Портрет предателя (СИ) - "Мурзель" - Страница 53

Он почти ни о чем не жалел. Что толку жалеть, если ничего нельзя изменить! Дни, проведенные с нею, сделали его, пусть и ненадолго, счастливым. Он понял, ради чего стоит жить, а значит, и умирать теперь не страшно. Жалел лишь об одном, что не сумел удержать ее, не смог убедить ее остаться. Она ведь тоже любила его, он знал, он чувствовал это… но, все-таки, выбрала другого…

Он помнил, как она уходила. Помнил, как долго смотрел им вслед, пока они не скрылись за горизонтом, а слезы катились из глаз, высыхая на стылом ветру. А ведь последний раз он плакал в ранней юности — на могиле родителей… Помнил, как до боли сжимал кулаки, едва сдерживаясь, чтобы не броситься им вслед, набить Себастьяну рожу, забрать ее с собой… Знал, что она не простит, поэтому и не стал этого делать.

Без нее жизнь потеряла всякий смысл. Он пытался ее забыть, бежать от воспоминаний, уйти от людей… но ничего не помогло.

«Скилик, — с нежностью думал он, — наверняка ты давно уже замужем за Себастьяном и совсем забыла меня. А я вот никак не могу…».

Она кровоточащей занозой сидела в его сердце. Он вспоминал, как смотрел в ее глаза, ясные и лучистые; целовал ее губы, мягкие и сладкие; ласкал ее тело, гибкое, податливое, и такое прекрасное…

Он взглянул на свои руки, измазанные запекшейся кровью. Багровые рубцы от кандалов на запястьях, кровавое мясо вместо вырванных ногтей. Он вспомнил ее кожу под своими ладонями. Смуглую, теплую, гладкую, невесомо пахнущую цветами.

«Какая же ты красивая, моя Скилик. Если и вправду существует загробный мир, то я буду ждать тебя там, и уж точно больше никому не отдам!»

Каждый вдох отзывался болью ушибленных ребер. Уже скоро все закончится. Несколько часов мучительной агонии — и конец. Но он и так давно уже мертв. Внутри него — лишь пепел и пустота.

Перед глазами возникли высокие горы, прозрачные реки, густые леса… Хейдерон. Его край. Его земля. Неотъемлемая часть его души. Он всегда был готов отдать за него жизнь, но предал его ради женщины. Предал свой народ, предал Торстена, Бьярни, предал память своих родителей… Он предал всех, и все потерял. Она ушла. Враг победил.

Подсознательно он хотел умереть. Хотел прекратить все это. Разве не за тем он поехал к Торстену, зная, что тот наверняка прикончит его?

«Ньорун, дай мне силы достойно вынести пытки и встретить смерть, как подобает мужчине!» — беззвучно молился он, прислонясь затылком к холодной стене.

В коридоре раздались шаги, звякнули ключи, кто-то открывал его камеру. Тюремщики пришли за ним, чтобы отвести на плаху? Тело рефлекторно напряглось. Вырубить одного, швырнуть его на второго, увернуться от третьего… сколько их там?..

Но в следующий миг он расслабился, обмяк. Хватит! Устал. Надоело спасать свою шкуру, сражаться за эту никчемную жизнь.

Что толку жить, если рядом не будет ее?

***

Тюремщик был один. Он распахнул решетку и сказал:

— Выходи!

Зигурд медленно поднялся, превозмогая боль во всем теле. Тусклый свет фонаря выхватил из темноты закутанную в плащ высокую фигуру. Невесть откуда налетел сквозняк, взметнув густые волосы на голове незнакомца.

Зигурд не поверил своим глазам.

— Себастьян?!

— Он самый, — сухо подтвердил тот и вручил ему большой сверток. — Здесь одежда, деньги и документы. Снаружи ждет лошадь. Убирайся отсюда, пока я не передумал!

Зигурд на миг потрясенно оцепенел, затем протянул Себастьяну руку.

— Спасибо, дружище!

Тот не пожал его ладонь.

— Не за что, — отрезал он. — Просто возвращаю свой долг. Выход — там. Стражу я отозвал. Все, иди!

Зигурд сделал несколько шагов по темному коридору, пошатываясь от боли и слабости, затем оглянулся. Себастьян стоял, привалившись к стене, со скрещенными на груди руками.

— Как она? — тихо спросил Зигурд.

— Не знаю, — буркнул Себастьян.

Зигурд опешил и удивленно уставился на него.

— В смысле?

— Я ее бросил.

