Воины Хаоса наводят порядок (книга I) (СИ) - Ульянов Сергей "Контра" - Страница 32

– И опять поздравляю, – высказался Асперо. – Не всякий нечестивец может похвастать, что его исцеляли наложением рук. Впредь старайтесь беречь свою бренную плоть, она вам ещё пригодится.

– Плоть лишь глина, радость жизни содержится в духе, – проворчал Бартоло, скучая. – Это меньшее из чудес, что я вам смогу показать.

– Большое спасибо, – почтительно кивнул Костик, – но это всего лишь полдела.

– В каком смысле?

– Теперь нам нужны разношенные сапоги.

Бивак «Одной второй» встретил их дымом, громкими разговорами, хохотом, стуком ложек и взглядами, в которых небрежный интерес легко сменялся демонстративным презрением. Кэррот поморщился: запах наваристой чесночной похлёбки злодейским образом щекотал ноздри. Переход отобрал много сил, а съеденный полдня назад сухарь с солониной был лишь каплей в безбрежное море их голода. «Надо было сперва у Асперо горячего выпросить!» – запоздало додумался он.

Они вышли из сумерек к свету большого костра.

– Гляньте, братцы, – раздался пронзительный голос откуда-то сбоку, – дубом буду, это же знаменитый милицейский артефакт – Сапоги-Убийцы!

Наёмники рядом заржали как табун сытых коней. Костик стиснул зубы: злосчастные сапоги Корчева он нёс под мышкой. Конечно, Ганс Пополам не преминул рассказать подчинённым о растяпе стражнике, и теперь предстояло сполна изведать насмешек.

– Я слыхал, краснопёрые реформу затеяли; мол, не будет у них нонеча сапогов да портянок… Но иные из них, говорят, и от ног отказаться решили!

Олясин фыркнул, решив при случае так и подколоть пострадавшего лейтенанта.

Из темноты выступил здоровенный мужчина с мечом на поясе. Ростом он был чуть повыше Кэррота с Костиком, а шириной как они оба сразу.

– С чем пожаловали? – осведомился он глубоким, почти оперным басом.

– С предложением невиданной щедрости, – жемчужно улыбнулся Кэррот. – Обменяем эти прекрасные новые сапоги с казённого склада Хендры на любые разношенные того же размера.

Здоровяк кивнул и требовательно протянул лапищу. Костик передал ему свою ношу. Наёмник вертел сапоги так и сяк, помял толстыми пальцами, критически осмотрел подошву. Глубоко запустил руку внутрь – Кёрт забеспокоился, как бы голенище не лопнуло. Наконец детина вернул сапоги и пробасил куда-то во тьму:

– Розес, дуй сюда! Кажись, твой размерчик.

Розес оказался крепко сложенным хлыщеватым типом в модной сиреневой рубахе с закатанными рукавами. Лет ему было чуть за двадцать, немногим больше, чем Кэрроту с Костиком. Длинные рыжеватые волосы, собранные в небрежный хвост, серьга в ухе, веснушки да наглая улыбочка завершали портрет. Приблизившись, он без лишних церемоний сграбастал сапоги из рук Констанса и собрался уже удалиться.

– Эй, – окликнул его Кэррот, – давай при нас меряй!

– А то что? Обзаг? – выгнул бровь Розес. – Ты мне тут условия ставить будешь, ярыга? – он особенно подчеркнул слово «тут».

Из темноты его поддержали смешками. Здравый смысл подсказал Костику, что кому-кому, а вот им в любой момент может стать не до смеха. Он развёл примиряюще руки. Розес тут же сменил гнев на милость, улыбнулся ему почти ласково.

– Да расслабьтесь вы, братцы! Не уйдут ваши прохоря… Я ведь вам не швиндлёр какой-то! – наёмники снова прыснули. «Покупатель» исчез в темноте, по пути громко требуя у коллег банку с собачьим жиром. Сержанты ждали его четверть часа, переминаясь во мгле у наёмничьего костра. Наконец Розес вернулся: он вышагивал развязной походкой, неотрывно любуясь обновками. Руки при этом наёмник держал за спиной.

– Ох, чудо-сапоги! Будто под меня кроили! – радостно возвестил он. – Меняемся!

Царственным жестом он бросил на землю у огня что-то жалкое: пару стоптанных до безобразия башмаков, наполовину уже состоявших из дорожной грязи и пыли. Лагерь смолк. Взгляды устремились на милиционеров.

– Уговор был сапоги за сапоги, – заявил Кёрт. – Не хочешь меняться, так и скажи!

