Война (СИ) - Машуков Тимур - Страница 16

Как и всегда, я не мог сдержать внутренней дрожи, очутившись в тени здания Тайной Канцелярии. Холодок, пробежавшийся по коже, вызвал щекочущие мурашки, а такой же, огладивший дремлющую совесть, заставил её поежиться от неприятных прикосновений холодных пальцев, копошившихся в самом сокровенном. Слишком легко можно было представить, как меня ведут сюда не государственные дела, а суровые конвоиры… Есть и кровь на моих руках, и ложь за душой — несомненно, во благо, но не тем ли самым пытались оправдать себя и те, кого приводили сюда под охраной на допрос?

— Ваше Величество? — несколько напряженно окликнул меня князь Салтыков, нетерпеливо переминающийся с ноги на ногу у самого входа в епархию Нарышкина-младшего. По его неестественному тону было понятно, что и он чувствует себя здесь несколько неуютно.

— Ага! И у тебя, братец, рыльце-то в пушку! — злорадно подумал я, отвлекшись от самокопательства, а вслух произнес:

— Иду, Иван Степанович, иду…

Сразу после доклада Салтыкова о катастрофическом провале экспедиции, организованной троицей юных исследователей, я решил сам побеседовать с единственным выжившим свидетелем происшедшего. За неимением лучшего варианта, проводника держали здесь, в стенах Тайной Канцелярии, под неусыпным присмотром штатных лекарей. Его душевное состояние оставляло желать лучшего.

Перед отправлением экспедиции, в Департаменте ребят снабдили новой разработкой — артефактами связи. Когда мне докладывали об этом изобретении, я грешным делом представил себе этакий магический аналог мобильников из моего времени. Но всё оказалось куда прозаичнее — парные артефакты могли подать несколько определённых сигналов, которые закладывались в них заранее. Что-то типа морзянки, подаваемой импульсами эфира, с короткими сообщениями типа — всё в порядке; есть проблемы; нужна помощь… Учитывая огромное расстояние, которое нужно было преодолеть импульсу, энергии он потреблял немеряно. И даже с условием, что среди участников экспедиции были маги, способные подзарядить эти связные устройства, времени на это нужно было много. В среднем выходило около полутора недель между сеансами подобной односторонней связи. Собственно, так и удалось узнать, что с ребятами случилась беда — вместо традиционного «всё в порядке», в неурочное время артефакты, будто одномоментно получив огромный заряд энергии, не выдержали напряжения и буквально взорвались чуть ли не в руках сотрудника Департамента, отвечающего за их обслуживание. У бедолаги разом пострадало и зрение, и источник. С помощью опытных лекарей удалось спасти и то, и другое, но оставался открытым вопрос — как вообще такое могло произойти?!

Спешно был собран отряд, включавший в себя спецов по артефакторике, прикладной магии, полевых медиков и гвардейцев из элитного подразделения, что проходили обучение у Черкасского и Тэйни. Утверждая список участников этой спасательной операции, я мысленно корил себя за небрежность: можно ведь было не идти на поводу юношеского максимализма Саввы, которому хотелось славы, что не нужно будет ни с кем делить… Но я так хорошо понимал его, такого юного, амбициозного, горящего желанием совершить что-то грандиозное, чтобы доказать всём — он не просто внебрачный сын, побочная нежеланная ветвь древнего рода, он чего-то стоит сам по себе! А в итоге мы имеем то, что имеем… И нужно хотя бы разобраться — что конкретно.

