Сапер (СИ) - Линник Сергей - Страница 38

Счастливого пути, господа фашисты! Сейчас вы в полуторку погрузитесь, заведетесь, и поедете. Бечевочка намотается на вал, дернет гранату и произойдет тот самый большой бабах. Уж если в танке дыру пробить может, то для полуторки точно мало не покажется. Так же, как и тем, кто в ней. Коробки потом соберут, ничего страшного.

А чей это голос? Не моей ли красавицы? Ну получит она от меня на орехи! Кто ее просил сюда переться? Ох, и влетит кому-то по симпатичной попе за самодеятельность! Придавят ведь сейчас на всякий случай, чтобы под ногами не мешалась, и всё!

А она, как самая настоящая дурочка (так точно должно было показаться тем, с кем она разговаривала) начала допытываться, не здесь ли находится фронтовое медицинское управление? И ведь натурально так, ну точно, артистка. Пока ей там рассказывали, что здесь ничего такого нет и они не знают, где оно находится, я успел и из-под машины выбраться, и в дыру в хлипком заборчике уйти. Осталось дождаться, когда же «бранденбурги» попытаются уехать.

— Вера, сюда! — громко прошептал я, когда она вышла со двора к мотоциклу. — Ты что творишь? Эти ведь могли убить тебя запросто! — это я уже ей рассказал, когда она присоединилась ко мне в подъезде какого-то дома, куда я решил спрятаться. Стоять на улице сейчас не с руки: и ненужное внимание привлечем, и, самое главное, грузовик-то далеко не поедет, метров двадцать от силы, кто его знает, куда там что при взрыве полетит.

— Ничего бы не случилось, — упорствовала рыжая. — Я же от них далеко стояла.

Я не стал спорить, тем более, что полуторка подала признаки жизни, шумно зарычав. Оказывается, вовремя мы всё сделали — еще пара-тройка минут, и фашисты уехали бы.

В окошко подъезда я увидел, как грузовик, в кузове которого сидели пятеро «носильщиков», проехал из двора. Я быстро оттащил Веру в угол, мало ли, еще стеклами поранит. И тут прозвучал тот самый большой бабах. Аж уши немного заложило. Оконная рама звякнула, но удержалась. Ладно, стекольщики, тут вам работы сегодня не будет.

— Здесь будь пока! — крикнул я Вере и, вытащив «парабеллум», выскочил на улицу.

Что сказать, мастерство, ребята, такая штука, что его не пропьешь. Помнят руки-то! Всё сделал как надо, комар носа не подточит. Больше всего не повезло тем, кто сидел в кабине. Её остатки отбросило метров на пять и искать там живых я бы не стал. А вот ребята в кузове еще шевелились. Не все, трое. Два гаврика лежали без движения, придавленные сверху коробками, парочка рядом с ними дергались, но не особо, а вот пятый — тот вполне бодрячком держался. Даже встал, пошатываясь. Герой, что сказать. Руку правую только придерживает левой, небось, перелом. Но ноги-то целые! Так что будем тормозить парня, он нам тут нужнее, чем по ту сторону линии фронта!

— Halt! Auf Knien! Nicht bewegen! — крикнул я ему, направив дуло пистолета прямо в лоб — На колени становись и не шевелись!

Надо бы его как зеков, на корточки, да вылетело у меня из головы, как это будет. Ничего, стоя на коленях, тоже особо не побегаешь, еще и с больной рукой.

Послушался, не стал притворяться, что не понимает. Ну тут дело такое, жить всем хочется, а диверсант — не военнопленный, с ними даже видимости соблюдения правил не будет. Так что лучше не рыпаться, смотришь, и повезет: поработаешь на стройках народного хозяйства лет пятнадцать — и домой.

— Name? — спросил я, для порядку больше, на кой хрен мне его имя сдалось?

Откуда-то начали выбегать вооруженные люди, даже раздался милицейский свисток.

— Dieter Zaurland, Feldwebel, — ответил фашист. Ладно, фельдфебель Дитер. И на фига я с тобой по-немецки шпрехаю? Ты же русским владеешь лучше меня.

— Что здесь у вас?! Опустите оружие! — услышал я сзади. Мужчина, судя по голосу, лет сорока, местный, по-русски с украинским акцентом разговаривает.

