Совершенный вид (СИ) - Сэнь Соня - Страница 41

– Солнышко, ты почти ничего не съела, – вывел ее из задумчивости обеспокоенный голос матери. – Неужели не вкусно?

– Божественно вкусно! – встрепенувшись, горячо заверила ее Дафна. – Просто я ужасно объелась, правда. Но ты заверни мне кусочек с собой, ладно, мам?

– Ладно – только пообещай, что не скормишь все Фьюри, – добродушно проворчала в ответ Майя.

– Ни за что – этому увальню и так уже давно пора на диету.

– Тебе бы такой аппетит, – только и вздохнула, скользнув по ней ласково-печальным взглядом, мать. – Сухая, как кузнечик…

– Ты и сама похудела, – нахмурилась девушка, отметив вдруг и странную бледность обычно загорелой кожи Майи, которую не мог скрыть неброский макияж, и темные круги под ее ярко-голубыми глазами – того же необычного бирюзового оттенка, как и у нее. Как же она сразу не заметила, что с матерью что-то не так?

– Мама просто переживает из-за Прии, – вздохнул, опередив жену, Гектор. – Бедняжка никак не оправится от горя. Сурадж дает ей какие-то антидепрессанты, но они мало помогают…

– Она все время лежит на своей кровати и почти ни на кого и ни на что не реагирует. Даже со мной не разговаривает – хотя я провожу возле нее почти каждый вечер, – тихо добавила Майя. – Оживляется только, если речь заходит о Найе, но в итоге все эти разговоры заканчиваются истерикой, поэтому мы стараемся о ней не вспоминать. Бедный Сурадж в отчаянии… Иногда мне кажется, что Прия уже никогда не придет в себя. И… я ее, конечно, понимаю. Я бы тоже с ума сошла, случись что-то с тобой или Гаем.

– Ей просто нужно время, милая, – Гектор протянул руку и мягко сжал в своей ладони маленькую изящную ладонь Майи. – Когда-нибудь боль пройдет…

«Она никогда не проходит», – подумала Дафна, невидящим взглядом уставившись в край стола перед собой. – «Лишь притупляется, становится привычной, переносимой. Частью тебя. Чтобы потом, неожиданно, накатить на тебя с новой безжалостной силой. Каждый раз, когда ты видишь его фотографию, включаешь фильм, который вы смотрели вместе, слышишь его любимую песню, находишь его старые вещи… Когда ешь, спишь, работаешь. Когда за окном снова льет дождь. Твоя боль всегда рядом. До конца твоих дней…»

– Ди? – негромко окликнул ее Гай. – Все в порядке?

– Д-да… Пойду, сварю себе кофе, – она торопливо поднялась со своего стула – ни на кого не глядя, отчаянно боясь, что жалость, звучащая в голосе брата и застывшая на лицах родителей, таки заставит ее расплакаться. В комнате повисло тягостное молчание – и, лишь входя в кухню, Дафна расслышала, как Майя произносит с искренним сожалением:

– Не стоило нам о ней заговаривать…

Включив кофеварку – хотя кофе ей сейчас совершенно не хотелось – Дафна подошла к огромному окну и, обхватив себя за плечи, принялась смотреть, как пузырится вода на глянцево блестящих плиточных дорожках, пересекающих задний двор. Сколько раз они вот так смотрели отсюда на дождь вместе с Найей? Сколько раз гуляли по этим дорожкам с Адрианом, мечтая о собственном, таком же уютном и светлом доме, в котором будут расти их дети?

И вот – Адриана и Найи больше нет, но дом по-прежнему здесь, и она, Дафна, все так же стоит у окна, а над городом снова идет дождь. Теперь его будет ненавидеть и Прия…

Снаружи медленно, но неумолимо начали сгущаться сумерки, в которых расплывчатыми островками света замаячили окна соседних домов – и Дафне вдруг неожиданно остро захотелось оказаться рядом с Трисом, услышать его мягкий, успокаивающий голос, заглянуть в мерцающие теплым янтарным светом глаза. Почувствовать исходящую от него добрую, надежную силу, словно говорящую: «Все будет хорошо».

Дафна закрыла глаза и устало прислонилась лбом к прохладному оконному стеклу. Мне просто нужен Лес, сказала она себе. Просто нужно, чтобы этот чертов сезон дождей, наконец, закончился, и я смогла вернуться туда, где утихает боль и забывается одиночество. Где нет никого и ничего, кроме душистого зеленого сумрака, ветра в кронах деревьев и голосов птиц. Где я всегда чувствую, что я дома.

