Белые львы (СИ) - "Omega-in-exile" - Страница 108

====== 48. ШАГ ЗА ШАГОМ… ======

ГЛАВА 48. ШАГ ЗА ШАГОМ… Казиньяно, май 2008 года Гор сидел в тени под старой пинией – той самой пинией, в которой, по его словам, обитала душа крепости. Йен предпочел бы, чтобы старик выбрал какое-то другое место, но ничего не сказал. Он сидел рядом с Гором за столиком, на котором стояли аперитивы.

Тут же за столиком сидел Эрик. Он только что закончил рассказывать о происшедшем в экваториальном лесу. Собственно, никакой мистики в изложении Эрика не было: было лишь странное поведение белого льва и Саши, которые, казалось, встретились как старые знакомые. А потом лев исчез, ну как исчез – просто скрылся в джунглях, там было темно, к тому же раздались выстрелы и всем стало не до льва.

Йен недовольно хмурился, было видно, что рассказ о белом льве не доставил ему ни малейшего удовольствия, и он с трудом сдерживался, чтобы не прервать Эрика. Так обычно ведут себя люди, когда слышат то, во что отчаянно не хотят верить. Мистика… Вокруг Саши все время происходила какая-то мистика, даже такой закоренелый и воинствующий атеист как Йен вынужден был это признать. Но он всеми силами разума отчаянно сопротивлялся признанию этой мистики. Потому что она рушила мир, в котором на все вопросы можно было найти рациональные ответы, в котором всё было отлично налажено, разложено по полочкам… Всё, кроме Саши. Саша был существом не из этого мира. Не из мира, в котором жил Йен. И ему отчаянно хотелось, чтобы Саша вошел в этот мир, в котором для него давно было приготовлено прекрасное место, почетное, похожее на трон, перед которым гордый Йен Хейден готов был дни и ночи стоять на коленях. Но с тоской и отчаянием Йен понимал, что этому не бывать. Мир Саши был настолько чужероден его миру, что при столкновение этих миров один из них неизбежно должен был погибнуть. Или два мира погибнут сразу. Поэтому Йен почувствовал облегчение, когда Эрик перешел к рассказу о гибели Эма Нуцци. Йену было глубоко плевать на Нуцци. Он видел его всё лишь раз в жизни, на набережной во Флоренции, в объятиях Саши. Ах да, потом еще раз, в холле отеля, когда получил пощечину от Саши. Пощечину, от которой, казалось, щека горела до сих пор, а на щеке как будто навсегда остался невидимый след. Йену было не жаль Нуцци. Нет, не то чтобы совсем не жаль. Всегда, конечно, жаль, когда погибает совсем еще молодой человек, которому жить бы и жить. Но не более. По правде говоря, этот смазливый итальянец только путался под ногами и своим присутствием осложнял и без того запутанную ситуацию. С его гибелью ситуация становилась менее запутанной. Но не менее простой. Гор же воспринял известие о смерти Нуцци с молчаливой скорбью. Он лишь тяжело вздохнул, что-то неразборчиво пробормотал (возможно, слова молитвы), зачем-то прикоснулся сухой старческой ладонью к стволу древней пинии и внимательно взглянул на нее, как будто вопрошая о чем-то. Налетел порыв ветра, крона пинии зашевелилась, как будто шепча что-то в ответ. Гор кивнул, словно был удовлетворен полученным ответом. Йен снова почувствовал приступ неуверенности и недовольства. Мистика, снова чертова мистика! Почему его окружают одни сумасшедшие? Так и самому сойти с ума недолго! И еще Эрик… Эрик, рассказывавший о прощании Саши с Эмом, его рассказ был совершенно приземленным, но Йену казалось, что и Эрик верит в эту мистическую чушь, хотя не показывает и вида. Наконец, Эрик закончил. – Они, конечно, встретятся, – задумчиво произнес Гор. – Кто? – нервно спросил Йен. – Два наших парня. Потому что Эм понял свое предназначение. Принял и исполнил его. А Саша тоже понял. И тоже принял. А ты, Йен, от этого бесишься. – Я бешусь не от этого! – Йен едва не подскочил на стуле. – Если я и бешусь, то от того, что этот упрямец улетел в Москву, где на него устроят настоящую охоту! Вот от чего я бешусь! – Саша понял и принял свое предназначение, потому и улетел, – спокойно сказал Гор. – Йен, мы уже говорили с тобой на эту тему. Мальчик изменился. И ты должен это принять. Это твой единственный