Не рычите, маэстро, или счастье для Льва (СИ) - Тур Тереза - Страница 26

Боже! Какие дурацкие мысли лезут в голову, а?

- Ты о чем задумалась? – он склонился к ней.

Ирина поняла, что краснеет. И ни за что не скажет! Вот просто никогда-никогда не признается.

- Приезжайте в Москву на выходные, - тихо проговорил Лева.

Ирина улыбнулась.

- Заодно и прорепетируем твое выступление. А мы с парнями приедем поддержать тебя.

- Ты же не знаешь, какого это числа. У вас может быть выступление. Или концерт. Наверняка у вас под Новый год все по часам расписано.

- Я верю, что будет окошко. И мы будем.

Глава пятнадцатая

Ой, невроз, невроооооз.

Не неврозь меняяяяя

(С) Великий и ироничный интернет

Лева раскрыл глаза, потянулся. И понял, что выспался. Такого с ним не случалось давно. И первые мысли, которая возникла в голове, была просто паническими.

Проспал? Опоздал? Что не успел? Не услышал будильник? Почему не позвонил никто?!!

И только потом пришло осознание. Он в Питере, у Ирины. Они даже толком не поругались – что вообще замечательно. Ближайшие пару дней он свободен, а значит…

А значит, можно провести их так же сказочно, так же чудесно, как прошел вчерашний вечер.

Ему обрадовался Саша. Да так, что когда они пришли в садик, то он бросился к ним навстречу – и Лева раскинул руки, чтобы подхватить… сына. Подумать только, он первый раз с тех пор, как узнал о существовании мальчика, называл его сыном. Про себя, легко. И настолько стал счастлив от этого, что не хотелось выпускать это щебечущее воробушком создание с рук.

Тепло. Хорошо. Спокойно.

Вечер прошел так, словно он всегда приезжал в этот дом с гастролей, словно его всегда тут ждали, старались повкуснее накормить ужином. Словно всегда разгоняли спать с Сашей из-за рояля. И ворчали, что собаку со стола подкармливать категорически нельзя. И все равно, какие у нее глаза. Они переглядывались с Джесс. И оба изображали раскаяние. Ну, по крайней мере, очень старались.

И даже бытовые неприятные и ненужные мелочи не могли испортить его настроения. Пришлось отправляться в магазин хоть за какой-то сменой одежды. Потому что он все бросил… Где это было? Что-то он название последнего города, где они выступали с концертом, уже и вспомнить не сумел. Как-то все слилось перед глазами.

Ночь… Честно говоря, ему было неловко. И он ожидал этой неловкости от других. Уходить не хотелось. Но… Ирина просто подошла. И буднично протянула полотенце. Антонина Георгиевна проворчала что-то. Будем считать, благожелательное. И ушла читать Саше книгу. А сын – улыбнулся. Пожелал спокойной ночи. И просто утащил бабушку за собой.

И вот дальше он, полный великих планов и свершений, после дурацкой беседы – и кто его вообще за язык тянул, еще и Олесю приплел. Ну, не идиот ли, а… Он заснул!

Ну, вот как это, а?

Ладно, он исправится. Он будет очень-очень стараться!

Что там у остальных? До Ивана он так и не дозвонился. Остальные тоже не знали, что и как. И переживали. Что тут у нас в сообщениях.

О, тенор прорезался.

«Все норм», - гласила смска.

Уже хорошо.

«Фанаты раскопали первые, кинули Машке ссыль. Шесть лет назад. Начальнику службы безопасности стыдно. Думаем, что делать с организатором безобразия. Если есть предложение – милости прошу».

Это уже от Олеси.

«Снова как женат. Скандалим».

Артур. И куча разнообразных смайликов. Вот любопытно. Его эта ситуация огорчает или веселит?

Ладно, надо вставать – и смотреть, кто есть дома. Потому как все, скорее всего, работают.

Посмотрел на часы. Времени – почти три часа дня. Какой он ненасытный в постели, просто кошмар. Наконец-то выспался во всех позах.

Поднялся, потянулся. И… обнаружил рыжую крокодильскую бестию аккурат на его вещах, сложенных на стуле.

- Джес! – простонал он. – Вот как так-то?

Псина лениво приоткрыла один глаз. Издевательский. И вот этому созданию женского собачьего пола он вчера поверил? В ее страдания? И выдавал вкусняшку? Подпольно, рискуя поругаться с Ириной?

