Хочу тебя в долг (СИ) - Ангелос Валерия - Страница 66

— Амир, пожалуйста, — продолжаю встревоженно. — Не убивай его. Не причиняй вреда. Илья сам не осознавал, что творит, я уверена, он не хотел…

— А чего ты так о нем печешься? — спрашивает хлестко, отстраняет мои руки от своего лица. — Жалеешь, что бросила этого урода? Тоскуешь по нему или как?

— Господи, нет, — выпаливаю в момент. — Я просто не хочу, чтобы ты убивал знакомых мне людей.

— А незнакомых можно? — интересуется с неприкрытой издевкой, вдавливает мои запястья в постель по разные стороны от головы, будто распинает на кровати.

— Нет, — выдаю лихорадочно. — Никаких не надо.

— Круто, — присвистывает амбал. — Охренеть.

— Я знаю, твой мир жесток…

— Ни черта ты не знаешь, — отрезает. — И нечего там тебе узнавать. Не забивай свою очаровательную головку левой греботней.

— Амир, — всхлипываю.

— Сказал же: не убью, — бросает грубо. — Чего сопли пузырями пускаешь? Твой хмырь везучий паршивец. Сдохнет еще не скоро.

— Прости, — шепчу глухо. — Я должна была сразу во всем признаться. Должна была нормально все рассказать. И я собиралась, но мы так быстро уехали, а потом ты отправился куда-то с тем подозрительным человеком. Я не успела.

— Ладно, — от хищного оскала дрожь под кожей пробегает. — На первый раз прощу. Но дальше буду твою задницу пороть. За каждое гребаное вранье. Ремнем. Кнутом. Своим болтом тоже отхожу, если сильно напросишься.

— Я не лгала, — протестую. — Я же только…

Амир толкается вглубь меня, вырывает из напрягшегося горла порочный стон. Черт, лишь теперь понимаю, что амбал снова распален и возбужден. Его гигантская плоть каменеет внутри моего податливо распластанного тела.

Он трахает долго и со вкусом. Намеренно растягивает удовольствие, оттягивает момент разрядки. Вертит меня, будто игрушку, ставит в разные позы. Наглядно показывает развращенность, испорченность. Не знает стыда.

Дыхание перехватывает от его безумных трюков. А мощная эрекция вынуждает сотрясаться от голодной дрожи, извиваться и неистово вопить под одержимым напором этого вечно заведенного дикаря.

И правда неандерталец. Зверюга. Человеческого в нем мало, особенно сейчас. Грозно рычит, глазами бешено сверкает, вдалбливается в лоно, будто жаждет разодрать на части. Пропитывает каждую мою клетку похотью, отравляет, заражает, жаждет под себя подогнать, выковать.

Господи. А я ведь точно под него создана. Тело отзывается и реагирует так, будто только этого мужчину желает, будто все годы лишь его дожидалось, ему открылось, сдалось, подчинилось безропотно.

Его руки на моих бедрах. Жестко сдавливают, отрывают от поверхности, насаживают на громадный горячий член как кусок мяса на железный шомпол нанизывают. Голова запрокинута назад, шея выгнута, спина напряжена до боли.

Я не чувствую под собой никакой опоры. Мужские пальцы впиваются в бедра. До жути толстый разгоряченный прут растягивает истекающие влагой складки.

Амир прошивает меня насквозь. Опять и опять. Заставляет бесноваться, орать, терять людское обличье, превращает в безвольное существо, в самку, мечтающую утолить нестерпимый голод.

Мои ноги на его плечах. Крупные ладони дразнят соски, сдавливают грудь, вынуждая забиться на вздыбленном члене с новой силой.

Он трется щекой о мои лодыжки, оставляет легкий поцелуй, от которого тягучее пламя растекается под враз взмокшей кожей. А в следующий миг мои ноги уже оказываются скрещены, плотно сведены. Так член ощущается гораздо острее, вонзается сильнее.

— Амир! — вскрикиваю, срываю голос на последующих воплях.

Глаза распахиваются до боли. Практически слепну, чуть сознание не теряю.

Громила накрывает мое горло ладонью. Сдавливает совсем слегка, но этого жеста и одного сокрушительного толчка оказывается достаточно, чтобы взорвать меня.

А дальше? В ад. На небеса. Не знаю. Не понимаю.