— Бросил?! Почему?

Себастьян презрительно усмехнулся.

— Ты ее обрюхатил, еще и спрашиваешь?

Зигурд дернулся, будто что-то взорвалось в его мозгу. Челюсть отвисла, брови полезли на лоб.

— Что?!

— Что слышал.

— Обрюхатил?!

— Да.

— Ты хочешь сказать, что…

Он осекся. Кровь ударила в голову, сердце забилось в бешеном ритме. Он схватил Себастьяна за плечи и резко встряхнул.

— Где она?

— Не знаю, — процедил тот, пытаясь освободиться.

Зигурд со всего размаху швырнул его о стену и яростно прорычал:

— Ты бросил ее? Беременную?

Губы юноши искривила горькая усмешка.

— Беременную от тебя!

Пальцы крепко сомкнулись вокруг его горла. Зигурд вдавил Себастьяна в каменную кладку и прошипел:

— Где она, мразь? Говори, или я прикончу тебя!

Тот попытался оторвать его руки от своей шеи.

— Отпусти! — задыхаясь, прохрипел он.

— Где она?

— Где-то в Дюбоне, — просипел Себастьян. — Пусти, я все расскажу!

Хватка ослабла, и он надсадно закашлялся, пытаясь отдышаться.

— Где именно?

— Мы жили на улице Башле 15 под именем Финелли… Потом она один раз приходила ко мне во дворец… Я понятия не имею, где она сейчас.

Зигурд закрыл руками лицо и резко втянул воздух сквозь сжатые зубы.

— Скилик, где же ты… — тихо простонал он.

Себастьян молчал. Зигурд развернулся и стремительно направился к выходу.

— Найди ее! — раздалось ему вслед. — Я… беспокоюсь о ней.

========== 47. Поиски ==========

Госпожа Крюшон сидела на балконе своей квартиры в центре Дюбона, наслаждаясь первыми погожими деньками после промозглой зимы. Солнечные блики танцевали на мокрых крышах, а прохладный воздух был напоен щебетанием птиц и запахом свежей листвы.

Почтенная дама качалась в кресле, прихлебывала горячий шоколад и читала газету. Из новостей ее интересовали лишь те, что имели отношение к недвижимости. Крюшон открыла страницу с рекламой и принялась тщательно проверять, не напутали ли чего в объявлениях о сдаче ее квартир.

Громко захлопали крылья — с соседнего балкона вспорхнула пара голубей.

— Кыш, окаянные! — Крюшон взмахнула унизанной перстнями рукой. — Расплодилось вас тут как грязи, все подоконники засрали! Житья от вас нет!

Из глубины квартиры послышался настойчивый звонок дверного колокольчика.

— Люсия, открой! — крикнула она служанке, нехотя поднимаясь с нагретого кресла. Наверняка, кто-то из жильцов принес арендную плату. В денежных вопросах никому нельзя доверять, все нужно делать самой!

Горничная провела посетителя в гостиную. Крюшон удивленно взглянула на него: он был ей незнаком. Темные волосы, светлые глаза, лицо сплошь покрыто застарелыми шрамами и едва зажившими ссадинами. Странный тип. Кто он такой?

— Чего изволите? — сухо поинтересовалась она.

Незнакомец сразу перешел к делу.

— В одной из ваших квартир на улице Башле проживала семья Финелли, — в его речи улавливался хейдеронский акцент.

— А вам, собственно, какое дело? — прищурилась Крюшон.

— Забыл представиться. Нойманн. Внештатный сыщик полиции. Себастьян и Доминика Финелли — опасные контрабандисты. А если вы не расскажете мне все, что вам о них известно, то я сочту вас за их сообщницу.

Крюшон побледнела. От холодного жесткого взгляда по спине побежали мурашки. Только неприятностей с полицией ей не хватало!

— Так я и знала, что с ними что-то нечисто! Они мне с самого начала показались подозрительными! Особенно девка. Парень еще ничего такой — вежливый, приветливый, а она все молчала и волком зыркала. Да еще и волосы обрезанные! Да разве ж будет приличная леди волосы обрезать? Вот и мне она сразу и не понравилась…

— Где она сейчас? — перебил «полицейский».

— Так откуда ж я знаю? — затараторила Крюшон. — Сначала муж ее пропал. Недели две его не видели, а тут пришло время за аренду платить. Я к ней, а она мне такая: «Уехал, дескать, по делам». Я ей сразу не поверила, подумала: «Бросил он ее». И поделом ей!