Амброзия (СИ) - Билык Диана - Страница 41

Кирилл, ничего не видя, поплелся к выходу и стукнулся головой о камень. Зашипел от тупой боли.

– А жена? – полетели ожидаемые слова в спину. – И дочь…

– Только дочь, – отрезал Власов и вышел в коморку. Нащупал тапчан и устало сел.

Тишина и темнота были гробовыми. Пахло грибами и плесенью, а еще на губах ощущался соленый вкус пролитой крови. И запах Лины мутил сознание так сильно, что хотелось вонзить нож себе в грудь и забыться навсегда. Но Кирилл не мог этого сделать: он сдержит свое слово и доведет девушку до равнины. Передаст дочери эликсир и тогда будет свободен.

Лина не спала. Сколько часов прошло после ссоры трудно было сказать, но она все время прокручивала в голове слова Кирилла. Любит? Да врет он, чтобы поддалась и напоила его. Но почему не взял, когда предложила себя, и сейчас ушел и уперто молчал?

Хотелось рычать от негодования. В измученной голове было столько противоречий, что Лина не могла справиться с вопросами, не могла получить ответы. И до судорог в бедрах хотелось к Кириллу в объятия, потому что соскучилась, и голод стал невыносимым. Сжала плотнее ноги и сдавила пальцами подушку. Старая грубая ткань шелестела, но не рвалась. В отличие от ее сердца, что трещало по швам и расползалось на мелкие клочки.

Только дочь у него… Снова вранье. Ведь на фото и жена есть, и признавался, что любит ее, почему тогда Лине другое на уши вешал? Чтобы умаслить? Чтобы подчинить? Чтобы…

Кэйса встала с кровати и в полной темноте нащупала стену, прошла вдоль нее и коснулась пальцами ширмы. Кирилл там, за ней, стоит только подойти и взять, то что хочется. Она знала, что может настоять, и Власов сорвется. Не устоит.

А если Кирилл снова переборщит?

Качнулась вперед и ударилась виском о выступ в стене, сжала кулаки, преодолевая боль, и вернулась в потемках на кровать.

Еще несколько часов сидела на краю, слушала плотную тишину и не видела выхода. Едва вернулась с того света, но жить совершенно не хотелось. И Темной нет теперь, чтобы услышать горькую, но правду. В душе царила язвенная пустота.

Больше ничего не стучало и не громыхало, только изредка с шелестом на голову сыпалась штукатурка. Она скользила по стенам, как тысячи насекомых. Лина даже забралась с ногами на твердую кровать и задрожала от страха. Стены вибрировали и гудели, словно сквозь хлипкое покрытие проталкивается нечто.

Показалось, что тяжелые шаги сверху остановились как раз над ее головой. Стоит мутанту пробить перекрытие – все закончится, но внезапно звуки оборвались и погрузили Лину в смоляную вязкую тишину.

Как уснула, не заметила. Только когда кто-то коснулся плеча, Лина встрепенулась и уставилась в тревожную темноту.

– Кирилл? – прошептала сухим голосом. Страх перехватил горло и сжал плечи, казалось еще чуть-чуть, и Лина сорвется на жуткий крик.

– Это я, не бойся, – ответил проводник, и звук его сиплого голоса тут же отстранился. – Мне кажется, что уже утро. Нам нужно выбираться.

Лина осторожно спустила ноги на пол. На удивление чувствовала себя хорошо: мышцам вернулась крепость и гибкость. Только на языке был неприятный вкус мела и сырости, а в голове пульсировала мутная едва заметная боль.

– Идем, – Кирилл в темноте перехватил ее руку и повел к выходу. За ширмой придержал за плечи и отодвинул назад. – Стой здесь и не шевелись, чтобы я знал, что тебя не ударю. Я открою люк.

Его рука скользнула по плечу, приподнялась неуверенно по шее и коснулась волос. Всего на секунду. Лина потянулась за теплом, но встретила лишь холодную и пустую темноту, а грузные шаги послышались на лестнице.

– Береги глаза, – предупредил Кирилл и дернул щеколду.

Грохот прорубил тишину, будто кувалдой шарахнули по колоколу.

– Не открывается, – натужно прошипел проводник и снова послышался стук и шорох.

Лина чувствовала, как на голову просыпается песок и жмурила глаза, боясь, что…

– Кирилл, – прошептала, когда шум затих, – осторожней.

