L-квест (СИ) - "Yueda" - Страница 35

Папа смотрит на меня. Он не задаёт вопросов. Он понимает, про какого парня речь и какой смысл у слова «нравится». Он всё это прекрасно понимает.

— Принять себя, — после долгого молчания произносит папа. — Просто принять себя таким. Целиком и полностью. Не прятаться, не убегать от себя, не обманывать, не пытаться быть нормальным, как все. И не бояться чужого мнения. Это твоя жизнь и только твоя. Не ломай её. Не ломай себя. Ты сильный, поэтому не повторяй моего пути.

Папа отводит взгляд, но сильнее сжимает мои руки.

— Я боялся. Всегда боялся того, что обо мне подумают родители, друзья, соседи, коллеги по работе. И даже после того, как окончательно понял, что я гомосексуал, что нормальная семейная жизнь не для меня, даже после этого я не пошёл против воли отца и женился. Он очень хотел увидеть внуков, но так и не дожил до этого момента. Я выбрал твою маму потому, что любил её. Не подумай ничего плохого, я правда любил её, как любят подругу, сестру. Я думал, что этого хватит, что, может быть, чувство вырастет. Я верил в это. Когда на свет появился ты, то любовь к тебе затмила всё. И я думал, что вот оно — нормальное счастье, и другого мне не нужно. Но я ошибся. Встреча с Араширу перевернула всё. Я не мог ни спать, ни есть, я думал только о нём, бредил им. Я буквально сошёл с ума. Да, это больше походило на сумасшествие. Я пытался бороться с собой, но всякий раз, встречая его, сдавался. В конце концов я поговорил с твоей мамой. Она плакала. Но она поняла меня. Поняла и отпустила. И разрешила видеться с тобой. Онги — невероятной души человек. Удивительно, но благодаря именно ей я смог окончательно принять себя…

Папа поднимает глаза, в них снова дрожат слёзы.

— С Араширу у меня так ничего и не сложилось. Наши отношения длились три года, и все эти три года были непрекращающейся войной. Я не понимал его, я ненавидел его непостоянство, его буйство, его упрямство, его лживость, но меня тянуло к нему. Он тоже ненавидел во мне мою слабость, мои страхи, мою скованность, но чем-то я привлекал его. Но в конце концов он всё же бросил меня и исчез. Навсегда. Я больше не видел его. Я был разбит, раздавлен, опустошён. Именно тогда я вбил себе в голову, что не создан для любви, для отношений. У меня оставался лишь один светлый лучик — ты. И я посвятил себя тебе. Долгие годы я жил только тобой, заботой о тебе, пусть и удалённо, но заботой. Тогда я сожалел, что оставил семью, ушёл от вас с Онги. Но возвращаться было уже поздно: Онги повторно вышла замуж и родила двойняшек. Я ни с кем не встречался, не заводил отношений, я не хотел и думать о том, что могу быть кому-то нужен, кроме тебя. Я больше не хотел никому причинять боль и не хотел, чтобы кто-то причинял боль мне. Но в моей жизни появился Итиру. Сильный, спокойный, уверенный в себе. Долгие годы он прошибал своим теплом мою стену и наконец прошиб её. Два года мы живём вместе, и мне… И мне уже всё равно, что про нас скажут. Мы любим друг друга — и это самое главное.

Папа смущённо улыбается и вздыхает.

— Как видишь, у твоего отца путь к настоящей любви оказался весьма долгим, так что не повторяй моих ошибок.

Я киваю. Мне нужно переварить услышанное, обдумать хорошенько, но главное… Главное я уловил. Осталось только понять, как это — принять себя таким, какой есть, не бояться, не убегать. Быть честным с собой.

— Как его зовут? — спрашивает папа.

— Касуми. Асакава Касуми.

— Познакомишь нас? А то я его толком и не рассмотрел.

— Конечно, — снова киваю я и почему-то смущаюсь. Будто на смотрины веду.

— Тогда пошли, — встаёт папа. — Заодно попрошу Итиру блеснуть своим мастерством в приготовлении коктейлей. Он раньше работал барменом и по части коктейлей бог!

========== 10. Асакава: Поцелуй ==========

— Кажется, я всё-таки немного пьян, — говорит Хиро, опускаясь на диван.

— Это не удивительно, — улыбаюсь я. — От коктейлей Харутая отказаться невозможно. Они божественны.