Он переворачивает меня на живот, ставит раком, вдавливая грудью в смятые простыни, продолжает неистово трахать. Уже ничего не соображаю. Практически отключаюсь под ним. Даже кричать не могу. Силы остаются лишь для утробных хрипов.

Мужчина достигает разрядки с яростным рыком. Вдалбливается в меня особенно резко и грубо, жестко шлепает ладонью по заднице, сразу же сминает ягодицу и кончает в мое растравленное похотью лоно.

Амир отпускает меня не сразу. Нет. Дышит тяжело. Поглаживает бедра, опять добирается пальцами до груди. Его движения властные, собственнические.

Мое. Это все мое. Так он считает.

И я… не против.

— Выбирай, куда пойдем, — хрипло произносит мужчина мне на ухо, покусывает шею, прокладывает дорожку из влажных поцелуев по плечам, продвигается от одного к другому.

— Пойдем? — повторяю сдавленно.

— Ну тут много известной херни, — продолжает невозмутимо. — Гребаные дворцы на каждом шагу. Опера. Чего там показывают? «Призрак оперы»? Какую срань?

Хохочет.

А у меня мороз вдоль позвоночника пробегает.

Призрак. Черт, черт, черт. Я же про Призрака ничего не сказала, ни единым словом не обмолвилась. Как можно было забыть о таком? Ну вот как?!

Идиотка.

Даже дрожать страшно. Боюсь, он почувствует и сразу все поймет, как про Илью вычислил, так и тут до истины доберется. Надо признаться, пока не поздно. А вдруг поздно?



Я заключена в удушающие объятья Амира. Лежу на смятых простынях, вдавленная в постель крепким как скала телом, перепачканная мужским потом и семенем, жестоко помеченная сильнейшим в стае самцом. Пропитываюсь им, его запахом и жаром.

Я поражаюсь. Разве счастье может быть таким грязным? Диким. Безудержным. Целиком и полностью пронизанным похотью.

Нет. Так мне прежде казалось. Счастье это нечто светлое, исключительно чистое и сказочное, уж точно не имеет никакого отношения к таким разнузданным игрищам. Теперь все резко поменялось. Даже не осознаю, когда именно.

Я чувствую то, что раньше представляла в сладких фантазиях, но никакой реальной сладости тут и в помине нет. Яростная жажда обладания. Инстинкт собственника.

Мне жутко рушить иллюзию покоя. Страшно нарываться на пугающее наказание. Но выбора нет. Надо сознаться в преступлении. Лучше уж сейчас правду сказать, чем до последнего дотерпеть и получить действительно серьезную взбучку.

— Я должна кое в чем признаться, — бормочу тихо. — Надеюсь, еще не поздно. Просто мы обсуждали Илью, и я совсем забыла про другой важный момент. Точнее ты сам очень бурно меня отвлек своим напором. Вот я и не сказала сразу. Извини.

— Путаешься в показаниях, — хмыкает. — Так кто тебя отвлек? Я или твой сладенький Илюшка?

— Почему сладенький? — спрашиваю нервно.

— Да так, — намеренно растягивает слова. — На пидора похож. Даже странно, что с тобой мутил. Вижу бабам нравятся неженки. До сих пор нему сохнешь. На защиту встаешь, готова собственной задницей расплатиться.

— Что? — взвиваюсь. — Нет!

Амир не позволяет отстраниться. Укладывается на спину, а меня заваливает поверх себя, заставляет ноги раздвинуть, вжимает в широкую грудь, поросшую густыми черными волосами. Обхватывает мои ягодицы, выразительно мнет.

— Давай, — выдыхает, опаляя огнем. — Продолжай свое чистосердечное. А я решу, как дальше быть. Помиловать или наказывать.

Если он захочет взять меня тем образом, на который уже намекал не раз, то дело закончится больницей, вызовом скорой помощи. Даже больно воображать.

Но и возбуждение возникает. От мысли, что этот мужчина властен сделать со мной абсолютно все и я ничего не сумею ему противопоставить. Только все равно жутко. Пусть не переходит черту. Пусть воздержится от таких развлечений.

Его член для такого секса не предназначен. Может, прямо об этом заявить?

— Молчишь, — ухмыляется он. — Как бы тебя разговорить?

Палец громилы вдруг проскальзывает в ложбинку между ягодицами, прокладывает дорогу сверху вниз и от этого казалось бы обычного жеста меня подбрасывает как от жесточайшего удара.