Шантажист (СИ) - Билык Диана - Страница 1

– Ты ждала меня?

– Нет, – отчаянный шёпот срывается с её губ, а моя ладонь сильнее сжимается вокруг тонкой шеи, заставляя жертву задержать дыхание.

Наклоняюсь. Всматриваюсь в её бледный облик, вдыхаю горячее дыхание со вкусом красного вина и чернослива. Тону в ярких кругах светящихся в ночи радужек. В тёмной синеве безумно глубоких глаз!

Сгибаюсь ещё ниже. Ближе. Так близко, что слышу запах женщины, запах её безумного желания и голода.

– Ты ждала меня?

Я готов повторять тысячу раз, чтобы уничтожать её. Терзать. Кромсать. Мучить.

Она ответит. За всё и на всё ответит.

Но такие не ломаются быстро – сука упорно сжимает губы, дергается из последних сил, но молчит. Убивает  горящим взглядом, дышит порывисто и раздувает ноздри.

Сжимаю пальцы, позвонки почти хрустят под ними. Моя жертва судорожно сглатывает и упорно мотает головой.

Дерзкая тварь!

Хочется её ударить, растереть по стенке, за все что сделала! Такие не должны ходить по земле.

Поддерживаю острый подбородок ладонью и заставляю мразь запрокинуть голову. Красивое пластиковое личико вытягивается, а густые ресницы трепещут и сияют бисером слёз.

– Врё-о-ошь… – рычу, намеренно занижая голос и меняя темп обычной речи. Ксенон почти перестал действовать, ещё минута, и краля догадается, кто я. – Ты обманываешь. Я всё о тебе знаю, Афи-и-ина.

– Пошёл на хрен, урод! – выплёвывает она, не скрывая своей ненависти, и впивается ноготками в мои руки. Тонкие пальцы норовят расцарапать кожу, причинить боль, оставить метку.

Конечно же, чтобы потом найти, но я ей не подарю такой шанс.

Эта сука никогда не сдастся, уверен, оттого месть и слаще. Приходится поджать сильнее тонкую шею и немного приподнять дерзкую добычу – мне следы царапин не нужны. Она елозит ногами по полу, стучит каблуками, отталкивается беспомощно руками от моей груди, пытается порвать шелк рубашки, но лишь злит и распаляет сильнее.

– Я пойду, – рычу ей в лицо. Маска прилипла к коже намертво. Хоть снимай, хоть нет – все равно я зверь, не знающий пощады. – Так далеко пойду, что ты будешь умолять меня вернуться, – опускаю вторую руку, что запирала крошку в углу и придерживала затылок, веду ниже, по плечу, мимо груди и узкой талии, срываясь на выступающую косточку. Задираю нагло платье, разрывая эротичный разрез до основания бедра. Её проблемы, как она будет оправдываться перед своим кавалером.

Девушка шипит ругательство и дёргается, но моя рука, как ошейник, не дает ей свободу – удерживает на весу, обездвиживает, будто булавка, что пронзает острой иглой бабочку. Ей приходится выбрать: или сломать себе шею, или покориться мне.

– Что тебе нужно? – хрипит жертва, комкая рубашку. Не сдается, всё ещё опасна, потому я не отпускаю, напряжён и ожидаю от нее новые выходки. Держу на коротком поводке.

– Чтобы ты платила по счетам. Чтобы молила о пощаде.

– Каким счетам, ублюдок? – ярится и сужает глаза.

Мне нравится её ненависть, до того вкусная, что хочется подхватить её за бедра, вонзиться до предела и вбиваться в нее до хрипа и бессилия.

– Я ничего тебе не сделала! – надрывно вскрикивает, но тут же замолкает. Не хочет огласки и скандала.

– Забыла, что ты делала другим? Так я напомню, – отпускаю её подбородок, вбиваю легким движением худые плечи в стену, не сильно, но девушка от шока вдыхает через нос и приоткрывает покрасневшие от поцелуев губы. Ругательства застывают на кончике языка – почему тварь такая сладкая?! Медные волосы просыпаются на мою ладонь шёлковыми нитями, путают пальцы, заставляя желать ещё сильнее.

Она – мой яд. Отрава. Гниль, которую не выдавить, не уничтожить. Рана нарывает и болит бесконечно. Корчит до состояния необузданной ярости, но и заставляет крошиться от одних прикосновений к гладкой разгоряченной коже. С ума сходить от близости и запаха.

