Русалка - Дрейк Шеннон - Страница 82

• Предыдущая
• 82/106
• Следующая

— Про что?

— Про грязь на простыне! Он громко расхохотался:

— Это поправимо, моя любовь.

Он сдернул с кресла свой широкий плащ из грубой серой шерсти с подкладкой из мягкого льна. Уорик не носил его в кузнице, и плащ был чистым. Четхэм бросил его на постель и полностью накрыл тонкую простыню.

— Иди ко мне, — прошептал он и потянулся к ее рукам.

— Подожди! — тихо возразила Ондайн.

— А теперь еще что? — раздраженно спросил он, с трудом переводя прерывающееся дыхание и еле сдерживаясь от нетерпения.

— Моя рубашка… Твоя одежда вымажет ее!

Он выругался, сел на край кровати и стал стаскивать с себя ботинки, грубые рабочие штаны, рубашку, толстые шерстяные носки. Ондайн стояла и с каким-то удовлетворением и спокойствием смотрела на то, как он раздевается. Он сбрасывал с себя одежду непринужденно и совершенно без смущения, как будто считал Ондайн частью себя самого. Но теперь и он был частью ее собственной жизни! Покрытый сажей и высокомерный, он все равно восхищал ее: совершенные линии его тела пленяли глаз, рождая желание прикоснуться к нему. Ондайн любовалась его широкими плечами и улыбкой, сверкавшей на смуглом лице. Она обожала крепкие бедра и икры, плоский живот, округлые мощные мускулы, пульсирующую жилку на шее…

Ондайн улыбнулась, подумав, что любит его всего, а при виде. налившегося от желания мужского достоинства ее улыбка стала еще удовлетвореннее от сознания того, что именно она — предмет его страсти, творец всей этой мужской красоты. Ослепленная этой красотой, она трепетала от ощущения, что скоро они коснутся друг друга…

— Почему вы улыбаетесь? Или, может быть, смеетесь, миледи? — обиженно сказал он, приближаясь к ней.

Ондайн тихо вскрикнула, уклоняясь от его объятий:

— Моя рубашка…

— Тогда сними ее. И поскорее, — сказал он почти ворчливым тоном. Она засмеялась, но поторопилась послушаться, по выражению его лица поняв, что его терпению приходит конец.

Она сняла рубашку и бросила ее на пол и в ту же секунду почувствовала себя в плену мускулистых рук. Какое восхитительное ощущение! Ее обнаженное тело стало его Телом. Она вся прижалась к нему, беззащитная и доверчивая, и удивленно улыбающаяся.

— Герцогиня, миледи, простушка… жена! Как ты смеешь смеяться надо мной! — шутливо погрозил он.

Ондайн с улыбкой покачала головой и сказала без всякого притворства:

— Я не смеюсь, а улыбаюсь, милорд. От счастья.

Она услышала его восторженное восклицание, напоминавшее счастливый победный клич, такой искренний, что она снова не сдержала улыбки. Теперь она поняла, что победа любви — обоюдная победа. В любви нет победителей и побежденных, ее можно лишь разделять. Как только она поддалась Уорику, подчинилась ему, она стала частью его самого, как и он — се частью.

Он на руках донес ее до постели. Его давно не бритый подбородок покалывал ее нежное тело, но она не замечала этого. Она забыла даже об опасности, которая скрывалась за дверью. От его прикосновений в ней закипала кровь, их сердца бились в такт магической песне соединения, звучавшей высоко-высоко среди серебристых волшебных облаков. И когда мелодия достигла кульминации, у Ондайн вырвался безумный крик любви. Уорик поспешно закрыл ей рот рукой, чтобы приглушить его.

Она открыла глаза и от стыда спрятала голову у него на груди. Страсть постепенно улеглась, и к ней вновь вернулся страх.

— Теперь уходи! — прошептала Ондайн.

Он нехотя отодвинулся от нее и уставился в потолок ничего не видящими глазами.

— Но мне так не хочется.

— Пожалуйста, Уорик, мы…

Он снова приблизился, сжал ее руки, горячо прижался губами к ее губам и, заглянув ей глубоко в глаза, сказал:

— Если я вдруг пойму, что оставаться здесь по какой-либо причине больше нельзя, ты придешь ко мне по первому моему требованию… Хорошо, лучше скажем, я прошу тебя прийти…

Она опустила взгляд, благодаря Бога, что пока он ничего не знает о ребенке, иначе он увез бы ее отсюда, несмотря ни на какое сопротивление.

— Хорошо, Уорик.