– Да ладно, уже и повеселиться нельзя, – с деланным сожалением протянул Розес. – Совсем вы, ярыги, шуток не понимаете… Твоя взяла, на, держи, – он со вздохом вытащил из кармана штанов моток траченных временем пахучих онучей и бросил их на изношенные ботинки. – Теперь квиты?

Лагерь взорвался хохотом. Кэррот призадумался, как бы так врезать Розесу, чтобы на них не бросились остальные наёмники.

– Нет, не квиты. Сделка отменяется, – твёрдо сказал Костик.

– «Ой», сказал сержант милиции, потерявший амуницию… – глумливо оскалился Розес. – Что же ты назад сдаёшь, стражник?

– Условия договора не соблюдены, по рукам мы не ударили. Снимай сапоги.

– А ежели не сыму?

– Сами с тебя снимем, с бессознательного, – заверил Олясин.

Лицо Розеса вспыхнуло, глаза заблестели. Впрочем, это мог быть и отсвет костра.

– Ого-го! Да вы драки хотите?

– Так точно, – уверенным жестом размял пальцы Кэррот. У него только сошли синяки от общения с Порсоном, но Розес был в полтора раза меньше. – С удовольствием объясню тебе, где ты неправ.

– Э, нет, братец, – с сожалением отозвался веснушчатый наймит, неторопливо расстёгивая пуговицы пижонской рубахи. – Сапоги я у твоего приятеля брал, перед ним мне ответ и держать! Только чур без магии! У нас есть парни с чуйкой на это дело.

Наёмники принялись громогласно свистеть и гудеть в его поддержку. Розес бросил сиреневую рубашку в сторону. Пламя рельефно высветило его жилистый торс с белыми нитями шрамов. Повернулся к Костику и спросил, разминаясь:

– Готов, слуга закона?

Изваров кивнул, снимая милицейскую куртку. Они с Кэрротом оба были выше среднего роста, но Олясин отличался, что называется, атлетическим телосложением, а Констанс всегда был худощавым и тонким в кости. Он не выглядел любителем драк, и понятно, почему наёмник наметил его своей жертвой.

– Я, конечно, могу предложить поединок на мечах… – задумчиво протянул Розес.

– Спасибо, но нет, – вежливо отклонил Изваров. – Я в мечах не силён, у нас топоры табельное оружие.

– Понимаю, – в тон ему отвечал Розес. – У нас каждый знает, что в сизийской милиции все – дровосеки…

Прозвучал новый взрыв хохота. Дела пахли скверно, как престарелые онучи. Глянув по сторонам, Кёрт отметил, что вокруг собралась едва ли не вся ватага наёмников. Наверняка и зловредный капитан где-то рядом, надзирает за ними из темноты. Олясин заподозрил, что святые отцы тоже услышат возню в лагере и покинут свои шатры, но его отвлёк многоголосый крик зрителей: Розес бросился на Констанса.

Наёмник был в драке хорош. Резкий, азартный, с поставленным хлёстким ударом. Прирождённый драчун, фаворит поединка. Костик, даром что выше на голову, только и мог, что закрываться от посыпавшихся на него пинков и ударов. И то получалось не очень, вспухшая скула и разбитая бровь сразу стали тому подтверждением.

Толпа окружила костёр плотным кругом и подначивала дерущихся. Пару раз Костик пробовал контратаку, но опытный Розес уходил от него с издевательской лёгкостью. Оценив соперника, играл на публику: то дразнил милиционера небрежной стойкой, то молотил каскадом красивых, эффектных ударов. Ждал, когда тот выдохнется и раскроется, чтобы поставить в представлении красивую точку.

Кёрт Олясин сжимал кулаки. Он терпеть не мог быть безучастным свидетелем. За мятущимся пламенем показался здоровяк, который свёл их с Розесом. На его грубом лице застыло немного смущённое выражение; что-то вроде сочувствия. Хотя, может и померещилось. Кёрт мотнул головой и едва не прозевал поворотный момент поединка.

Конопатый наёмник всем телом вложился в размашистый грозный удар. Констанс вдруг уклонился, поймал его руку, развернулся изящно, как в танце… зрители ахнули. Розес вскрикнул от гнева и боли, когда обнаружил себя уткнувшимся в землю с заломленной за спину рукой. Он рванулся, но Изваров держал его крепко.

– Ах ты, тварь! – проскрежетал Розес, задыхаясь.

– Будет больно, стучи по земле, – сдержанно предупредил его Костик, – и не дёргайся, руку сломаешь.