Сказ о Степане-Стрелке (СИ) - Эрленеков Сергей Сергеевич - Страница 32

По пути Степан навестил свои старые схроны, и раскидал по ним барахло. Но кое что он все же сохранил, учитывая, что к советскому ПТРС патроны у парня кончились, пришлось брать трофейное немецкое. Хотя какое оно немецкое, польского производства, 1935 года разработки. Калибр ствола, конечно, не чета русскому, обычные 7,92, но гильза 107 миллиметров обеспечивала навеску пороха достаточную, что бы разгонять удлиненную тяжелую бронебойную пулю до полутора тысяч метров в секунду. Плюс четыре патрона в магазине. Так что для обычных французских и чешских легких танков этого было достаточно, а при должной удаче можно было обезвредить даже Т-1 и Т-2. На Т-3 и Т-4 мощности уже не хватило. Малый ресурс ствола, всего в 300 выстрелов, Степан компенсировал улучшением всех частей ружья до 1 стадии. Улучшать до 2 стадии свое оружие он пока не решался, потому что там надо было тратить дополнительные ресурсы, а еще могло сильно изменить внешний вид оружия, что тоже, пока, ник чему. Для чего оно ему понадобилось, да для того, чтобы, во-первых, иметь средство для борьбы с самолетами, а во-вторых, пора было начинать снайперскую охоту за высокопоставленными офицерами и начальниками. Легендарный камень душ, выбитый с Гауляйтера, возбуждал хомячью часть его души. А с достижением «Нереальный Мародер», даже не нужно было подходить близко к жертве. Поэтому Степан собрал все патроны к своему трофею, какие нашел. А это почти 2000 штук.

Появился в отряде он как всегда неожиданно и незаметно. Вот его нет, а вот он уже сует свой котелок раздатчице в столовой, та, как и всегда, положила ему стандартную порцию, как услышала знакомый бас:

— А че так мало, мне тройная порция положена, с командиром оговорено, я большой, мне калориев много надо, так что кидай еще, не жмись!

И только тогда в столовой раздались крики:

— Степка, бисов сын, живой!

— Вот, сукин кот, ничего его не берет, заразу!

…

И в таком стиле десятки комментариев. Когда пришел командир, полковник Орлов, он как раз успел к началу рассказа:

…- Я говорю, очнулся, а эти дурашки меня к себе тащуть, я не будь дурак, виду не подал, что очнулся. А зачем. Так я ихний штаб неделю бы искал. А как иначе, не мог же я ходить по городу, который взорвал, и спрашивать, а где тута ваш штаб. А так они сами меня туда принесли. И ноги топтать не пришлось. Меня же если в хорошее место пустить, то потом попробую оттуда выковырять. Глаза открыл, а я в камере. Делать нечего, пришлось решетку ломать, а оне такие удивленные были, во такие глаза стали, — и Степан пальцами показал какие глаза были у конвоиров, получалось, что не менее, трех дюймов, — опосля а охранников, того, этого, тоже сломал, и пошел в кабинет главного начальника, документы, какие есть в мешок поклал, карты тож, ручку вот золотую тоже подрезал, гляньте какая шикарная. Потом вышел, пострелять, конечно, чутка пришлось, а то не выпускали, по пути ружбайку вот захватил, противотанковую. Она супротив нашей хлипковата, но версты на полторы достает. Я вот на нее прицел приспособил от маузера, снайперский, теперича и на охоту можно сходить.

Полковник сделал жест, который вне времени и пространства, называется рука-лицо. От этого раздолбая у него точно скоро инфаркт будет. И не скажешь ничего. Потому как Герой, мать его так. Мост взорвал, штаб гестапо ограбил. Особенно доставляла золотая ручка. Зачем она ему, он же не пишет ничего, только планы немецких частей химическим карандашом с горем пополам малюет. Причем без всяких соблюдений правил картографии. Гражданский, что с него взять. Увидев же, как здоровяк «приспособил» прицел, кроме слова присобачил, подобрать было нечего, и захотелось побиться головой о столешницу, чтобы это развидеть. Отличную немецкую оптику, выдранную «с корнем», он прикрутил к огромной винтовке стальной ПРОВОЛОКОЙ. Слова «Стимпанк» полковник никогда не слышал. А сам прицел нужен был Степану только для маскировки. С его умением и боевым интерфейсом, никакой прицел нужен не был.

