Серая мышь на тропе войны (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна - Страница 44
- Предыдущая
- 44/47
- Следующая
Обязательно надо будет взять кошку. И собаку, да. Одной все же неспокойно. Может, у кого сука ощенилась в поселке, а до весны подрастут щеночки. От медведя не защитит, но отвлечь и предупредить должен…
— Васса? А чего ты так рано?
Катерина выглядела захлопотанной, а еще удивленной. Пропустив меня в прихожую, оглядела с ног до головы и спросила:
— Случилось что? Или в гости? Так наши спят еще после вчерашнего.
— Ничего, не будите никого, тетя Катерина, — шепотом ответила я и, сняв сапожки, прошла в кухню. — Я попрощаться пришла.
— Куда это ты намылилась? Кофе сварить?
— Нет, спасибо. Катерина, а вы куда сложили мои вещи? Ну те, в которых я приехала.
— Деточка, зачем тебе это старье? — бестактно спросила та, а потом прищурилась подозрительно: — Что за глупости в голове опять?
— Никаких глупостей, — улыбнулась я. — Домой еду. Вот и все.
Катерина всплеснула руками, всполошенно вскрикнула:
— Как домой?! Зачем?
Я вздохнула, махнув на нее, чтобы не разбудила весь дом, потом сказала тихо:
— Не срослось у меня с городом. Не могу тут больше. Тятя всегда говорил: где родился — там и пригодился. Вот и… еду.
— Да как же так? С мужем, что ль, поругалась? Так поживи у тетки, пока все перемелется! Зачем же сразу домой? Это ж такая дорога!
— Катерина, я все уже решила, поэтому отговаривать меня не надо. Просто принесите мне вещи, и я поеду на вокзал.
— Гэс-с-споди!
Она пристально посмотрела мне в глаза и, видно, поняла, что переубеждать бесполезно. Качая головой, ушла в коридор. Я открыла чемодан, чтобы сложить вещи поплотнее. Хотя чему там умещаться — блузка мамкина да юбка…
— Мяу-у-у-у!
Встопорщенное чудо с выпученными глазами метнулось из чемодана мне на руки и забилось головой под мышку.
— Кроха?! Ты откуда здесь? — изумилась я, машинально приглаживая шерсть на спине кошки. Кроха промяукала что-то глухо, будто жаловалась мне на меня же.
— Ах ты… безобразница! Решила тайком со мной поехать? Нельзя тебе туда, милая моя… Не могу я тебя через всю Сибирь везти в чемодане!
Катерина вернулась со стопкой одежды и тоже удивилась:
— Чего, и кошку потащишь?
— Спряталась в чемодане, — виновато улыбнулась я. — Что теперь с ней делать — ума не приложу…
— В поезд не пустят.
Катерина решительно отобрала у меня Кроху, устроила ее на руке и принялась почесывать за ушами:
— Эх ты, нелегальная мигрантка! Ты, Васса, не беспокойся, за кошкой я присмотрю. Говорят, кошки счастье в дом приносят, пусть и у нас будет немножко счастья…
4 января
— Просыпаемся, пассажиры, кому в Ачинске выходить! Через полчаса!
Я подскочила на кушетке, спросонья не сообразив, зачем проводница стучит в дверь. Женщина напротив села, кряхтя, и принялась натягивать носки, штаны, свитер. Ачинск — это совсем рядом с Красноярском. По расписанию еще два с половиной часа. Можно поспать, наверное…
Спать уже не хотелось. Соседка все вошкалась, собирала в кучку свои торбы, чемоданы, полотенечки, газетки… Тихо собирала, но все равно мешала отключиться. Прошло три дня с момента, как я покинула дом Вадима, и теперь идея вернуться домой казалась мне дурацкой. Надо было остаться у тетки. И все же нет. Работать в какой бы то ни было фирме я все равно бы не смогла, на ферму наведываться тоже. Сидела бы на шее у родных, терпеть этого не могу. А ждать, пока родится ребенок, чтобы сделать тест отцовства… Нет, нет. Дома лучше всего. Там я никому ничего не должна. И Вадиму не должна. Хоть и люблю, хоть и сердце разрывается от разлуки, от его гнева и ненависти, а ребенок дороже. Мало ли, случится что, потеряю маленького — ведь никогда жизнь моя не станет прежней! Мамка уж на что сильной была, волевой, а смерть братиков словно у нее половину духа отрезала. Я уж поберегусь, хозяйства большого мне не надо — только прожить зиму. Козочку, кроликов, кур заведу, а там, глядишь, и на корову сподоблюсь. Но потом уже, как чадо родится…
В Красноярске была зима. Самая настоящая, та, которой мне не хватало в Питере. Заметенные снегом улицы, блеск белизны, отдающей желтым под утренними фонарями, занесенные машины… Курточка перестала греть почти сразу же. Ну ничего, доеду до Енисейска, а там есть рынок, куплю себе что-нибудь потеплее. А пока надо быстро добраться до автовокзала, купить билет и согреться в буфете чашкой горячего чая. С булочкой. С двумя булочками.
