Хозяйка замка Уайтбор (СИ) - Волгина Алёна - Страница 31

Вместе с тем я кожей ощущала десятки, сотни невидимых глаз и ушей, неотрывно следивших за нами. Замок Уайтбор с любопытством приглядывался к гостю. Сверху на нас таращилось круглым глазом витражное окно-роза; бараньи завитки колонн походили на настороженные уши. Стоявший в углу открытый рояль скалился выжидающей черно-белой улыбкой.

Замок явно не одобрял наш тет-а-тет. Не сомневаюсь, что каждое слово, произнесенное здесь, будет непременно доведено до ушей мистера Уэсли. В глубине комнаты за спинкой кресла мелькнуло остренькое полупрозрачное лицо с парой глаз, горящих от любопытства. Один миг — и все исчезло. Я рассердилась. Дьявольщина, даже посреди бальной залы в Триверсе можно было достичь большего уединения, чем здесь! Мысленно я в сотый раз прокляла себя за то, что не решилась поговорить с Кеннетом на балу. Здесь, похоже, нам все равно не позволят.

— У вас выдалось тяжелое утро сегодня, — сочувственно произнес лорд Фонтерой.

Наверное, он тоже ощущал присутствие невидимых наблюдателей. Его обостренное драконье чутье позволяло заметить многое. И все-таки мне было немного обидно от его благопристойного холодноватого тона.

«Просто он давно приспособился прятать от всех свои чувства, — тут же придумала я ему в оправдание. — Ведь ему приходилось постоянно держать в узде своего «внутреннего дракона», вечно скрывать свои способности перед друзьями и соседями. В результате он настолько преуспел в умении держать лицо, что скрытность стала его второй натурой!»

Рядом с Кеннетом я чувствовала себя беззащитной. У меня-то, в отличие от него, все эмоции были написаны на лице! Сидя рядом, он, потянувшись к чашке, случайно задел ладонью мою руку, и от этого прикосновения у меня сбилось дыхание и вся кожа пошла мурашками.

Я с теплотой подумала, что в этот ужасный день он решил поддержать нас с дядей, а не помчался утешать мисс Рамирес, потерявшую своего самого преданного поклонника. Однако не успела эта мысль отзвучать в моей голове, как Кеннет все испортил, сам заговорив об Эстрелье:

— Мисс Рамирес очень расстроена, особенно из-за вчерашнего бала. И мистер Гимлетт тоже, хотя, видит Бог, никто его не винит. Я и сам вчера расстался с Хартманом не самым дружеским образом.

После этого бесхитростного заявления у меня язык не повернулся спросить: «Кстати, а где вы были сегодня утром?» Невозможно предположить, чтобы Кеннет… нет, даже мысль об этом оскорбила бы его до глубины души!

Мы говорили о чем-то незначительном, медленно остывал чай в тонких фарфоровых чашках, а меня все точило беспокойство, как назойливый комар, пищавший над ухом. Вспомнилось, что в прошлом Фонтерой не раз улаживал подобные разногласия с помощью дуэльных пистолетов… Да, но есть большая разница между тем, чтобы выстрелить человеку в лицо и ударить его камнем в затылок! Вчера на балу многие были свидетелями их ссоры, так что вскоре информация об этом наверняка дойдет до ушей дознавателя. Чем это может грозить Фоигерою? Он ведь тоже любитель утренних прогулок… Мог ли он настолько потерять голову от страсти к мисс Рамирес, чтобы зверски расправиться с Хартманом? Вдруг тот ляпнул про астилийку что-то оскорбительное, Кеннет вспылил и…

Я поймала себя на том, что даже в этой ситуации не могу осуждать своего друга, более того, пытаюсь придумать, как нам обвести вокруг пальца судейских, если у них вдруг возникнут подозрения. И это я, «ищейка», два года трудившаяся на благо правосудия в команде мистера Тревора!

Все-таки любовь пугающе меняет людей. Я говорю сейчас не только о себе. Робкая тихоня Селина Виверхем не побоялась заложить фамильные драгоценности, чтобы спасти злосчастного Меллинга из лап ростовщика. Из-за любви к Кэролайн добряк Медоуз превратился в мрачного меланхолика, целыми днями бродившего по болотам (кстати, надо будет уточнить насчет его сегодняшних передвижений). Как любил говорить мой отчим, «amor vincit omnia — любовь побеждает все». Этой фразочкой, засаленной от частого употребления, мистер Бобарт обычно оправдывал свои интрижки (стараясь, впрочем, устраивать их так, чтобы Рут ничего не узнала, иначе никакие возвышенные фразы не спасли бы его от когтей супруги), но мне в ней виделось что-то более глубокое и трагическое. Иногда любовь толкает человека на чудовищные поступки.

