Наречённая. Книга 1 (СИ) - Богатова Властелина - Страница 15

Маар толкнул дверь, но та не поддалась. Ассáру заперлась. Он стукнул кулаком, чтобы Истана открыла, но девушка проигнорировала его знак. Страж сцепил зубы, втягивая в себя ее запах. Она там, но не желает ему открывать. Он ударил плечом, и задвижка отпружинила, а дверь едва не слетела с петель. Маар медленно вошел в комнату, выхватывая в желтом скудном свете лампы распластавшуюся на постели девушку. Он не помнил в какой миг оказался рядом. Сгреб в охапку Истану, подбирая ее с постели, и сразу заподозрил неладное. Грубо встряхнул девушку, но голова ее безвольно откинулась назад, влажные волосы тяжелым покровом разметались по постели.

— Вот же… — крепко выругался Маар, когда на простыне сверкнули злосчастные осколки.

Страж сковал подбородок Истаны, поворачивая ее лицо к себе, и сложно было понять, что сейчас творилось у него внутри. Хотелось добить ее за то, что она ослушалась, придушить и избавиться от этой невыносимой помехи, но он лишь крепко сжимал ее в руках, шумно и рвано дыша через нос, вглядывался в ее потемневшее лицо. Она была жива, но не просыпалась, впав в забытье. И очнется ли? Зачем он оставил это зеркало у нее? Но он и мысли не допускал, что Истана ослушается его! Несносная девчонка! Проклятая ассáру!

— Я же запретил, — сказал он, хоть девушка его и не слышала.

Гнев внутри него дышал пеплом и жаром, до такой степени, что он оглох, а перед глазами распылились багряные пятна. Он судорожно провел ладонью по женскому телу, такому вожделенному и желанному, что, кажется, обжегся, чувствуя под ладонью ее изгибы через тонкую ткань. И хорошо, пусть подыхает. Осознавая с мрачностью, что миг назад так желал сделать, Маар небрежно, но все же с нажимом бросил ее на постель.

Маар задышал тяжело, туго втягивая в себя воздух, смотря заволоченными туманом гнева глазами на раскинувшуюся на постели девушку в ореоле снежных волос. Сжав челюсти, он отступил, развернулся и вышел из комнаты, прикрыв дверь.

Маар направился к хозяину двора, велев его жене находиться рядом с ассáру, отсыпал серебра, но женщина гордо отказалась от платы, добровольно осталась с Истаной. Страж вернулся в свою комнату и не сомкнул глаз до самого рассвета. Когда начал едва бледнеть горизонт над вершинами снежных гор, он поднялся. Снарядившись в походную одежду и броню, ван Ремарт спустился вниз. Его воины уже выходили во двор, готовы уже были выдвигаться. Жена старосты так и не появилась с вестью о том, что ассáру очнулась, и Маар гневался, ловя себя на том, что ожидал этого всю долгую ночь. Он глянул в сторону перехода, и тут деверь комнаты, где лежала Истана, открылась, из нее вышла женщина. Увидев Стража, она заторопилась. Маар напрягся весь, в груди тугой волной плеснул жар — очнулась?

— Она очень холодная, мэньер, — с сожалением сказала женщина, опуская тусклый усталый взгляд.

Маар глянул поверх головы женщины в сторону приоткрытой двери. Внутри забурлило черное, как смола, смятение и ярость. Маар снял с пояса кошель, вручил женщине.

— Хорошо, мэньер, — согласилась женщина, — я позабочусь о ней столько, сколько потребуется. Она угрюмо поджала губы, стискивая плату в пальцах. На этот раз не стала отвергать, понимая, чего ей это может стоить, безропотно приняла дар. Эта женщина уже узнала, на что Страж короля способен. Старшая дочь старосты рассказала матери, что сделал с ней в парилке Маар, и хозяйка дома сделает так, как скажет гость, лишь бы исгар не трогал ее двух других дочерей. Ван Ремарт, поимев их первым, мог отдать девушек на ублажение своим воинам.

Маар вышел на улицу под тяжелое хмурое небо, что синими облаками затягивало горизонт, сжирая золото рассвета. Донат, увидев, что Маар вышел один, без ассáру, помрачнел. Шед, напротив, приосанился, не скрывая своего удовлетворения тем, что ван Ремарт оставил, наконец, девчонку. И Маар едва сдерживался, чтобы не выжечь его довольство вместе с потрохами. Страж злился, злился на себя за то, что его желание становились слишком бесконтрольными, слишком одержимым и извращенным, и самое гнусное — он не хотел оставлять здесь Истану, но был вынужден — она уничтожит его. Эта хрупкая, глупая ассáру сможет обратить вспять его силу. Но, с другой стороны, она воистину глупа, раз осмелилась посмотреться в зеркало, и теперь она уснула, ушла в руки Верховного. Теперь небесный владыка волен вернуть ее или забрать себе. И пусть лучше заберет! Она не должна жить! Так будет лучше для всех.

