекрасное! И выберешь себе прекрасную девушку в жены, чтобы продолжить мой род и прославиться как умный и всесторонне развитый правитель после того, как взойдешь на трон! А из-за границы вернулось это! — Король в ярости ткнул в сына пальцем. — Клоун, наряженный в блестящие тряпки!

— А что не так, папа, — высокомерно произнес принц. — Разве я не научился? Кто лучше меня разбирается в моде?! Это сейчас так принято, фи, темнота! Ну, полез я к этой фрейлине, — на набеленном лице принца изобразилась недовольная гримаса. — Про нее говорили — манифик! Лучшее! — принц чмокнул свои пальцы, собранные в щепоть, и послал воздушный поцелуй. — И что я вижу? Некрасивые чулки! Нет, туфли еще можно перенести, хотя каблук выше, чем это прилично, на полдюйма. Но чулки!.. Это не наденет даже поломойка в Парыжу! А стрелки? Кто выучил ваших фрейлин делать такие стрелки на чулках? Вы бы еще вышивали платья крестиком! А ты сам? Посмотри на себя! — ручка щегольской тросточки принца уперлась в грудь королю и многозначительно похлопала по кружевам. — Фи, папа! Вы не умеете даже завязывать галстук! Разве это узел? Это раздутая и расплющенная подушка! Разве это бант? Это обвисшие усы моржа! И что это за вялые оборки!? Как вы управляете королевством, если не можете повторить всего лишь модный узел, я, право, не знаю.

И принц осуждающе и возмущенно фыркнул.

— Черт тебя подери! — побагровев, заорал Король, яростно потрясая кулаками. — Олух ты разукрашенный! Разве ты не понимаешь, что красота человека заключается не в стрелках на его икрах!? Даже не поцеловал красотку!..

— Фи, папа, — снова сморщился принц. — Когда я вам это говорил, вы надо мной смеялись и отправили набираться ума в университет. Я набрался; я все понял. Чем же вы теперь недовольны?

— Я хотел, чтобы ты оставался мужчиной, — тяжело дыша, ответил Король. — И вел себя как мужчина. И походил на мужчину.

— Я мужчина нашего времени, — легкомысленно произнес принц. — Продукт, так сказать, эпохи. Вы странный, папа. Вы все время чего-то хотите, но сами не знаете чего. То будь модным поэтом, то будь мужчиной. Если бы вы были скульптором, папа, и лепили бы из глины ваши скульптуры, то всякие ненормальные пикассы рыдали бы от зависти. Потому что совершенно непонятно, как должен выглядеть ваш идеал. Эта женитьба еще, — принц подопнул не распакованные портреты. — Зачем такая спешка?

— Затем, чтобы ты вспомнил, зачем встречаются с женщинами!

— Фи, папа, как это пошло!..

— Я уже опасаюсь, что и девицы тебе не интересны, — с горечью произнес Король. — Ты посмотри — даже не взглянул на портреты потенциальных невест!

— А чего на них смотреть, — принц скорчил перед зеркалом уморительную физиономию и аккуратно приклеил черную бархатную мушку себе под глаз. — Они все на одно лицо. Все одинаковы. Вот если б какая была оригинальная… свежая… юная… яркая и интересная… я б, пожалуй, пересмотрел свои взгляды.

Король оживился.

— Так изволь! — произнес он. — У Лесничего трое прелестных дочерей! Выбирай любую. Особенно его родная дочка — говорят, невообразимая красавица!

— У нее парик полметра? — уточнил принц капризно. — Меньше мне не интересно! Только самые утонченные красавицы могут носить такой парик!

Король снова побагровел.

— Сам померяешь, — зло произнес он, — какой длины у нее парик! Собирайся; мы едем на смотрины. И, нравится тебе или нет, но одна из дочек Лесничего станет твоей женой! Коль уж они все на одно лицо, то зачем выбирать?! А долг перед королевством ты обязан исполнить!

— Фи, папа, снова насилие, — капризно произнес принц оглядывая себя в зеркало и так, и этак. — Отчего вам все время охота заставить меня делать то, что я не хочу, и что не мне надо?

— Доминик Бернард Патрик Люк, я твой отец! — вспылил Король. — Я прожил жизнь, я лучше знаю, что тебе нужно, и что для тебя будет благом! А ты просто глупый мальчишка, который сопротивляется собственному счастью!

— Счастье-то, — капризно протянул принц, нарумянивая щечки погуще, порозовее, — тиражированное. Одинаковые девицы, несущие одинаковую чушь! И ни одна из них не умеет правильно одеваться! Фи! Деревенское бескультурье!

Енот, обращенный в девушку, усердно подметал дорожки в саду. На голове его была повязана косынка, лицо, отдаленно смахивающее на лицо щекастой неприветливой девицы, было сосредоточено. Енот вдохновенно работал и наслаждался процессом. Его не заставляли думать, принимать решения, и это его вполне устраивало.

Старенькое платье Изабеллы трещало на его дородном теле, сквозь прорехи виднелось волосатое енотье тело. Корсет безжалостно стискивал енотьи бока, но даже он не мог справиться с их округлостью, а только лишь подчеркивал общую обширность замаскированного енотьего зада.

Енот развел такую бурную деятельность, что Юфимия, поглядывающая из окна и наблюдающая за ним, ничего толком не смогла увидеть из-за поднятых его метлой клубов пыли.

— Малютке не на пользу идет этот грубый труд, — всхлипнула мачеха, успокаивая свою совесть еще глоточком горячительного из своей фляжечки. — Горе ее сломило. Она стала как будто ниже ростом, и как-то сгорбилась, стала какой-то неуклюжей и слишком… толстой…

На самом деле енот воровато втягивал голову в плечи и отворачивался от снующих туда-сюда слуг, чтобы оставаться неузнанным.

Фея, подлетев к окну, лишь мелком глянула на трудящегося.

— Ничего-ничего, дорогая, — проворковала она добрым голосом пилы, — у тебя просто слишком доброе сердце! А девчонка просто сильно избалована. Вот увидишь — это пойдет ей на пользу. Набьет пару мозолей, устанет, испачкается, проголодается… А тут приедет принц. И мы закатим пир! Пирожные и нежнейшие куропатки, прожаренные над огнем! Мороженое и лимонад! Нарядные сестры и веселые разговоры за обедом… А она не звана к столу! Насмешки над ее старым платьем… Я думаю, ее это очень, очень обидит. И она будет рваться туда, чего так старательно избегала!

— О, это так жестко! — вздохнула Юфимия, отирая платочком сбежавшую слезу.

Фея скептически глянула на деятельного енота.

— Действительно, толстая, — вполголоса произнесла она с удивлением. — Отрастить такую жо… Гхм, быть такой упитанной в ее возрасте — это просто преступление. Тем более, ей полезны подвижные занятия на свежем воздухе! Ну, милая, не убивайся так!