Он не отводил от нее взгляда. Ондайн с удивлением на него посмотрела.

— Я люблю вас, миледи.

— Ах, Уорик!

Она обняла его за шею и прижалась к нему в приливе радости. Ненастные облака над ними, казалось, рассеялись навсегда. Их жизнь заливал солнечный свет и овевал легкий освежающий ветерок.

— Будь ты служанка или леди, браконьерша или герцогиня, я люблю тебя, — добавил он нежно, крепко сжимая ее пальцы.

Она прошептала, что любит его, любит навеки… Приближался рассвет.

— Моя любовь… — с тоской произнес Уорик, понимая, что пора расставаться.

— Любовь моя… — повторила она отрешенно.

Он посмотрел на нее, и в его глазах вновь вспыхнул огонь желания.

— Жена моя, любовь моя! Я испытал величайшее блаженство, но умоляю тебя: не касайся ногами моих ног, не мучай мою плоть возбуждающей красотой розовых бутонов на нежных холмах, иначе я не смогу уйти, прежде чем снова не утолю свое желание.

— Ах! — вздохнула она, почувствовав, что его страсть обретает новую силу. — Иди же! — Она слегка оттолкнула его от себя.

Он улыбнулся, последний раз коснулся ее губ мимолетным поцелуем, с величайшей неохотой откатился от нее на край кровати и поднялся.

Ондайн отвернулась, не в силах смотреть, как он одевается; она тоже страдала от предстоящей разлуки.

Одевшись, Уорик посмотрел на нее. Нежная улыбка тронула его губы. Какой прекрасной была его жена, стройная, с совершенными формами, целомудренная и казавшаяся еще неотразимее на сумрачной коричневой ткани его плаща, который контрастировал с золотистым солнечным блеском ее роскошных волос.

— Ондайн! — прошептал он ласково. Она повернулась.

— Плащ… Я бы с радостью оставил его, но, боюсь, он может нас выдать…

Ондайн поднялась, сдернула плащ с постели и протянула ему. Он завернулся в него, и она опять бросилась к нему на шею. Они еще раз крепко обнялись, счастливые любовники, обретшие наслаждение и восторг, пусть даже и отравленный мучительной болью.

Наконец он оторвался от нее, радуясь, что она не смущается своей наготы в его присутствии, и страдая оттого, что ему надо уходить!

Вдруг его охватил страх за ее будущее — он вспомнил о Рауле и почти грубо взял ее за руку.

— Поосторожнее с Раулем, миледи! Следите за своим поведением. Если в моем присутствии вы окажетесь слишком близко друг от друга, мое терпение может лопнуть, и тогда все пропало!

— Я никогда…

— Я уже видел! Сегодня, миледи, оно чуть не лопнуло, а ваш так называемый жених чуть не отдал Богу душу под ударом моего молота!

Она вспыхнула.

— Хорошо, я буду осторожна.

— Любимая, я еще вернусь.

Он улыбнулся на прощание, поцеловал ее в лоб, открыл балконную дверь и исчез.

Ондайн с минуту смотрела в темноту, трогая пальцами губы, как будто удивляясь и не веря, что еще недавно их целовал Уорик.

Дрожа, она вернулась в спальню.

Да, он любил ее, любил по-настоящему! И за всем ужасом ее нынешнего положения проступало будущее: жизнь вместе с Уориком в любви и радости, достатке и счастье.

Но пока ее первой заботой было раскрытие гнусного преступления.

Она нервно обошла комнату и убедилась, что ничего не упустила, затем подошла к гардеробу, вытащила ночную рубашку, надела ее и легла обратно в постель.

Она никак не могла смириться с настоящим. Она вздыхала от переполнявших ее чувств, трогала место на постели, где только что лежал Уорик, и мечтала о дне, когда сможет ему сказать, что их любовь принесла плод и вскоре они станут родителями. Она думала о зарождавшейся внутри нее новой жизни и о том миге, когда они с Уориком встретят появление в этом мире их обожаемого малыша…

Все теперь казалось ей возможным. Она не ведала слабости и страха. Уорик опять был вместе с ней. И он любил ее.

Любил…

Проснувшись на следующее утро, Ондайн сияла от счастья и, когда Берта появилась с чаем, обняла ее и с сердечной заботой спросила о ее здоровье, совершенно забыв о том, что эта женщина причиняла ей одни неприятности. Ондайн с удовольствием выпила чай и только улыбнулась, когда Берта показала, какое выбрала для нее платье.

• Предыдущая
• 82/106
• Следующая