Страж вскочил в седло, отметая прочь мысли об этой девчонке, и уже вскоре отряд из двадцати всадников покинул селение, устремляясь на север. Только Маар уже скоро начал ощущать, как расстояние, что отделяет его от ассáру, увеличивается. С каждой милей его дыхание становилось все туже, он начал задыхаться, словно на шею ему бросили аркан, еще несколько миль, и он погибнет. Маар отчетливо это испытал, настолько что взревел внутри. Мужчина остервенело подгонял скакуна, пытаясь вырваться из этой ловушки. Ассáру удалось его опутать. Удалось, проклятая сука!

Маар натянул поводья, останавливая взмыленного скакуна. Шед, что следовал рядом, заподозрив неладное, обернулся.

— Поезжайте. Я вас догоню, — бесцветным голосом бросил Маар команду.

Но Шед только хмуро покачал головой.

— А если не вернешься?

Маар смерил его потемневшим взглядом, раздраженно сжав в кулаках поводья, дернул, разворачивая скакуна, пуская его обратно к селению, удаляясь от отряда. Он убьет ассáру и нагонит. Маар должен это сделать, иначе — Шед прав — он не вернется, ассáру завладеет его душой. Уже завладела. Ван Ремарт мысленно сжимал в кулаке рукоять ножа, и его кровь кипела ядом. Какая это уже по счету попытка убить ее? Теперь у него нет выбора, или она умрет, или умрет он. Исгáр внутри него бушевал, раскачивая волны жидкого огня. Огненное око поднялось достаточно высоко, Маар терял время, и все из-за этой дрянной девчонки!

Селяне уже занимались утренними хозяйскими заботами: мужчины кололи дрова, носили сено в стойла, женщины стирали в ледяной речной воде одежду. Увидев всадника, побросали они все, уставившись на ворвавшегося в деревню Маара. Страж поднялся по ступеням, вошел в дом старосты, сдергивая нож с пояса. Староста не заметил, как он вошел, Маар застал его тогда, когда он нависал над старшей дочерью, дергая ту за косу, и крепко ругал. Она плакала, на щеках блестели слезы, но увидела Стража, и внутри нее всплеснул жар — она была счастлива увидеть его вновь. Маар это ощущал. Староста, заметив сразу оружие в руках Стража, вытянулся, закрывая собой дочь, но Маара она нисколько не интересовала. Гость, не сказав ни слова, зашагал в комнату, где осталась Истана, толкнул дверь. Женщина, что находилась внутри, даже плошки из рук выронила.

— Оставь нас, — приказал ей ван Ремарт жестким голосом.

— Не надо, мэньер, прошу! — взмолилась глухо женщина, преграждая путь к лежащей недвижимо девушке. — Это последняя ассáру, пощади, не убивай! Прошу! Не надо! Она еще совсем юная!

Но Маар ее не слышал, смахнул в сторону и шагнул к Истане, занося нож над ее грудью. Всего лишь на мгновение, но рука будто отяжелела, Маар втянул глубже, смотря на белое лицо Истаны, белую шею и грудь в разрезе сорочки, резко выдохнул, сжав рукоять. Ударил, метясь в самое сердце.

Женщина, что замерла с ужасом в глазах, прикрыв ладонью рот, побелела и не шевелилась.

Он проклят! Он уничтожил самого себя! Маар отнял руку, он не сделал и царапины на ее жемчужной коже. Острие застыло над самой кожей, будто воздух был твердым льдом, не пропустил дальше. Рука, в которой Маар сжимал нож, задрожала от натуги, как и сам он. Страж опустил руку и тут же с громким рыком со всей злостью вонзил нож в брус стены, разразившись проклятием.

***

***

Маар перенес ассáру в более просторную и светлую комнату. На верхнем ярусе дома старосты было куда тише и спокойнее. Снегопад уже два дня не прекращался, сливая небо с землей в одно белое полотно, на несколько шагов вперед уже ничего не было видно. Истана не приходила в себя. Несколько раз Маар порывался оставить ее, но каждый раз возвращался сюда, в эту комнату, садясь напротив ее постели в дальний угол, и в полной тишине смотрел на нее неотрывно. Очнется ли она вообще? Что, если не очнется? Внутри Маара бурлила борьба, он не знал, чего хочет больше, его разрывало на части. Он желал, чтобы она не проснулась, и ему стало бы легче, и одновременно страшился того, что больше не увидит эти невыносимо голубые глаза.