В глубине души каждый из тех, кто вошёл в состав группы, понимал, что шансов на то, что ребята живы, очень мало. И чем больше времени проходит, тем меньше вероятность того, что вторая экспедиция будет спасательной. И тем не менее, скорость, с которой они пересекали просторы Российской империи, ошеломляла. Тот же самый путь, который проделали их предшественники, гнавшиеся за мечтой, спецы преодолели за чуть ли не вдвое меньший срок. И вела их не жажда славы и регалий, а желание успеть, наперекор здравому смыслу, твердящему, что спасать-то уже и некого…

Прибыв к лагерю экспедиции, который явно был покинут в огромной спешке и давно заброшен, они обнаружили местного, что бродил вокруг, то плача, то бессвязно бормоча что-то, кому-то угрожая… И главным лейтмотивом его бреда было одно слово, что повторял он на разные лады: «Улем»…

При тщательном прочесывании местности было обнаружено всего два тела, в которых с трудом, учитывая, сколько прошло времени, сумели опознать Рокотова Михаила и его сопровождающего, Степана Егоровича. И местоположение тел, и причины гибели были разными, смерти казались естественными, и ответа на главные вопросы — что же произошло в этом глухом месте и куда подевались остальные — так и не было найдено. В ближайшем селении визитеров встретили не то, что недружелюбно, а откровенно враждебно. Что было, по уверениям бывалых путешественников, весьма удивительно. По многочисленным свидетельствам, башкирский народ всегда отличался особыми радушием и гостеприимством. Здесь же местные с угрожающим видом твердили о проклятии, которое навлекли на них чужеземцы, и категорично ставили громкую точку в так и не начавшемся разговоре, захлопывая перед носом ошарашенных визитеров двери.

Махнув рукой на все странности, гвардейцы приняли решение возвращаться в Петербург, прихватив всё записи из лагеря экспедиции, а также забрав с собой Бикбая, единственного живого свидетеля, в помрачившемся рассудке которого, могли скрываться ответы на многие вопросы… Учёные сначала протестовали против такого произвола, проявленного военными, наотрез отказываясь покидать Таганай и убеждая служивых, что нужно приступать к исследованиям немедленно, ибо магический фон, зафиксированный ими, был выше всяческих ожиданий, а значит, совсем рядом таится то самое нечто, из-за чего и сорвалась первая экспедиция… На что лейтенант Михайлов предъявил документ за личной подписью императора, в которым было чётко указано, что обладатель сей бумаги имеет неограниченные полномочия и волен решать судьбу поискового отряда. Против такого аргумента спорить было себе дороже, поэтому без дальнейших споров всё принялись за дело, и вскоре уже отправились в обратный путь.

Коротко кивая в ответ на почтительные приветствия, я шагал по коридорам Тайной Канцелярии вслед за князем Салтыковым, погружённый в размышления. С решением, принятым тогда Ильёй Михайловым, я был всецело согласен. После дела о смерти Петра Тараканова, в котором лейтенанту весьма успешно удалось пролить свет на многие неясные моменты, я частенько обращался к нему с разными деликатными поручениями, и ни разу он меня не подвёл. Так что я был уверен — если парень почувствовал какую-то опасность и счёл необходимым на тот момент вернуться, то это был единственно верный шаг. Возмущения учёных, что было решили по приезду в столицу пожаловаться мне на самодурство лейтенанта, из-за которого они упустили возможность заняться чрезвычайно важными экспериментами, я пресёк на корню. Но пообещал, что, как только хоть немного прояснится судьба группы Морозова и станет понятно, с чем нам предстоит иметь дело, я отдам распоряжение о подготовке новой научной экспедиции в те места.

— Ваше Величество! Князь… — у дверей кабинета нас уже встречал Иван Нарышкин. — Это большая честь для нас…

Я поморщился и попросил:

— Вань, давай без официоза… Всё готово?

Мой давний приятель покосился на охрану, что застыла за моей спиной, вперив безразличные взгляды куда-то вдаль, и сменив тон, приглашающе махнул рукой в сторону кабинета:

— Наверное, лучше все обсудить без лишних свидетелей…

Велев гвардейцам ждать снаружи, я кивнул Салтыкову, и мы прошли в бывшее обиталище князя Скуратова, что пару лет назад решил отойти от дел и передать все бразды правления Тайной Канцелярией в руки Ивана. Мягко закрыв за нами дверь, новый хозяин кабинета обернулся и окинул нас внимательным взглядом.

— Итак…

— Иван Николаевич, вы же получили мою записку, давайте не будем тянуть время. Где подследственный?

Князь Салтыков явно чувствовал себя не в своей тарелке и решил сразу взять быка за рога.