Ненавижу суку!

– Отпусти меня, конченный ублюдок! – На секунду почувствовав свободу, девушка пытается ударить, укусить, но я сильнее, намного сильнее.

С легкостью скручиваю и снова прижимаю заразу к стене, в угол, туда, где шкаф отрезает густой чёрной тенью голубоватый свет уличного фонаря и режет кабинет на куски.

– Я тебя найду, – шипит мразь, замерев в моих объятиях. – Как бы ты не прятался, под чьей бы личиной не скрывался, я узнаю тебя.

– И? – хочется засмеяться ей в лицо, но не смешно.

Пристраиваюсь между стройных ног, напористо развожу коленом сильные бёдра. Одной рукой связываю тонкие кисти, чтобы бешеная от злости телка не царапалась.

Она упирается. Бесполезно. Запускаю руку под подол платья, ныряю в нужное место, пальцем отодвигаю взмокшее кружево и сам едва не кричу, соприкоснувшись с ее жаром.

Афина снова дёргается и добавляет посаженным от переживаний голосом:

– Я убью тебя! – и резко оседает от моих ритмичных толчков пальцами, яростно вцепляется в плечи и крупно вздрагивает.

Стоит мне вонзиться в горячее нутро на всю длину пальцев, нагло скользнуть по клитору, прижать, покрутить и снова углубиться во влагу, девушка вскрикивает:

– С-ско-т-ти-и-ина… – тянет меня за плечи, стискивая пальцами кожу до жгучей боли, и рассыпается на осколки наслаждения в моих руках, сотрясаясь в ядрёном оргазме.

– Ты будешь мучиться, – шепчу ей на ухо, – будешь искать, но не найдёшь. Это я тебе обещаю.

Резко отпускаю девушку и исчезаю во тьме. Вслед летят проклятия и мат, но сдавленные, глухие, дрожащие от отчаяния.

Я не стану её жалеть.

А вот не желать не получается.

Raven: Афина, я знаю, что ты сделала, и разрушу тебя изнутри. Это случится очень скоро, не успеешь оглянуться…

Холодная волна прокатилась по спине и, сжав невидимой лапищей затылок, приподняла волоски на предплечьях и сдавила грудь металлом страха.

Я оторвала взгляд от экрана, отодвинула прядь тяжелых волос, что упала на лицо, и осмотрела просторный зал за стеклом.

Меня колотило от ужаса, я боялась пошевелиться.

Белоснежный пластик, современное расположение рабочих мест – квадратно-гнездовое – мерное гудение компьютеров, принтеров и голосов, приглушенное прозрачной пеленой моего кабинета.

– Нет, это не годится, – возмутилась Лена и хлопнула файлами по столу нашего штатного художника и верстальщика Павла. – Здесь нужно цвета вытянуть, – ткнула она пальцем в бумаги, – потому что слова статьи сливаются с фоном.

– Придираешься, а текст не видишь только ты, – тощий паренек поправил очки, изогнул пренебрежительно рот и повернулся к компу. Но бумаги на переделку взял, подтащил их ближе и покосился в мою сторону.

Лена, опытная журналистка по криминальным статьям, фыркнула и удалилась. Её короткая стрижка цвета горящего факела затерялась среди столов сотрудников и застыла в углу офиса. Она любительница уединиться, и как же я её понимаю.

Медленно выдохнув, я присмотрелась к верстальщику. Худой, костлявый, бесцветный. Он сидел ближе всех к моему кабинету. Не мог он отправить послание – это было бы слишком просто. Этот подкаблучник – няша – и мухи не обидит – не способен Пашка на коварные игры, уверена.

Я скользнула взглядом по головам и фигурам сотрудников в поисках того, кто мог за мной наблюдать. Того, кто мог прислать весточку из прошлого.

От осознания, что враг рядом, что следит за мной, сердце стучало под горлом.

Никто из присутствующих не знает, что я была Афиной. Да вообще никто не знает!

Значит, здесь его нет. Вдруг банальное совпадение? С такой редкой кличкой? Глупейшая наивность!

Р-р-р! Я тебя разоблачу, мразь последняя!

Журналисты и иллюстраторы собрались в толпу возле окна и, попивая кофе из одноразовых бумажных стаканчиков, обсуждали новый номер.

Никто не смотрел в мою сторону. Они слишком увлечены идеями для декабрьского номера, конкуренцией «первой полосы» и «злачных мест» для статей.