Золушка по принцу не страдает (СИ) - Фрес Константин - Страница 16

— Коньяка?! — возмутилась Изабелла. — Что, опять?!

— Что? — возмутилась белка. — У меня голова болит после вчерашнего. И мне никто с утра целебного горячего шоколада не предложил. Ну, ты идешь? — в ее голосе послышались капризные нотки. Она прилегла на бочок, закатила глаза, приложила ко лбу лапу. — Ну, давай скорее… видишь, я ослабеваю! Меркнет свет в глазах! Колдовать вообще не могу…

Изабелла вынуждена была подчиниться.

Она тайком прокралась на кухню, и, пока все заняты своим делом и никто не видит, стащила у повара бутылку лучшего коньяка и крохотную рюмочку.

Там же она раздобыла шоколаду, которым повар намеревался полить мороженое и десерты, и пирожное с кокосовой стружкой и нежным белым кремом на тот случай, если капризная белка захочет поесть. Со всем этим добром она, обмирая от страха, быстро-быстро пробралась обратно в свою комнату, где ее уже ждала развеселая компания.

Обе сестры, которых просто распирало от любопытства, что ж такое придумала Изабелла, и пара преуморительных животных: тощий и длинный заяц с такой изумленной мордой, будто его сию минуту что-то треснуло по голове, и толстый, как мохнатый мяч, енот с обширным задом.

Заяц робко держался за юбку Анны, из чего Изабелла заключила, что Фея не только ей выделила горе-наставницу, но и сестер осчастливила.

Енот меланхолично что-то пожирал, сидя на полу.

Белка с видом жестокого диктатора вышагивала на столе, похлопывая по лапе зубочисткой. Для полноты картины ей не хватало лишь подкованных железом сапог, чтоб они зловеще гремели гулкими шагами.

— Нас сбросили со счетов! — шепелявым диктаторским голосом пищала белка жестко. — Нас ни во что не ставят, в нас не верят! Все роли распределили, а нам остается лишь жалко дрыгать лапками, как марионетки! — она хищно сжала кулачок и оглядела горящими глазами присутствующих. — Но мы дока-а-афем, мы обязательно докафем, фто ты — сила!

— Да-а-а! — не выдержал экзальтированный нервный заяц, в нервном тике заколотив лапой по полу. Енот меланхолично перетирал какую-то еду зубами.

— О, коньячок, — обрадовалась белка, потирая лапки. — Наливай!

Изабелла со вздохом подчинилась. Белка цепко ухватила лапкам наполненную рюмочку и опрокинула ее содержимое в жадно раскрытый рот.

— Глык, глык, глык! — сказала луженая белкина глотка.

— Слава богу, она замолчала, — с облегчением произнесла Анна. — Ну? Зачем вы нас позвали? Что задумали?

— И с чего это вдруг, — подозрительно поинтересовалась Тереза, — ты решила нам помочь? Все только и говорят, что ты невеста принца!

— Но я вовсе не хочу за него замуж, — просто ответила Изабелла. — А вам, я вижу, он нравится.

Одно только напоминание о принце повергло девиц в сладкие грезы.

— Ах, он такой прекрасный, — простонала с тоской в голосе Анна.

— Он такой сладко-зефирный! — поддакнула ей Тереза. — Нам с ним ничего не светит.

— Светит, — возразила Изабелла. — Если из вас мы сделаем таких же двух очаровательных зефирок! Вот, — Изабелла шлепнула перед сестрами кипу модных журналов, подаренных мачехой, — выбирайте! Какое плате приглянется, то и сошью! Каждой! Обновим ваши парички, напудрим их по новой. Тебе, Анна, вплетем прелестную розовую прядь, тебе, Тереза — голубую.

— Глык, глык, глык, — сказала глотка белки.

— А почему это мне голубую? — сварливо заверещала Тереза, подбоченясь. — Я тоже хочу розовую!

— С голубой походишь! — сердито ответила ей Анна. Видимо, розовые щечки принца навели обеих сестер на мысль, что ему очень нравится этот цвет.

— Хочу розовую! — шипела Тереза, наступая на сестру. — Розовую!

— Тихо, тихо! — встряла между готовыми подраться сестрами Изабелла. — Не ссориться! Мне еще синяки не хватало у вас на лицах замазывать… У обеих будет и розовая, и голубая прядь в белых волосах!

Сестры отпрянули друг от друга с горящими глазами, с видом победительниц.