- Вот что ты сделала! Это ж была чистая одежда! У меня другой нет!

Собака зевнула во всю пасть, явно намекая на то, что «Любовь сэра Генри…» И так далее по тексту.

Что мы имеем на три часа послеобеденного утра?

Один комплект одежды изумительно несвежий. Другой – пахнет собачатиной. И… Лева решительно согнал собаку на пол, тихонько сказав с совершенно Ириной интонацией: «Вниз».

Джес тут оказалась на полу. И уже оттуда посмотрела на человечка укоризненно. Вот, дескать, ты тут, чтобы со мной играться. И меня баловать. Что ты изображаешь?

Одежда не только пахла. Она еще и была в рыжей короткой шерсти.

Лева выразительно зарычал. Собака плюхнулась кверху пузом.

- Ну уж нет!

Он отряхнул водолазку – черную. Когда-то. И джинсы. Натянул, поморщился. И отправился в ванну, со вчерашним полотенцем, чтобы хоть как-то привести в порядок себя и одежду. А вот бритву, кстати, он купить забыл.

По ходу решил, что этот день ему никто! Даже наглая рыжая собака! Не испортит. Вышел – и отправился на поиски людей.

В коридоре услышал женские голоса.

Он уже собрался пойти, поздороваться. Обнять Ирину – пусть и на глазах бабушки. Страсти-то какие. Он размышляет об одобрении профессора филологии. Жуть. Дожил.

На этому понял, что губы растягиваются в счастливейшую улыбку. Но вот фраза, что донеслась до него, заставила замереть.

- Ира, - говорила бабушка. – Очнись. Ты же не считаешь, что все происходящее – всерьез.

Он ждал возмущения от Ирины. Не дышал, просто молясь о том, чтобы прозвучало: «Да ты что!» А еще лучше: «Я его…» Неужели он хотел услышать «Люблю»?

Но слышал только лишь тишину.

- Саша принял его, - снова раздался голос бабушки. – Безоговорочно. Даже ничего не спрашивая. А ты ничего не объясняешь ему. Ты вообще собираешь что-то говорить?

И снова молчание. Как будто Антонина Георгиевна разговаривала сама с собой.

«Может быть, так оно и есть?» - промелькнула мысль. Он прислушался. Нет. Рядом с госпожой профессором дышит еще один человек. И это Ирина.

- Как к этому всему относится? Просто как к мужчине, который вдруг стал у нас ночевать, как будто гостиниц в городе нет? Или?

«Ответь… Пожалуйста».

Секунды складывались В долгие и пустые минуты.

Вздрогнуть от тишины. Пройти в прихожую. Надеть пальто. И уйти.

Как он того и хотел, день удался.

…

Как ни странно, его пуховик, специально купленный для того, чтобы на гастролях пережить сибирские морозы, не околеть и главное, не потерять голос, совершенно не грел его на питерском ветру, щедро приправленным снегом и дождем.

Он бы отдал все на свете, чтобы сейчас оказаться даже не на вокзале и не поезде – сразу в кабинете около рояля, в квартире, куда ходу не было никому, где все было обустроено именно так, чтобы ему было удобно, комфортно. Чтобы погрузиться в звуки. И играть, играть, играть. До изнеможения, путая мелодии, небыли, были. Себя и женщину, что будила какие-то непонятные, но просто сносящие чувства.

Он бежал и бежал куда-то. Пока наконец не осознал, что замерз. Да так, что зуб на зуб не попадал.  И к тому же, особо не отошел от дома Ирины. Вон он, там, за двумя поворотами, если идти прямо.

А сам он… Около какого-то моста, на набережной. Правильно. А вон стройка века. Откуда он звонил Олесе.

Сюр какой-то!

Рассмеялся. Остановился. Выдохнул.

Вот ведет он себя, честное слово, странно. Как истеричная барышня-хористка.

«А я институтка, я дочь камергера… Я кто-то то там, - слова он как обычно забыл, но мурлыкал старательно, хоть и не раскрывая рта, - я летучая мышь…»

Продрогшая, дурная на всю голову. Промокшая летучая мышь… Которая бегала по кругу, пытаясь что-то понять для себя. Мда. Похоже, он третий или четвертый раз просто обежал квартал вокруг волшебной Глухой Зеленина. Улицы, что то не желала находиться, то не хотела отпускать.

Что тут скажешь. Только в очередной раз удивиться. Городу. Себе.