— Степка, сука, ты моей смерти хочешь, — просипел полковник, — бегом к оружейникам, они тебе его нормально прикрутят, и куда документы дел?

— В штабе, на стол положил, — удивленно произнес парень.

— Так там закрыто, — удивился Орлов.

— Ну, я чутка надавил, она, дверь, и открылась, че-то там правда хрустнуло, но это ж так, мелочи. А мешок вам на стол положил.

Рука командира потянулась к кобуре, но пока он решал, застрелить придурка, или застрелиться самому, запал прошел, да и полезный этот придурок. Хотя и безбашенный на полную катушку. Отпустив парня отдыхать и в оружейную мастерскую, полковник отправился посмотреть, что же за документы тот притащил. Когда он немного вник в их суть, то не знал, что делать. Хотелось то спрятать этот мешок в самый дальний сейф и жить около него, а то сразу самому бежать с ним через линию фронта. В мешке была информация по разведшколам Абвера, и картотека на сотни уже внедренных агентов, причем сразу по двум республикам. Там били планы развития агентурных сетей, схемы и карты. А еще личный дневник самого Генриха Лансдорфа, где были характеристики на многих руководителей Вермахта, а также множество их маленьких и больших секретиков, которые, очень помогут в работе, уже советским нелегалам, работающим в немецких штабах. Наступила пора форсировать подготовку к отправке людей через линию фронта. Он уже посыла туда нескольких разведчиков, вернулись ровно половина. Они и рассказали всю ситуацию. Одним словом — не пройти. И тут опять пришла в голову одна высокая и плечистая проблема. Дойти-то он, конечно, дойдет, но вот методы проверки у фронтовых особистов очень уж специфические, а ну как Степан обидится. Тогда смело можно распускать отряд, и идти сдаваться фашистам. Потому как убийство особистов полковнику не простят. Опять захотелось побиться об стол головой от безысходности.

Но рефлексировать было некогда, надо было продолжить набирать достижения, чтобы оправдать попадание в плен половине бригады НКВД и самого полковника тоже. Потому как подобное считалось недопустимым. Поэтому, для того, чтобы избежать трибунала, надо было сделать так, чтобы совокупность заслуг, перевесила их вину. А для этого, надо было начинать шевелится. И без Степана тут опять не обойдется. Почему-то достижения стопроцентного результата любой акции, можно было добиться только с его помощью. Для очередного нападения была выбрана станция городка Слуцк, где сейчас скопилось множество эшелонов и крупный узел железных дорог — Барановичи. Атаковать решено было практически всем отрядом. Формировались две колонны грузовиков, броском они выдвигались сразу к двум станциям и атаковали. Учитывая нахождения станций в глубоком тылу, и удаленность от основного, захваченного партизанами района, охранялись они относительно слабо. И разведка это подтверждала. Из-за ужасной погоды немцы попрятались по домам, что намного снизило возможность обнаружения колонн. Хотя обратное продвижение обещало быть трудным.

Фрицев застали, так сказать, со спущенными штанами. Немногочисленную охрану буквально смели. После чего минирование эшелонов превратилось в обычную учебную практику. Степан ничего не минировал, после Мозыря, его к минированию не допускали, он залез на трубу котельной в Слуцке, и отстреливал пытающихся командовать офицеров. Пускай много фрагов он не набил, но опыт потихонечку капал, а камни душ и энергокристаллы высокого качества регулярно падали в инвентарь, далось даже получить несколько кристаллов Великого уровня. Вермахт может заменить солдат, заменить технику, привезти ещё патронови топливо, но грамотные офицерские кадры, это то, что быстро найти не получится. И убийство офицеров, возможно, было самой большей диверсией. Именно гибель командира гарнизона Слуцка и его офицеров штаба позволило колонне добраться до базы почти без боев, мелкие стычки на блокпостах не в счет. А вот с Барановичей парни пробивались с боем. На плечах отступающих партизан немцы ворвались в предполье, перед зоной прохода к пинским болотам. Так уж получилось, что Степан уже второй раз принимал тут бой. Но в этот раз не один. Сейчас он просто отстреливал чересчур ретивых офицеров. Точнее тех, кто осмелился выглядеть как офицер.