— А платье я хочу, — сварливо произнесла Анна, — совсем не такое, как у нее! Если она и мое платье себе потребует, я так не играю!

Тереза показала сестре язык.

— Шпакойна-а-а-э, — произнесла белка, про которую все забыли, и которую слегка развезло после возлияний. — Если я берусь за дело, то все будет в лучшем… ик! В лучшем виде-е-е-э… Ты, — она бесцеремонно ткнула пальцем в Терезу. — Отъела хороший зад, хоть сейчас в спячку. Должна была и еще что-нибудь хорошее откормить, э-э-э-э?

И она бесцеремонно потыкала девушку в мягкую грудь. Тереза покраснела.

— Ей шьем платье, — безапелляционным тоном скомандовала белка, косеющая на глазах, — с вырезом. С глубоким вырезом. С таким, чтоб принц увидел, какими сокровищами он будет обладать!

И белка чиркнула ногтем по телу девушки, показывая, до каких пор должен быть вырез.

— Но из этого выреза пупок будет видно, — заметила Изабелла.

— Ну и что?! — возмутилась косенькая белка. — И что?! Пусть вытряхнет из него мусор, шерсть, черные катышки, и смело показывает! А ты, вобла сушеная, — палец белки выписывал в воздухе круги, прежде чем найти свою цель — Анну, — наденешь такой тугой корсет, что слава о твоей тонкой талии пронесется по всему королевству! Чтоб все!.. Ик!.. На следующий год хотели такую же модную!.. Ик!.. Талию!

— А в ее словах есть доля истины, — заметила Изабелла. — Конечно, пупки мы никому показывать не будем. Но подчеркнуть достоинства — это же великолепная идея! А достоинств у вас много, — при этих словах сестры приосанились. — Принц должен их оценить!

— Теперь главное, — произнесла белка, нетвердо стоя на ногах и покачиваясь, как клен в сильный ветер. — Смотрины… Ик!.. Завтра вечером. Принц и Король прибудут сюда лично.

— Завтра вечером?! — вскричали сестры все втроем в отчаянии. — Почему завтра, как?! Разве мы не к балу готовимся?!

— А вы сами виноватые, — ответила белка мертвецки равнодушным голосом, падая лицом в пирожное. Из белого крема послышалось сначала «буль-буль-буль», потом «чав-чав-чав», и белкин нос вынырнул из пучины сладостей. — Ваши портреты такие уродливые, что Фея их не рискнула показать принцу. Подумала, что личное свидание будет лучше.

— Этого не хватало! — в отчаянии простонала Изабелла.

— Ты должна шить очень, очень быстро, — произнесла белка замогильным голосом. Кажется, разум начинал тухнуть в ее голове, подобно догорающей свече. — А кто-то должен тебе помогать и работать вместо тебя…

Белка из последних сил, упираясь лицом в торт, подняла тяжелую, непослушную лапу, и посучила пальцами.

Золотые крупинки упали с ее пальцев, и вместо енота на полу обнаружилась весьма пышная толстуха с огромной задницей, в широкой юбке и в полосатых чулках.

— Она, — глухо произнесла белка, ткнув на последнем издыхании в бывшего енота пальцем, — подметет и переберет, ей только в радость. А эта, — белка небрежно кинула золотую крупинку в зайца, и тот превратился в перепуганную насмерть зубастую и косоглазую служанку, — поможет пошить, накрасить, одеть…

Тут силы окончательно оставили белку, и она пала, похрапывая, на стол.

— Шевелитесь, лентяйки, — сквозь сон бубнила она, — я что, одна все должна делать?..

Принц надевал туфли.

Его идеальные черные брови, вырисованные на белоснежном лбу, были вздернуты вверх, словно он увидел что-то смешное или нелепое.

Белоснежная рубашка была педантично застегнута на все пуговки, завязана на все завязочки кокетливыми бантиками.

Поверх нее был надет шикарный жемчужно-серый жилет, шитый золотом и серебром, застегнутый, наверное, на сотню кругленьких, как ягодки, перламутровых пуговок. И поверх жилетки принц был облачен в ослепительно-белый, как и его парик, камзол, точно такой же, как и короткие, до колен, штанишки.

Надеть туфли было делом непростым. Они были шелковые, новые, с блестящими пряжками и на высоких каблуках. Принц вставлял посеребрённую ложку между пяткой и задником и почти не дыша просовывал ступню в гладкое, скользкое шелковое нутро туфли.