Месть прошлого (СИ) - Гичко Екатерина - Страница 102

– Почти зимой, – ответил Шидай.

– Ну что ж, в кои-то веки соблюдём приличия, выждем полгода между помолвкой и свадьбой, а не как это у нас обычно происходит: вечером решили, ночью поженились.

– О свадьбе пока рано говорить, – лекарь устало вздохнул.

– Ты меня уже пугаешь, – признался друг.

– Ранхаш ещё не знает о деликатной проблеме Майяри. Мы пока не придумали, как ему об этом сказать.

– Не знает? – Шерех почему-то натянуто улыбнулся и обескураженно моргнул. А затем опять посмотрел в сторону двери.

И у Майяри похолодело в груди. Консер виновато посмотрел на неё, подтверждая догадку, и девушка резко обернулась.

 Харен стоял в дверном проёме, привалившись плечом к косяку и сложив руки на груди. И мрачно смотрел на неё.

Мрачно и холодно.

[1] Птица с разными крыльями – так называют золотоискательниц, которые заманивают мужчин недоступностью, но при этом разыгрывают страсть в их объятиях, затуманивая своим переменчивым поведением разум. «Машут разными крыльями». И замуж, как правило, не идут. Ходят слухи, что у этих барышень есть тайное сообщество, где сёстры по ремеслу поддерживают друг друга. А кое-кто (вот фантазия у людей!) заявляет, что их образ жизни – дань какой-то религии.

«У меня уже есть муж…»

Ранхаш почувствовал себя оглушённым.

Он торопился домой, выстраивая в голове холодные фразы, которыми намеревался наградить деда, и надеялся, что знакомство с главой рода Вотый не напугает Майяри. Что-то в глубине души, что-то мудрее разума подсказывало ему: эта встреча могла вызвать у девушки неприятные воспоминания, всколыхнуть страхи и напомнить о прежней жизни, когда всё решалось за неё. Какой бы выдающейся личностью не был Шерех Вотый, имелась за ним черта добиваться желаемого любыми методами. Но…

«У меня уже есть муж…»

Раздосадованные мысли мгновенно вылетели из головы, и Ранхаш замер на пороге. Он успел поймать извиняющийся взгляд деда, но уже не вспомнил о его вине. «…есть муж…». Взгляд упёрся в спинку кресла, в котором сидела Майяри. Ранхаш не видел её, чувствовал только запах, настоящий запах увядающей от страха травы и знойный аромат горькой полыни, и не мог осознать услышанного.

О чём она говорит?

Сама мысль, что у Майяри может быть муж, казалась смехотворной. Гордая, злая к мужчинам и их притязаниям девушка, своевольная и до безумия свободолюбивая, не могла быть замужем. Она не могла так просто выйти за кого-то, она не могла потворствовать чьей-то воле, её не могли заставить.

Это не могло быть правдой. Нахлынувший было на разум туман прояснился, вернулась привычная рассудительность, и Ранхаш мгновенно выбрал из нескольких вариантов наиболее подходящий: Майяри соврала, чтобы отвязаться от деда. Она не хочет замуж. Не хочет замуж за него, хотя прошлой ночью в карете сгорала в его объятиях и вела себя очень смело. Жуть встрепенулась, встряхнулась, расправляя свои клубящиеся чёрные одежды, и обиженным шёпотом завела:

«А за Вии-и-и-и-и-и-и-и-и-идаша хотела…»

Ранхаш решительно задавил и ревность, и обиду. Майяри не раз говорила, что первая влюблённость застлала ей глаза, и она обрела ложную уверенность, что справится со всеми Тёмными духами прошлого. Она обманула себя и больше совершать такую ошибку не собиралась.

Она просто боится и верит во всесилие своего прошлого.

«Но мы сильнее!» – завела свою песню жуть, ревнующая Майяри даже к её проблемам: они занимают слишком много её мыслей, крадут её у них.

Майяри часто врёт. Она не привыкла говорить правду, особенно таким подозрительным личностям, как старый консер. Тем более она его впервые видит. Ему, Ранхашу, пришлось приложить много усилий, чтобы она начала рассказывать ему хоть что-то, и то она продолжает где-то молчать.

Но каждое последующее слово, каждая фраза и, пуще того, заявления Шидая, который, оказывается, всё знал, разбивали панцирь недоверия и возвращали Ранхаша к моменту, когда он был близок к счастью и утерял его – к побегу Майяри, к боли и разочарованию, которые он тогда испытал.

