Мой янтарный берег (СИ) - "Schwesterchen" - Страница 8

- За шею его хватай, – зашипел, давясь от смеха, Славка. – В камине зажарим! Нет, погоди, пусть сначала хлебом нафаршируется.

- Гуси-гуси, га-га-га, – приговаривала Света, кроша буханку. – Есть хотите?

- Да-да-да, – хищно вторил Славка, делая вид, что выбирает птичку пожирнее. – Вот и мы тоже хотим…

Настроение у него перешло из просто благосклонного в эйфорическое: хотелось дурачиться и болтать глупости. Такое – Славка помнил – случалось изредка, и о причинах он предпочитал не задумываться. Может, его сущность как-то не так на человеческий организм влияла, и тот принимался выделять эндорфины или еще какую пакость. Это состояние он контролировать не мог, что его слегка напрягало. Впрочем, пока еще можно повеселиться.

Испугавшись, что им не достанется, оставшиеся лебеди быстро повылезали из воды. Трое обступили полулежащего на песке Олега, которого Светлячок щедро оделила корочкой, чтоб не скучал. Корочку птицы быстро конфисковали и принялись с грозным видом на парня наступать. Олег, тихо паникуя, отползал, но звать на помощь стеснялся. На его счастье, Славка заметил и отманил агрессоров в сторону.

Света подпрыгивала на месте, взвизгивала и просила «дядю Олега» посмотреть, как она здорово кормит «птичек». Славка целился так, чтобы кусочки падали лебедю на спину – посмеяться, как тот ошарашенно вертит башкой. Олег сидел, скрестив ноги, и давал советы. Солнце светило ярко, пахло морем, Гауи с Ожерельем будто и не существовало вовсе. Потом к лебедям присоединилась крайне глупая на вид чайка. Из рук она угощение выхватывать не спешила, просто прыгала поодаль, косясь на шумных двуногих с крайним недоумением. Что и говорить, такого смеха, воплей и визгов это местечко давненько не слышало.

Эйфория закончилась одновременно с хлебом. Мир потускнел. И Славка удивился, как смог хоть на несколько минут забыть, что в мутной воде плавают экскременты, на ржавом куске проволоки висит тухлая водоросль, лебеди грязные и жирные, от девчонки мельтешит перед глазами и звенит в ушах, а Олег… Олег, славный парень с красивыми глазами, вырежет ему сердце и положит огненный янтарь в окровавленные пустые глазницы, и превратит его тело в мелкую синеватую пыль – и это будет навсегда. Если охотник Косо не успеет первым.

- Ты чего? – спросил Олег.

- В смысле? – удивился Славка.

- Тебя как выключили.

Наблюдательный, чтоб его.

К счастью, оправдание на такие случаи имелось универсальное.

- Дисмимия, – развел руками Славка.

Они сидели на пляже до темноты, пока не похолодало и не захотелось есть. Олег настоял на том, чтобы провести домой Свету. Славка пожал плечами: у кое-кого явно поигрывали нерастраченные отцовские инстинкты. Он уверен был, что у парня не то что дети, даже девушка вряд ли имеется. И неудивительно: кому нужен увечный.

Открыл калитку, отпихнул соскучившуюся собачонку, задумчиво постоял возле покачивающихся пионов, сделал отметку в памяти: не забыть. Заложив руки за спину, посмотрел на дом. Пойти, что ли, на ужин что-нибудь сварганить? Обратил внимание на длинную вертикальную царапину на одном из столбов веранды. Это еще откуда? Надо бы замазать… И хлопнул себя по бедру, искренне удивляясь: казалось бы, какое ему дело до дома? Пусть хоть на части разваливается. Его задача - Ожерелье раздобыть и фигу синей курице в клюв ткнуть. А у него хозяйские заботы в голове. Вот уж очеловечился, называется. Прямо стыдно. Желудок тем не менее настойчиво напоминал, что «любишь кататься – люби и саночки возить». В смысле, в человеческом теле гуляешь, так будь добр кормить, поить и ублажать. Когда Славка, повернув ключ, взялся за дверную ручку, через гулкий напев сосен прорезались истеричные женские – бабьи – крики.

- …шляется до ночи, а дома хлеба нет! Мать на работе дотемна горбатится, голодная приползает, а доченьке горя мало! Бл…дь малолетняя!

