Портрет предателя (СИ) - "Мурзель" - Страница 54

— Что дальше было? — в голосе посетителя послышалось явное нетерпение.

— А ничего. Я к ней еще раз-другой сунулась, потом поняла, что денег своих не дождусь — и поменяла замки!

— Как это «поменяла замки»?

— А вот так! Покараулила когда она из дому выйдет, и поменяла! А вещи ее себе забрала, в оплату долга! — хвастливо пояснила Крюшон, явно гордясь своей смекалкой.

Глаза посетителя превратились в щелочки, а кулаки сжались до побелевших костяшек. На секунду Крюшон показалось, что он ее ударит. Она невольно вжала голову в плечи.

— Нет, ну, а что в этом такого? — залепетала она. — Я ее тряпье сдала в лавку старьевщика — так выручки едва хватило, чтобы покрыть месячную плату.

Крюшон соврала, на самом деле одежда стоила гораздо больше, чем задолжала ей семья Финелли, но полиции ведь об этом знать совершенно не обязательно.

— У вас осталось что-нибудь из ее вещей? — поинтересовался «сыщик», буравя ее проницательным взглядом.

Крюшон замолчала, ее цепкие глазки быстро забегали по сторонам. Природная жадность не позволяла ей ничего выбрасывать, и скудные пожитки Доминики, те, что не удалось продать, пылились в коробке на антресолях.

— Советую ничего не скрывать от правосудия! — вкрадчиво сказал посетитель. — Пособничество опасным преступникам строго карается по закону! Вы ведь не хотите, чтобы нам пришлось обыскивать ту квартиру? Не думаю, что вашим новым жильцам такое понравится! А если пойдет слух о том, что у вас неприятности с полицией, то никто больше не захочет иметь с вами дела.

С каждым словом морщинистое лицо Крюшон становилось все бледнее.

— Да, забыл сказать, — тем временем продолжал «сыщик», — имущество преступников и их сообщников подлежит немедленной конфискации…

Тут у Крюшон сдали нервы. Она кликнула служанку и велела ей принести коробку. Предметов там оказалось немного — расческа, пудреница, пара флакончиков и блокнот.

— Я изымаю эти вещественные доказательства, — заявил «полицейский». — Что-нибудь еще?

Он внимательно посмотрел на Крюшон. Та невольно поежилась под его испытующим взглядом.

— Н-нет, это все, — пробормотала она, молясь, чтобы ее не причислили к преступницам.

— Хорошо, — кивнул «полицейский», забрал коробку и ушел.

И только тут госпожа Крюшон вспомнила, что так и не спросила у «сыщика» документы.

***

Зигурд вышел на улицу и сел на ближайшую скамью. Он достал из коробки блокнот, раскрыл его и остолбенел — с плотных желтоватых страниц на него смотрел… он сам. На каждом листе красовался его портрет. Анфас, профиль, три четверти. Зигурд медленно перелистывал страницы, ощущая каждый удар своего сердца. От волнения руки сводило судорогой, в горле застрял болезненный ком.

«Она не забыла меня, — набатом звенело в висках. — Она любила меня! А я… погубил ее».

Он пролистал блокнот в поисках каких-либо подсказок. Безуспешно. Принялся перебирать остальные вещи в коробке.

Черепаховый гребень. На нем осталась пара темных волосков. Перед глазами возникли ее шелковистые пряди, черные, блестящие, разметавшиеся по застиранной наволочке, когда они впервые занимались любовью…

Маленький флакончик духов. Зигурд открыл его, глубоко вдохнул, зажмурился. Ландыш. Аромат ее смуглой кожи. Он вспомнил серебристые капельки, мерцающие на ее теле тогда у реки. Застонал от боли, от отчаяния, от страха больше никогда не увидеть ее.

Это он во всем виноват! Подсознательно он сам этого хотел. Хотел, чтобы она забеременела, хотел таким образом привязать ее к себе. Поэтому и позволил своему семени излиться в нее, чего раньше никогда ни с кем не допускал…

Тогда какого хера ты отдал ее другому? Какого хера ты отпустил ее? Ты погубил ее, долбанный мудак! И что теперь стало с ней и с ее ребенком?..

С моим ребенком!

Как искать ее в этом огромном городе, где живут тысячи людей? Молодая девочка, одна, без денег, до смерти напуганная… Жива ли она вообще? А вдруг она что-то сделала с собой? Он похолодел, руки начали мелко дрожать. Нет, нельзя об этом думать! Нужно искать ее! Он должен ее найти!