Мы просидели в гостях у Харутая и господина Мориямы до двух часов ночи. Но и этого, казалось, было мало, чтобы наговориться. Хиро весь вечер не отходил от своего отца, и смотреть на них было одно удовольствие. Смотреть на воссоединение отца с сыном и понимать, что отчасти это ты приложил к этому руку, что ты причастен, что ты не лишний, — это неописуемое счастье. Счастье, от которого сами собой проступают слёзы. Всё-таки я невероятно сентиментальный дурак. Но я держался и крепился. А вот Морияма Сэваки не стеснялся своих слёз. Удивительно душевный человек. Поначалу он присматривался ко мне, но потом как-то так само собой получилось, что мы прониклись друг другом, и не было нам преградой ни разница в возрасте, ни недавнее знакомство. Время пролетело незаметно. Но в конце концов пришлось уезжать. Договорились созвониться, вызвали такси и уехали.

Всю дорогу до дома Хиро молчал. Думал о чём-то.

И вот сейчас, вместо того, чтобы идти спать, он устраивается в гостиной на диване. Меня тоже странным образом не клонит в сон. Интересно, это коктейли Харутая тому виной? Или возбуждение от встречи всё ещё не отпускает?

— Хорошо, что завтра выходной, — говорю я и потягиваюсь.

Спиной ощущаю взгляд Хиро, оборачиваюсь, но он тут же отводит глаза.

Он странный, сосредоточенный, будто бы пытается решиться на какой-то отчаянный шаг. На какой?

Я несколько секунд смотрю на него, жду, что он будет делать, но Хиро не поднимает глаза. И я сам начинаю догадываться. Наверняка после всего, что сегодня было, Хиро хочет поговорить, выговориться, но не знает, как начать разговор. Оттого и взгляды эти и напряжённая молчаливость. Он не знает, с чего начать. Значит, начать нужно мне. И начать нужно с соответствующей обстановки.

— Хиро, ты не помнишь, у нас осталось ещё печенье? Что-то чаю захотелось. А тебе?

— Нет, — мотает он головой.

— Тогда, может, кофе сварить?

Он снова мотает головой.

Да что такое? Я же пытаюсь подыграть. Или я не так понимаю? Не то подыгрываю? Тогда что?

— Касуми…

Хиро снова поднимает глаза, смотрит на меня пару секунд и опять отворачивается. Я уже не знаю, что и думать, поэтому быстро подхожу к нему, сажусь рядом на диван.

— Ты… ты всё ещё хочешь поцеловать меня? — шепчет Хиро едва слышно.

Поцеловать? Он спрашивает хочу ли я его поцеловать? Да я готов его полностью облизать, зацеловать, заласкать! Но… Он спрашивает о таком?

Он?!

Неужели…

Сердце… Моё бедное сердце сейчас просто выпрыгнет из грудной клетки, взорвётся от счастья!

Вот почему он молчал, смотрел, отворачивался. Вот на что он решался.

Решился!

Главное сейчас не сойти с ума. Не сойти с ума!

Аккуратно касаюсь его ладони, что лежит на диване. Она напряжена, она тверда, как камень. И я начинаю гладить этот камень. Тихо и нежно гладить пальцами.

Вот так. Потихоньку, чтобы не спугнуть, чтобы не пошёл на попятную.

И напряжение камня спадает. Камень превращается в руку, в живую, дрожащую от моих прикосновений руку.

Хиро, всегда такой смелый и решительный, сейчас похож на робкого мальчишку. На мальчишку, чьей храбрости хватило на отчаянный шаг, а дальше он теряется, не знает, что делать.

И хорошо. Дальше поведу я. Ведь я знаю, что и как делать. Знаю… Я окутаю его своей лаской, не дам вырваться, не дам очнуться. Я утоплю его в море своей любви…

Скольжу пальцами по обнажённой руке Хиро вверх, придвигаюсь ближе, ещё ближе, касаюсь второй рукой его волос, щеки. Смотрю на Хиро. На его прикрытые веки и подрагивающие ресницы, на приоткрытые для поцелуя губы. Эти чудесные, манящие губы.

Он ждёт. Он готов. Он сам приглашает.

Сам!

Кончиком языка касаюсь его губ, скольжу по ним, наслаждаясь их вкусом, мягкостью… Просто наслаждаюсь!

Хиро шумно выдыхает и тянется навстречу, тянется за лаской. Тянется ко мне.

Неимоверным усилием воли сдерживая дикого зверя, что урчит во мне, я наконец проникаю в его рот, начинаю ласкать там. Глубже, сильнее, эротичнее. Хиро тихо стонет и цепляется за моё плечо, сжимает рубашку. Я обнимаю его, забираюсь под футболку, скольжу руками по пояснице, ощущая под пальцами всё напряжение его мышц, всю гибкость и силу, всю робость и нетерпение.