— Не опущу, — ответил я, не поворачивая голову. — Это немецкие диверсанты. Тот, что перед нами на коленях — фельдфебель Дитер Заурланд. С другими я познакомиться не успел, времени не было.

Сзади выматерились, да так мощно, с подтывертом и экскурсами в прошлое и будущее немецкой нации в целом и конкретного фашиста в частности.

Краем глаза я увидел, что из-за угла выбежали еще люди. Эти уже в форме были, чекисты. Снова те же вопросы, вопли и мат. Оказалось, что мы спасли от разграбления архив НКВД, судя по репликам, непростой. Через минуту старшему чекисту докладывали, что охрана вся лежит внутри — перебили как детей. На меня тоже смотрели без особой приязни: надо бы еще разобраться, что тут произошло. Мои документы проверяли чуть не с микроскопом. Просто прибора рядом не оказалось, а то обязательно заглянули бы. Приволокли и Веру из подъезда, и к ее объяснениям отнеслись не с меньшей подозрительностью. То, что мы тут за НКВД кучу дерьма подобрали, стоящего передо мной лысого капитана с казацкими усами а-ля Буденный мало интересовало.

Спас ситуацию Буряков. Как мне показалось, он появился в ту самую секунду, когда чекист собирался отдать команду задержать нас. К счастью, его корочек хватило на то, чтобы отношение к нам изменилось, и очень быстро. Минуту спустя тот же капитан благодарил товарища Соловьева за оказанную помощь и вообще, чуть ли не в гости на сто грамм приглашал. Я же свою роль скромно задвинул назад, а все плюшки предложил отдать товарищу Васильевой, которая врагов и обнаружила, а потом и военную хитрость проявила.

— Остапчук! — рявкнул капитан. — Что стоим? Пленного в управление, остальных… и остальных пока туда! Действуйте! Документы собрать, оприходовать! Быстрее! Приступайте, я на подмогу сейчас пришлю людей!

Вокруг нас тут же ускорилось движение: забегали чекисты, начали вытаскивать тела из-под коробок и носить в здание архива документы. Один из немчиков к этому времени кончился, а второй так ничего, увезли живого. Дитера под руки повели пешком. Наконец-то про нас забыли. Разговаривавший со мной в самом начале подошел и я его увидел. Возраст ближе к пятидесяти даже, стройный, в военной форме, с двумя шпалами в петлицах, майор.

— Павловский, — представился он. — До войны преподавателем в пединституте работал, а тут, видите, — провел он рукой по гимнастерке, — пришлось вспомнить. Вот, из студентов истребительный батальон создали, штаб тут недалеко, в общежитии.

Из разговора с преподавателем (мировой мужик оказался, это же надо, собрал в кучу целый батальон!) я узнал главное: загс находился буквально в паре кварталов отсюда, и он работал!

Особист нас отпускать не хотел: ему нужны были подробности того, что произошло, и как так вышло, что за те несколько минут, пока он отсутствовал, мы не только обнаружили немцев, но и обезвредили их.

— Ничего не произойдет, если мы задержимся еще немного, — сказал я. — Нам надо срочно пожениться. Сами понимаете, время такое, откладывать нельзя.

Тут и Вера подключилась. Когда женщине кто-то не дает выйти замуж, а она этого очень хочет, то такому человеку я лично не завидую. Буряков решил не мешать нашему простому счастью, тяжело вздохнул — и отпустил нас, наказав нигде не задерживаться и сразу же по окончанию процедуры явиться в особый отдел дивизии.

Регистратора загса, или кем там работала маленькая пожилая женщина, мы застали, только она уже заперла дверь и собралась уходить.

— Завтра приходите, — буркнула она. — Свадьба — не похороны, можно и подождать. Командование ваше, опять же, должно разрешение дать… В восемь открываемся, приходите.

На мою невесту сейчас лучше было не смотреть. Вторая безуспешная попытка за день — это, пожалуй, перебор. А ну как передумает за ночь? Надо действовать здесь и сейчас. Или я не будущий супруг? В книгах вон, писали как попов и из постели доставали для венчания, а мы чем хуже? Ладно, начнем сначала.

— Извините, мы не представились. Военврач второго ранга Васильева, — кивнул я на Веру. — Старший лейтенант Соловьев. К вам как обращаться?

— Дора Анатольевна, — поджала губы женщина. — Но открывать отдел я не буду, и не просите.