К моему счастью автобус отходил всего через сорок минут, как я купила билет. Поэтому успела и чай, и туалет, и даже пельменей покушать. На лотке в вокзале продавали книги, и я выбрала, повинуясь непонятному порыву, одну: «Как родить здорового ребенка?» Хоть почитаю на досуге. Тятя всегда говорил: Бог дал — Бог взял. Но говорил и другое: на Бога надейся, а сам не плошай. Молиться буду, беречься буду, а и медициной пренебрегать не стоит.
5 января
Грузовик, пыхтя и покряхтывая на поворотах, пробирался скользкой заснеженной дорогой через лес. Где-то справа лежал во льду Енисей. Сзади остались город, деревни, деревушки и зимовья. Почта, продукты, лекарства ехали все дальше, все выше по реке, шофер Данила в тельняшке и в кепочке рулил одной рукой, второй перебирая диски в книжечке. Уже три часа мы с ним были в дороге, и он все старался меня развлечь: то разговорами, то песнями. А у меня поджимало внутренности, скреблось под сердцем. Тоска по Питеру или тревога — как там мой дом? Завернулась в куртку, спрятала в воротник нос и вздохнула.
— Гляди, землячка, вона поворот на Анциферово! — бросил мне Данила.
— Еще пять минут, и ты дома!
— Дома… — тихо повторила я. — Дома…
— Так радоваться надо! — засмеялся парень. — Увидишь родню, друзей!
— Я радуюсь, — заверила его, а сама снова вздохнула. Так не боялась, когда в город собиралась. Теперь возвращаюсь, долги раздам, а как людям в глаза смотреть потом? Сейчас-то еще ничего, а вот когда пузо станет видно? Кому я объясню, что все еще замужем, только муж и отец за четыре тысячи километров живет?
— Вона, глянь! Тебя встречают!
Он хохотнул над собственной шуткой, всем телом налегая на руль, чтобы вывернуть грузовик из снежной колеи на уезженную санями дорогу. Бабы уже толпились у «бюро» — именно так в поселке называли старый, чуть покосившийся дом, где делили темные сырые комнатки сельсовет, почта, фельдшерица и сельпо. Я даже подалась вперед, прилипла носом к стеклу, высматривая лица. Родные, с детства знакомые бабы! Как встретят?
Затормозив, грузовик протяжно выдохнул, а Данила стукнул по рулю, отчего оглушительный вой гудка огласил округу. Выскочив из кабины, парень задорно поприветствовал народ:
— Почту встречай! Муку встречай! Землячку вам привез еще!
— Эт каку таку землячку? — решила уточнить Матрена, подтягивая к грузовику самодельные санки. Тут я уже не выдержала, распахнула дверь и спрыгнула на снег:
— Матрена!
— Васютка! Откуда ты взялась-то? — женщина всплеснула руками, теряя варежки, потом кинулась ко мне, обняла с жаром: — Ой, схуднула как! Ты в гости или как?
— Насовсем, — смутилась я.
— Ну не дурочка ли? — Матрена с притворным возмущением обернулась к бабам, словно призывая их в свидетели. — Все в город бегут, а она наоборот, обратно в поселок вернулась!
— Посмотрела, попробовала и вернулась, — с достоинством ответила я. — Как там домик мой? Стоит еще?
— Куда ж ему деваться? — удивилась Матрена и позвала сына: — Эй, Петька! Возьми-ка муку да письма, коли есть, да домой вези, а я попозжей приду.
Пока все толкались в очереди, я дернула Данилу за рукав ватника:
— Спасибо тебе еще раз! Зря деньги не взял ведь!
— Беги домой, землячка! — шофер показал в улыбке прокуренные желтые зубы. — Говорю ж, со своих за провоз не берем!
— Васса, ты рассказывай, чего там как, — Матрена подхватила мою сумку и чемодан, оттащила в сторонку. — Чего тетка, не приняла что ль?
— Приняла-то приняла… Да всего столько случилось, Матренушка… И не расскажешь сразу.
- Предыдущая
- 44/47
- Следующая