шанс быть вместе с ним: принять его новым, не таким, как прежде. А для этого ты сам должен измениться. Иначе он просто не дастся тебе. – Мне незачем меняться! – Йен грохнул кулаком по столу, отчего стоявшие на нем бокалы с аперитивом подпрыгнули и едва не опрокинулись. – Я твердо стою на ногах и не собираюсь сходить с ума… во всяком случае сходить больше, чем я сошел от всей этой чертовой ситуации! И я готов принять Сашу, как бы он там ни изменился! Готов! Сейчас я люблю его даже больше чем прежде! И он будет моим! Изменившйися, не изменившийся – мне всё равно! Какого черта, Эрик! В самолете была чертова уйма твоих людей, что вы, не могли заставить его остаться здесь? – С какой стати? – зеленые глаза холодно блеснули. – Ты сам знаешь, с какой стати! – заорал Йен. – Ты всё знаешь и не пытайся увиливать! Ты прекрасно понимаешь, что его место здесь, со мной! – Вот тут ты ошибаешься, Йен, – Киллерса нисколько не смутили эскапады его друга и работодателя. – Я понимаю и знаю нечто другое. Нет, я тоже не одобряю решение парня возвратиться в Россию, потому что это действительно опасно для него. Но я понимаю причины. Хотя говорить о них не хочу. И могу только пожелать ему удачи. – Нет, Эрик, – понизил голос Йен, глаза которого угрожающе сузились. – Нет. Я хочу, чтобы ты вытащил его из Москвы и снова вывез сюда. Причем как можно скорее. Но тяжелые волны свинцового взгляда Йена разбивались об изумрудную стену глаз Эрика. – Извини, Йен, – спокойно произнес он. – У меня есть кое-какие срочные дела. Нужно прежде всего разобраться с Девятым. Этот тип предал нас французам. Такое никогда не остается безнаказанным. Чтобы другим было неповадно. – Чушь! Отговорки! – отмахнулся Йен. – Нет. Не отговорки, – невозмутимо произнес Киллерс. – А, кроме того, я тебе уже говорил о конфликте интересов, который у меня возник. Так вот, похищение Забродина как раз затрагивает этот конфликт. – Почему? С какой стати?? – Потому что тот, кого я люблю, люблю всю жизнь, является отцом Александра Забродина, – бесстрастно произнес Эрик, вдруг тоже живо заинтересовавшийся шевелившимися от ветра ветвями древней пинии. – Что? – недоуменно выдохнул Йен. – Кто он? Кто его отец? – Мурзинский раб. Майкл. Михаил. Налетел сильный поры ветра, и шепот пинии стал отчетливее. «Нельзя ему мешать. Это бесполезно» *** Подмосковье, июнь 2008 года – Я хочу служить тебе так, как прежде, – хрипло произнес Михаил. Он, хоть и был на костыле, пытался встать на колени перед сыном, но тот не позволил. Даже не жестом, а взглядом, пригвоздившим отца к месту. – Не надо, – тихо сказал Саша. – Я не могу быть другим. Я то, что я есть, – произнес Михаил, глядя в сторону. – Понимаешь? – Понимаю. – Всё это… Быть рабом – это в мне. Это моя суть. – Я понимаю, – повторил Саша. – Я твой сын, и ты всё про меня знаешь. Поэтому я понимаю тебя. – Ты изменился… сын. А я нет. И не изменюсь. – Это твое решение, – усмехнулся Саша, осознав, что повторяет слова Старшего. Он устремил взор на отца. До сих пор он не разобрался в чувствах, которые испытывал, узнав, что Михаил – его отец. Скорее, никаких особенных чувств Саша и не испытывал. Наверное, если бы он узнал об отце, будучи ребенком или подростком, он испытал бы радость, даже потрясение. А сейчас… не было ни досады, ни гнева («Почему ты прятался от меня столько лет??»), ни радости со слезами на глазах, как в каком-нибудь индийском кино («Отец! Отец!»). Но не было и равнодушия. Было легкое волнение, словно рябь на поверхности озера, но в глубине по-прежнему был покой. Саша понимал отца и не лгал, когда сказал: «На твоем месте я, наверное, вел бы себя так же». Потому что чудовищная нерешительность и неспособность самостоятельно решать проблемы составляли суть его натуры. Наверное, это отцовские гены. Наверное, но кто знает? Перемена далась Саше слишком болезненно, и он никому не пожелал бы пройти через то, через что прошел сам. Он должен был принять отца таким, каким тот есть. Отца, который отправился за ним в дебри Африки, чтобы спасти сына. Отца, который теперь видел