Маленькая щель, как луч надежды, мелькнул вверху. Лина подняла голову. Кирил смотрел вниз и придерживал люк.

– Если… – он замолчал. – Лина, ты только береги себя. Хорошо?

– Нашел время, – огрызнулась.

– Отойди вглубь! Быстро!

Лина юркнула за ширму, но тут же опомнилась. Стоило ступить назад, как перед глазами пролетели обломки кирпичей и стекол. Власов сдвинулся на одну сторону лестницы и вывернул спину.

– Все в порядке, поднимайся. И на полу рюкзак и сумку забери, – он ловко выбрался наверх, и солнечный свет почти выжег в маленьком помещении дыру. Лина прищурилась и двинулась следом.

– Осторожней, – Кирилл перехватил вещи и подал руку. На голову пролилась зеленоватая голубизна неба. – Нам нужно уходить.

– Но куда?

Лина с ужасом рассматривала завалы и не верила, что еще вчера здесь был дом. Какая сила нужна, чтобы от стен оставить только руины?

Под ногами хрустело, со всех сторон наваливались острые сваленные в кучу доски, будто кто-то специально сгреб их в одном месте. Пахло сухой глиной и жженным деревом. Шкаф превратился в чудовище, что острыми сучьями скалилось в их сторону. Книги и старые журналы смешались с грязью. Бревнами и черепицей завалило проход во вторую комнату.

Власов попытался толкнуть балку, что лежала ближе всего, но едва коснулся, как слева огромный еж из стекол ощерился и шелохнулся. Кирилл отодвинул Лину подальше и натянулся, как струна.

– Ловушка? – прошептала Лина, вцепившись в плечи проводника.

Назад – только в яму, вперед – пирамида из стекол и рваных досок.

– Попробуем закрыть люк и, когда стекло сдвинется, перепрыгнуть на балки, – Кирилл повернулся к Лине лицом и прижался так сильно, что она услышала его терпкий и приятный запах, немного смешанный с железистой нотой. – Места мало, – проговорил он и, поджав губы, отвернулся.

Стеклянный «монстр» угрожающе зашелестел и медленно поехал в их сторону. Показалось, что мышцы окаменели и не хотели двигаться. Как здесь еще прыгать?

– Лин, ты слышишь? Лина!

Она быстро кивнула.

Кирилл перебросил через «монстра» рюкзаки, передвинул Лину чуть вправо, видимо, пытаясь ее собой закрыть, а затем дернул крышку люка. Толстая металлическая пластина накренилась, а затем с грохотом закрылась. Стекло с жутким хрустом стало спускаться в пустое место, острые пики, как скрюченные пальцы, уставились в их сторону.

Власов зарычал не своим голосом, подхватил Лину за талию и швырнул в сторону дверей. Она успела лишь вскрикнуть и убрать руку под себя. Падая, перевернулась набок и едва не вспорола живот об острые деревяшки: вовремя замерла.

– Кирилл… – прошептала и подняла голову.

Проводник прыгнул в другую сторону и балансировал на краю драгой балки, что пропарывала комнату насквозь. Черепки и стекло сыпались вниз, пыль встрепенулась и зазолотилась на ярком солнце.

– Сюда, – Лина встала и вжалась в угол, чтобы освободить единственное устойчивое место. Острые концы деревяшек уткнулись в лопатки.

Власов нацелился и прыгнул. Слегка толкнул ее от рывка. Теплая влага поползла по спине, но Лина даже не пикнула.

– Ты в порядке? – он обнимал ее и прижимался. – Скажи, не молчи.

– Перестань. Я не хрустальная, не разобьюсь.

Он повернул ее к себе спиной и зарычал.

– Но порезаться можешь, – прижал свои ладони к ране, и только тогда Лина почувствовала боль. Она пульсировала и звала, будто взрывала изнутри. И манила в темноту снова, щекотала ноздри запахом мужского тела и заставляла сжимать бедра, чтобы не сорваться.

– Что дальше, Кирилл? Здесь тупик. Ты не отодвинешь балку, а до окна не добраться, – Лина откинулась ему на плечо и почувствовала, как горячие губы поцеловали шею.

– Прости, что не признался сразу. Я не знал, что для тебя это так важно.

– Важно, – принимая его ласки, Лина не сдержала дрожь. Сдалась. Боль и приятная нега смешивались, а обстановка добавляла остроты. Лучи солнца скользили по обрубками стены, слепили глаза и выжимали слезы.