«Где ты, Скилик?» — лихорадочно стучало в висках. — «Где же ты?»

***

Зигурд шел по извилистой улочке, машинально озираясь по сторонам и напряженно всматриваясь в лица прохожих. Уже почти стемнело, мостовая блестела от недавнего дождя, огни фонарей тускло отражались в мокрых булыжниках. Еще один день бесплодных поисков! Тщетно! Доминика бесследно исчезла! Он был в королевском дворце, был в полицейском управлении, даже давал объявление в газету — все оказалось бесполезным.

Он обошел уже, наверное, все гостиницы и постоялые дворы, расспрашивая о Доминике. Безуспешно! Никто ничего не знал.

Навстречу шла молодая темноволосая женщина в зеленом пальто. Его сердце встрепенулось, он жадно вгляделся в ее лицо. Она будто почувствовала это и с удивлением подняла на него глаза.

Нет. Не она.

Он отправился дальше. Его шатало от усталости. Вот уже много ночей он почти не спал, лишь на короткие мгновения проваливаясь в небытие, во сны, в которых он видел ее. Чаще всего это были мучительные кошмары, но иногда ему снилось, что он ее нашел. Он протягивал к ней руки, а она растворялась в черном тумане. Несколько раз ему грезился княжеский дворец, внутренний двор, и она, сбегающая по каменным ступеням. Он просыпался и бил кулаком в стену, от отчаяния и злости на то, что это был всего лишь сон.

Он брел, как одержимый, заглядывая в лицо каждой встречной, хоть чем-то напоминающей Доминику. Прохожие шарахались от него, он был похож на сумасшедшего.

У входа в какую-то лавку прямо на земле сидела нищенка, держа на коленях то ли сверток, то ли младенца. Ее лицо было скрыто рваным капюшоном, но, судя по фигуре, она была довольно молода.

— Скилик! — окликнул ее Зигурд.

Нищенка подняла голову. Распухшее испитое лицо, крохотные щелочки глаз.

Не она.

С тех пор, как он узнал, что Себастьян бросил ее беременную, без денег, в чужом городе, он потерял покой. Он думал только о ней, чувствуя, как сходит с ума. Он почти ничего не ел, пища становилась комом в горле. Огромным усилием воли он заставлял себя глотать, только лишь для того, чтобы были силы дальше ее искать.

Бесполезно. Она пропала. Исчезла. Испарилась без следа.

Он исходил уже чуть ли не весь Дюбон, измерил шагами улицы, заглянул в каждый переулок.

Тщетно.

Ее нет нигде.

Нигде.

Нигде…

Зигурд устало брел мимо какого-то кабака. Кажется, он уже был тут вчера… или позавчера… Глаза скользили по увитой плющом стене; по доске объявлений густо облепленной листовками; по светящимся окнам; по заросшему палисаднику…

Что-то толкнуло его изнутри.

Доска объявлений!

Какое-то чутье настойчиво побуждало вернуться, заставляло взглянуть повнимательней… Он привык доверять своей интуиции.

Зигурд подошел к доске. Над ней висел фонарь, бросающий яркий свет на листовки и плакаты. Кажется, ничего особенного. Афиши, реклама, покупка-продажа различного барахла. Все как обычно… Но что-то назойливо сверлило его изнутри. Что-то было не так. Что-то казалось до боли знакомым.

Его взгляд упал на плакат с изображением красной туфельки. В правом нижнем углу стояла подпись художника — две переплетенные буквы «Д» и «Б»!

Сердце на миг застыло, затем бухнуло и неистово заколотилось. Трясущимися руками Зигурд полез в сумку, достал из нее блокнот, отнятый у старухи Крюшон, и распахнул его. Возле каждого портрета красовалась точно такая же монограмма! Точно такие же инициалы!

«Д» и «Б»!

Доминика Белличини!

Сердце взорвалось бешеным ритмом, кровь ударила в голову, ладони мгновенно вспотели. Она! Это не может быть совпадением! Это она!

Нашел! Он нашел ее!

Зигурд сорвал плакат и принялся внимательно его изучать. У него похолодело внутри. Ну конечно. Бордель. И как он, дурак, сам не догадался! Где же еще могла очутиться девушка, лишенная средств к существованию?

А ребенок? Она что-то сделала с собой, чтобы избавиться от него?