смысл своей жизни в служении сыну. Отец готов был оставаться рабом своего сына. Но Саша не мог сказать, готов ли он сам принять отца в такой роли. Как именно строить с ним отношения, и возможно ли их выстроить вообще? Месяц, который отвел Саша рабам на решение, должен был дать ответ на этот вопрос. Впрочем, в одном Саша был твердо уверен: Олег не вернется. – Я не уйду, – сказал Михаил. – Если только ты сам не укажешь мне на дверь. – Я тебя не гоню, – серые глаза были безмятежными и прозрачными. – Я ведь уже сказал это. Да и как я могу тебя выгнать? Это может сделать только Старший. – Сейчас все права Старшего у тебя, – тут же возразил отец. – Всё равно. Я буду пользоваться этими правами лишь по необходимости. Не более, – слова были похожи на холодные, прозрачно чистые капли, со звоном разбивавшиеся о невидимую стену. – На самом деле ты мне нужен. Этот дом теперь на мне. И не только дом. Надо помочь Старшему. А у меня нет опыта. Мне нужно на кого-то опереться. – У меня тоже нет опыта в подобных вещах, – опустил голову отец. – Но у тебя есть знания. – Знания? – Ты хотя бы знаешь прислугу в этом доме. Знаешь, что где лежит, – с усмешкой пояснил Саша. – Я же нигде не бывал. Кроме первого и второго круга. – Я буду служить тебе, сын. – Ты будешь помогать мне. По-мо-гать. – Как скажешь, сын. Саша чуть нахмурился. Покорность отца его раздражала. Но он вдруг вспомнил, как Йен пытался чуть ли не за волосы вытащить его в «мир свободы». Саша не хотел повторять путь Йена. Всё должно сложиться само. Или не сложиться. – Я хочу поговорить с Владимиром, – проговорил Саша. Отец, тяжело опираясь на костыль, вышел из комнаты. Саша проводил его долгим взглядом. У него сжималось сердце при виде того, как тяжело отцу двигаться. Он мог бы приказать отцу не вставать с постели и тот наверняка подчинился бы. Но Саша понимал: от этого отцу будет только хуже. Он видел, что отец и так казнит себя за то, что так и не смог помочь сыну, нарвавшись на случайную пулю. Саша закрыл глаза. Ему казалось, что он попал в параллельный мир. Всё было прежним, знакомым, но всё было другим. В первую очередь он сам. Осознание своей силы, власти, кружило голову. Оно было подобно сжатой пружине, и Саша боялся, что однажды эта пружина разожмется и… мир полетит вверх тормашками Его называли Посланцем. Так гласила древняя африканская легенда. Но Саша не понимал, чей он посланец. И что вообще это значит. Он, конечно, прошерстил интернет, да и знал, что апостолы тоже были посланцами, несшими Благую Весть. Но мнить себя апостолом казалось ему чем-то диким. Да и какую весть он мог нести? Видения, белый лев, чье присутствие он теперь ощущал в себе… Это было чем-то другим. Саша понимал, что на человека, пробудившегося в нем, возложена некая миссия. И он догадывался, что не один такой в этом мире. У каждого в мире есть своя миссия. В конце концов, хоть передать солонку кому-то в ресторане. Просто есть те, у кого миссия особая. Наверное, более важная. И опасная. Опасная в первую очередь для того, на кого она возложена. И дело не столько во внешних ударах. Опасность была внутри. Гордыня. Чувство своей исключительности. Жажда власти. Саша теперь лучше понимал Старшего, которого, конечно, мучили жажда власти, гордыня, стремление стоять выше других и повелевать. И он понимал, что Старший, со стороны казавшийся чудовищным извращенцем, на самом деле ограждал мир от бушевавшего в нем темного пламени. Он создал свой микрокосм, в котором был повелителем – жестоким, даже беспощадным, но в этот микрокосм допускались лишь те, кто сам этого хотел. Те, кто хотел быть рабами, ибо рабство, на самом деле, та же жажда превосходства и власти, только вывернутая наизнанку. В этом микрокосме царили тьма и боль, но они оставались в нем заперты. Да, из него порой вырывались темные вихри, которые несли боль и страдания другим. Например, кровопролитие в Чамбе. Но Старший всё же не пытался переделать этот мир под себя. Он держал бушевавшую в себе, пусть далеко не всегда мог сдержать ее. И он принимал мир таким, каким есть.