И все пойдет своим чередом.

¹ Руфус – «рыжий» (от лат. rufus).

² Деймос (др.-греч. Δείμος «ужас») – один из двух спутников Марса (второй – Фобос). В древнегреческой мифологии один из сыновей Ареса и Афродиты, персонификация ужаса.

Утро этого понедельника стало первым, когда Трис отказался от своей обычной пробежки по парку и последующих занятий на тренажерах. Он с неохотой признался сам себе, что причиной тому была вовсе не лень – и даже не накатившая неожиданно апатия: просто он знал, что не встретит в парке «других» в столь ранний час. Так говорила ему и интуиция, и голос разума.

А ему хотелось этой встречи, как никогда раньше.

Когда Кейра, обеспокоенная его странным поведением, заглянула к нему в комнату, она застала Триса сидящим на полу у дивана; положив руки на согнутые колени, он смотрел в сумрачное окно перед собой, и взгляд его почти напугал девушку. Казалось, он смотрел одновременно внутрь себя и куда-то очень далеко, сквозь льющий снаружи дождь, так, словно прислушивался к чему-то, что не могла уловить Кейра – и в янтарной глубине его глаз то и дело вспыхивали золотые искорки.

– Трис, – опустившись на пол рядом с ним, она осторожно коснулась его руки. – С тобой все в порядке? Ты пропустил пробежку и не стал завтракать…

– Что-то не хотелось, – ответил он, на мгновение прикрыв веки; когда же он снова их открыл, глаза его больше не мерцали. Голос его, обычно наполненный мягкими интонациями, сейчас звучал непривычно жестко – и, глядя на его сурово сжатые губы и напряженное, будто окаменевшее лицо, Кейра впервые за время их знакомства вдруг подумала, что Трис, пожалуй, может быть очень опасен.

– Не бойся – тебе я никогда не причиню вреда, – тут же отозвался он, как если бы девушка произнесла свои мысли вслух. Повернул к ней голову и улыбнулся, вызвав в ее сердце волну облегчения и одновременно – непроизвольное возмущение.

– Ты же обещал не лезть в мою голову, – напомнила она с упреком.

– Я и не лез, правда. Но эта мысль была очень… громкой.

Кейра фыркнула, толкнув его локтем в бок.

– Ну, и часто я слишком громко думаю?

– Случается, – уклончиво признался он. – Хотя это, скорее, нечто среднее между чувствами и мыслями…

– Что ж, пожалуй, ты знаешь обо мне несколько больше, чем мне бы хотелось.

– Лишь о себе не знаю ровным счетом ничего.

– В этом причина твоей хандры?

Трис помолчал, уставившись на свои руки, тяжело лежащие на коленях, а затем глухо, словно бы с неохотой произнес:

– Я ничего о себе не помню. Не знаю, как меня по-настоящему зовут, откуда я взялся, есть ли у меня семья. Впрочем, семьи, по всей видимости, нет… Лишь враги – но и их я почти не помню. Я живу в твоей квартире, ем твою еду, ношу одежду, которую ты мне покупаешь. Ничего не делаю – не считая того, что часами сижу за компьютером, изучая этот мир – мир, который мне незнаком – а в оставшееся время пытаюсь разгадать свои дурацкие сны, в которых мне являются дейнары, живые и мертвые. Вот и вся моя жизнь… И как долго мне придется так жить?

– Ну, думаю, до тех пор, пока к тебе не вернется память – что, уверена, вот-вот произойдет…

– А если нет? В конце концов, не могу же я жить у тебя вечно.

– Ты ведь знаешь, что можешь оставаться здесь, сколько захочешь…

– Это не выход, Кейра. Быть может, ты была права – и мне стоило сразу пойти к людям…

– Ты можешь сделать это в любой момент, – мягко заметила девушка. – И ты неправ: у тебя есть не только враги, но и друзья, причем куда более реальные – я и эта твоя… Дафна. Я понимаю, тебе тяжело – хотя, конечно, мне сложно в полной мере представить, что ты чувствуешь – и мне очень хочется как-то тебе помочь…

– Ты уже помогла. – он протянул руку и, найдя ладонь подруги, с благодарностью ее сжал. – Теперь все зависит от меня самого. Я должен все вспомнить – и для этого мне нужно встретиться с «другими».