Света, что характерно, не плакала. Молча укрывалась за коляской Олега, а тот маневрировал, стараясь все время оказываться между девочкой и озверевшей Варварой. Тоже молча. Видно потому, что одновременно разворачивать кресло и прикрываться рукой от ремешка, которым добрая мамочка пыталась достать дочь, было нелегко. Несколько ударов он уже пропустил.

Если бы в списке действующих лиц не числился Олег, Славка бы и не подумал вмешиваться. Но Олег был его. Его Хранитель, его жертва, его враг – его. Никто не имел права так обращаться с тем, что принадлежало ему.

Славка не стал, как первоначально намеревался, заламывать сумасшедшей бабе руку. Ограничился тем, что вырвал ремень и сильно встряхнул женщину за плечи. Та всхлипнула, выплюнула ругательство и посмотрела снизу вверх (ниже Славки на голову, хоть и толще раза в три). И перегарищем дохнула. Тьфу, горбатится она…

- Варвара, успокойтесь, – проникновенно сказал. – Сейчас она пойдет и купит хлеб.

- Где она купит, закрыто уже нах… всё!

- Света, иди ко мне домой, там открыто. Зайдешь на кухню, в хлебнице возьмешь буханку хлеба… и в баре – в стеклянном шкафу – бутылку, на самой нижней полке справа. Запомнила?

Девчонка, помедлив, отцепилась от Олегова кресла и потрусила к калитке. А Славка в свою очередь с удовольствием отцепился от Варвары, которая при упоминании бутылки моментально подобрела и принялась рассыпаться перед Олегом в извинениях.

- И что теперь делать? Пусть она у нас ночует или как?

- Ее мамаша, когда насосется, становится белая и пушистая.

Поднялся ветер, завыл в черных соснах. Во дворе, вдоль желтой дорожки, золотисто горели маленькие фонари.

Натянуто улыбнувшись, Олег потер правое предплечье:

- Меня ремнем в последний раз били… очень давно.

Славка покосился на красную полосу на его щеке – совсем близко от глаза. Ничего не сказал. Повеселевшая Света забежала вперед и уже прыгала на веранде.

- Хороша родительница. Ненормальная, – пробормотал Олег.

- Отнюдь, – громко не согласился Славка. – Просто женский алкоголизм – зло. А особенно в сочетании с недотрахом.

- Тише! Не при ребенке же, – возмутился Олег одними губами. – И…

Он осекся – предпочел возле пионов держать рот закрытым.

А у Славки при взгляде на клумбы в голове снова закрутились стихи:

Яхонт розы – дни любви, разлук время – желтых крокусов янтарь – венок весен.*

Снова про долбаный янтарь. Определенно, у некого Станислава Косова надо было в свое время отбирать сборники стихов. Лучше бы немецкий выучил, что ли.

Проводив после ужина Светлячка и убедившись, что Варвара действительно не имеет больше детоубийственных намерений, Олег взял себя в руки и доразбирал сумку. Потом тяжело уселся на кровать, рассеянно почесал за ухом болонку и призадумался. Было… странно. То, что Слава, которого впервые увидел буквально вчера, кажется сто лет знакомым и чуть ли не родным – это подозрительно, ну да ладно. Существуют люди, которые умеют к себе располагать, а новому знакомому в харизме не откажешь. Настораживало другое. Горечь, вызванная гибелью Каравая, словно отъехала куда-то в прошлое и подернулась туманом, хотя все случилось опять же вчера. А сегодня на пляже он любовался морем и катался по песку от смеха как ни в чем не бывало. Может, стоит хотя бы поинтересоваться, где их похоронили, и на могилки сходить? Олег взял с дальней полки слоненка – рука не поднялась выбросить, надо Светлячку подарить – покрутил так и сяк. Никаких особенных эмоций. Он поставил игрушку на место, подошел к открытому окну, прижался лбом к фигурной решетке. За изгородью покачивались темные громады сосен. Пахло хвоей. Он зажмурился. Ищи, шумели сосны, ищи.

- Что искать? – спросил Олег и, вздрогнув, открыл глаза.

Надо ложиться, а то уже, как лошадь, стоя засыпает.

На кровати уютно обосновалась Гера, и он не стал ее прогонять. Болонка поддела мордой одеяло, ввинтилась внутрь. Он почувствовал, как мохнатое тельце со вздохом растянулось возле его правой ноги: хвост постукивал по бедру, мокрый нос уткнулся в лодыжку. Потом собачка успокоилась. Ему снился разговор деревьев и янтарная смола, стекающая по стволам. Смола, словно ртуть, собиралась в шарики – крупные, сияющие. Ищи, шумели сосны, ищи.