Когда ты перестанешь ждать (СИ) - Ахметшин Дмитрий - Страница 26

   Но не тут-то было. Когда мы уже делали своими задницами движения по направлению к стволу, чтобы поскорее опуститься на землю и предложить офицеру свои услуги в качестве свидетелей, произошло сразу несколько событий, осмыслить которые можно только по очереди и только при замедленном воспроизведении. Во-первых, зверь вскочил и так же бесшумно, как делал прежде всё, начиная с поглощения потрохов и кончая смертью, которая оказалась, видимо, просто болевым шоком, бросился к обидчику. Во-вторых, Аалто, потирая поясницу и устало сгорбившись, как будто весь день переставлял у себя в участке мебель, к тому времени уже отвернулся к машине, чтобы убрать ружьё. На крыльцо дома Снеллманов высыпал народ, их вышибло из-под крыши выстрелом, который к тому же сделал ночь светлее, разбудив добрую половину жителей города и вспугнув рассевшихся на ночёвку птиц. Раскрасневшиеся от алкоголя лица светились недоумением и страхом, кто-то кричал: "Аалто!". Кто-то другой: "Да сбегайте кто-нибудь за ружьём!". Но медленно, всё слишком медленно... В третьих, на игровом поле, в проигранной, казалось бы, для одной из сторон партии, появилась ещё одна фигура. Мы не сразу её заметили: мужчина материализовался среди черенков лопат и неприкаянной деревянной двери, которая ничего не закрывала и была просто прислонена к стене. Там распахнутое настежь окно - кажется, оно должно вести на кухню, - и я понял, что мужчина просто перелез через подоконник и спрыгнул вниз. Пригнувшись, он рысью бежал к Аалто. Вскинул на ходу ружьё, и выстрел прогремел по округе, будя всех, до последнего младенца в своей люльке. Потом ещё один.

   - Папа! - громко сказал Джейк.

   Мы с Юсси наблюдали, затаив дыхание. После выстрелов господина Орланда тварь не остановилась, но изменила курс и в один рывок оказалась рядом с ним, по пути толкнув своим объёмным крупом Аалто и повалив его, легко и нелепо, словно спичечный коробок, на бок. Я не смел отвести взгляда.

   - Папа! - снова сказал Джейк, - Нет!

   Стало видно насколько туша эта тяжелее, массивнее человека. В холке монстр доставал господину Орланду примерно до подбородка; он легко свалил его грудью, пасть раскрылась в устрашающем оскале, вместо рыка оросив мужчину своей слюной, а нас - устрашающей, гулкой тишиной, от которой заложило уши, как будто туда натолкали ваты.

   После чего зверь повернулся и побежал прочь. Он бежал странно, создавая ощущение тучного человека, который пытался прыгать в огромном мешке. На боку, ближе к месту, куда попала пуля офицера, было почти чёрное кровавое пятно.

   Он достиг леса, и заросли колыхнулись, принимая в себя тушу - опять же, без единого звука - прежде, чем толпа мужчин смогла хоть как-то организоваться. Все они в едином порыве бросились в дом, а затем снова высыпали наружу, на этот раз с оружием, застревая в дверях и громко ругаясь.

   - Жив, - слабым голосом сказал Юсси.

   Джейкоб, у которого, судя по лицу, отнялись все конечности разом, кивнул.

   Господину Орланду помогли подняться. Он громко ругался, так что сразу было понятно, что он не просто жив, а ещё и почти невредим. Только человек, в чьём стакане плещется вода жизни (даже если это виски), может так избирательно, изощрённо ругаться, используя на добрых две третьих незнакомые мне слова.

   - Проклятье! - завопил он, подняв лицо к небу. Оттолкнул парня, который пытался поддержать его под руку. - Я не попал ни разу! Ни разу! Это всё грёбаная луна, я не мог прицелиться, потому что она создавала искажения.

   - Стрелять при такой луне всё равно, что стрелять под водой, - со знанием дела сказал кто-то, а Джейкоб на соседней ветке скривился. На его лице читалось одновременно облегчение и нотка брезгливости; я не до конца понял, к чему она относится.

   Аалто тоже подняли на ноги, отряхнули со всех сторон, как оброненную в дорожную пыль любимую кепку. Сразу видно, что горе-охотники испытывали чувство вины: шериф единственный до последнего оставался на посту, в то время как остальные предавались веселью. Аалто отстранил суетящихся около него людей и опёрся о крышу пикапа. Если он что-то и говорил, то мы не слышали. Шериф никогда не отличался громогласием или убедительностью речей, но мы, откровенно говоря, были поражены увиденным. Старый, проржавевший насквозь болид ещё способен выдержать виражи, которые преподносит ему судьба.

   - Эта зверюга была настоящей! - сказал кто-то там, внизу, господину Орланду. - Никогда таких не видел. Смотри-ка, она тебя поцарапала.

   Действительно, одежда охотника была разодрана, но отсюда мы не видели, есть там кровь или нет.

   - Ерунда, - ответил Орланд, водворяя на место кепку с ушами. - Но как она меня придавила! Одна лапища весит килограмм сорок, не меньше.

   Он повернулся в нашу сторону и, повесив ружьё на сгиб локтя, приставив ладони ко рту рупором, заорал:

   - Джейк, чёрт тебя дери! Тащи сюда консервную банку, что у тебя вместо головы! Слышишь?!

   - Банку из-под спрайта, - прибавил Юсси, хихикнув. Джейк не удостоил его даже взглядом.

   Повиснув на руках, он спрыгнул на землю; мы последовали за ним. Когда мы подошли к отцу Джейкоба, тот оглядел нас с удовлетворением, так, будто видел перед собой не трёх мальчишек, а потушенного в собственном соку гуся с ароматными яблоками. От охотника разило маринованным луком и алкоголем - наверное, виски, в котором господин Орланд так хорошо разбирался.

   - Я так и думал, что вы, шалопаи, сидите где-то поблизости.

   По лицу Джейка было заметно, как он раздосадован. Мой приятель не любил проигрывать; страшнее, чем признать поражение, для него было, наверное, только приглашение к доске на уроке старухи Олли, прямо перед самым звонком. "То есть, ты про нас не знал?" - хотел спросить он, но сдержался. Вместо этого спросил:

   - Ты в порядке?

   В его голосе чувствовалась робость, а Джейк никогда и ни перед кем не робел. Хотя я ни разу не видел, как он общается с отцом. И всё-таки, если Джейк и вправду был маленькой копией своего предка, а по всему выходило, что так и есть (формой подбородка и плотными, как будто вылепленными из глины, щеками сын походил на отца), их отношения должны напоминать борьбу двух ослов, что тянут повозку в разные стороны.