— Вы устали, а я слишком засиделся, — донеслось вдруг до моих ушей. Я очнулась. Чай давно остыл. Кеннет по-доброму смотрел на меня и улыбался. — Нет ничего несноснее гостя, который не умеет вовремя уйти!

Я испугалась, вдруг он обиделся, что я мыслями улетела куда-то далеко? Нужно было срочно спасать положение.

— К вам это точно не относится, — торопливо возразила я, глядя ему прямо в глаза. — Я была бы рада, если бы вы задержались здесь как можно дольше!

«И можете насплетничать об этом моему дяде, подхалимы ушастые!» — мысленно добавила в адрес замковых слуг.

Кеннет заметно просветлел лицом:

— Я ведь никуда не уезжаю, Энни. — Мне стало теплее оттого, что он назвал меня прежним именем, словно вернув на мгновение наши прежние вечера на Гросвен- стрит. — Боюсь, что мой отъезд из Думанона теперь расценили бы как бегство.

«Да уж, представляю, какие пойдут сплетни. Двое джентльменов поссорились на балу, после чего один скончался, а другой скоропостижно уехал. Занимательная складывается картинка!»

— …И если мистеру Уэсли понадобится мое содействие, я буду рад помочь. Увидимся завтра, хорошо?

Прощаться под невидимыми пристальными взглядами было неловко, так что мы не стали тянуть кота за хвост и устраивать бесплатный цирк для наших соглядатаев. Потом Кеннет ушел, и я осталась одна.

Наступили ветреные весенние дни. Солнце теперь чаще радовало нас своим присутствием, разливая вокруг живительное тепло. Насмешливо звенела капель. На побережье орали чайки, ошалевшие от водяного слепящего блеска. Губчатые пустоши жадно впитывали воду, готовясь вспыхнуть свежей зеленью и желтизной дроковых кустов.

Прошло три дня — а Уэсли все не возвращался. Он упрямо оставался в Босвене, пытаясь повлиять на судейских и хоть как-то облегчить участь старого рыбака. Я от нетерпения сгрызла сначала ногти, а потом и пальцы в ожидании новостей. По округе расползались слухи, один чудовищней другого. Когда лавочник в Ловери, округлив глаза, шепотом сообщил, что несчастный мистер Хартман был использован в качестве ритуальной жертвы, я не выдержала, отправилась в конюшню и попросила оседлать Ласточку. Хватит мне метаться по дому. Загляну к Полгринам, к миссис Трелони, выясню, что слышно о ходе следствия.

Дядин грум, похожий на хобгоблина, в ответ на мою просьбу недовольно пошевелил косматыми бровями:

— Лучше бы заложить коляску, мэм. Незачем вам рыскать верхом в этакую пору. Вон вчера в Бигбоу один рыбак ушел на вечерний лов и до сих пор не вернулся.

Я раздраженно подумала, что на сегодня с меня достаточно страшных сказок:

— Делай, что тебе говорят.

Скорее всего, вчерашний рыбак, пьяный в доску, до сих пор храпел где-нибудь в пабе. И вообще, после убийства мистера Хартмана на пустоши царили тишь и благодать. Даже Босвенский зверь чего-то притих. «Оттого и притих, что получил свою жертву в Лабиринте», — мелькнула мысль, и меня посетило неприятное осознание, что грум может быть прав. Но дядин слуга, надувшись, как мышь на крупу, уже вел ко мне Ласточку, которая вся дрожала от предвкушения, так что я поспешила отбросить дурные мысли. Если даже загадочный Зверь попадется навстречу, пусть попробует сначала догнать! В прошлый раз у него не вышло.

Вскоре Ласточка, застоявшаяся в конюшне, бодро выбивала дробь копытами, а я наслаждалась солнечным днем и ветром, бьющим в лицо. Небо в прорехах между облаками сияло пронзительной голубизной. Яркая полоска моря мелькнула вдали и пропала, когда я свернула в холмы.

Проезжая через Кардинхэмский лес, я прислушалась и насторожилась.

Случайный порыв ветра донес чей-то приятный голос, напевающий какой-то мотив. Либо уши меня обманывали, либо это был Кеннет! Мое сердце сделало кульбит, а ноги сами пришпорили лошадь. Вдруг послышался другой голос и смех — мягкий, как перелив шелка. Смеялась женщина. На меня словно вылили ушат холодной воды. Я оцепенела, вцепившись в поводья, но Ласточка, приветственно заржав, уже выдала наше присутствие. Ей отозвалась другая лошадь.