Майяри назвала имя. Имя, в то время как дед спросил, оставить ли её «мужу» жизнь. Она не стала бы просто так подставлять кого-то. Ревность остервенело заскрипела зубами, Ранхаш уже почти не слышал дальнейшего разговора. Майяри принадлежала другому мужчине. Пусть он упустил её, пусть она сбежала, но между ними была связь. Та самая связь, о которой мечтал Ранхаш. Гостиная исчезла, сменившись мраком, и в этом мраке вырисовалась фигура неведомого врага. Взвыв, жуть набросилась на него, душа своими клубами, раздирая туманными, но острыми когтями и разрывая зубами. Но нет, Ранхаш не хотел его смерти. Он не хотел, чтобы Майяри называли чьей-то вдовой. Чьей-то! Нужно разорвать эту связь, вынудить врага признать свою беспомощность, чтобы он отказался от Майяри, чтобы он освободил её от своего имени, чтобы даже обрывки прежней связи не напоминали о нём.

«И убить!»

Спорить с жутью Ранхаш не стал. Этот неизвестный Агарес причинил ему боль. Боль и разочарование. Он, предчувствуя счастье, опять был жестоко разочарован. И разве Майяри бы стала говорить о хорошем муже (от воя жути заложило уши) «на ваше усмотрение»?

Но боль и разочарование от вновь разрушенных надежд на скорое счастье не были сравнимы с обидой.

Майяри рассказала о муже Шидаю. С этим Ранхаш ещё мог смириться. Но она призналась и деду. Оборотню, которого она видела впервые в жизни. Рассказала всё, призналась в надежде на помощь.

Но ему, Ранхашу, не призналась.

«Не доверяет!» – заскулила жуть, и харен жёстко её осадил.

Нет. Она не верит. Не верит в него, не верит в его силы.

В мыслях мелькнуло какое-то светлое озарение, но оно так и не смогло пробиться к разуму сквозь облака ярости.

«Злая, жестокая…», – обиженно ныла жуть.

Ему было бы легче, если бы Майяри сама рассказала. Но она рассказала Шереху.

Ошеломлённая девушка медленно поднялась со своего места и застыла, испуганно смотря на него. Её испуг только подтверждал её вину.

Ей нужно было прийти за помощью к нему.

«К нам!»

– Это правда? – только и смог спросить Ранхаш.

Майяри вздрогнула, попыталась отвести глаза, но, сглотнув, вскинула подбородок и напряжённо, но почти спокойно призналась:

– Да.

– Почему ты не сказала раньше?

Она застыла, а её широко распахнутые глаза будто остекленели.

– Почему не попросила о помощи меня?

В глазах девушки проснулась жизнь, они повлажнели, и Майяри поспешила опустить ресницы. Горло сдавил спазм, и она не смогла признаться, что молчала из-за страха за него. Боялась, что он, такой сумасшедший в своей любви, погибнет, пытаясь избавить её от брачных уз. Хотела признаться, что полюбила его, но боялась, что сейчас это прозвучит, как оправдание, как попытка вывернуться, смягчить его злость.

– Я… – почти шёпотом выдохнула девушка, – боялась говорить об этом вам. Простите.

Ранхаш медленно вдохнул, набирая в грудь воздух, выдохнул и отстранился от косяка.

– Мне нужно подумать.

С этими словами он развернулся и шагнул прочь. Щёки Майяри побледнели ещё сильнее, и всё же она не посмела удерживать его. Но сделав несколько шагов, мужчина сам обернулся и прохладно посмотрел на девушку.

– Вернувшись, я надеюсь найти тебя здесь, а не на другом конце Салеи.

– Я буду здесь, господин, – Майяри покорно опустила голову и не поднимала её, пока на лестнице не стихли шаги.

– Бедняга, – посочувствовал правнуку Шерех. – Шидай, ну у тебя уж с возрастом в голове должно было что-то прибавиться. Рассказали бы ему сразу. Узнать вот так, что любимая женщина принадлежит другому… Хуже только, когда собственная жена не равнодушна к какому-то мерзавцу, – старый консер вспомнил первый год собственной семейной жизни.

– Да нет, Шерех, – расстроенный Шидай раздосадовано потёр лоб, – хуже, когда все знают, а ты в последнюю очередь узнаёшь. Майяри, ты как?