Озабоченный (СИ) - Митрич Влад - Страница 45

Глава 15

В ювелирный я зашёл перед самым закрытием. Недовольно морщась, выбрал четыре похожих золотых крестика, украшенных мелкими бриллиантами. Караты, к сожалению, с целью сохранения силы напрямую не суммировались, - один крупный камень лучше, чем сто маленьких, - но иных крестов не нашёл.

Дома усыпил маму. Проколол ей палец, намазал будущий амулет кровью. Вместе с золотой цепочкой положил в алтарь, прочёл длинную молитву-наговор на защиту от чар ведьмовских, на скрытность ношения и прочность, увидел, как тёмно-бурая жидкость без остатка втянулась в алмазы, почувствовал, как из моего накопителя в мелкие бриллианты утекла сила Инь, запаса почти не уменьшив, и разбудил мать.

- Носи мой подарок всегда, не снимая, - говорил, глядя в глаза, используя максимальное внушение. – Это нательный крестик, он освящён, - сказал, не поморщившись, потому что это было действительно так.

Катришку усыплять не стал. Проделал то же самое у неё на глазах.

- Ух, ты! – восхитилась она совсем как ребёнок в цирке. – А куда кровь-то делась, а, Петюнь? Без следа всосалась, надо же! Как вода в песок…

- Это ценный амулет, Катришка. Носи, не снимая ни в ванне, ни в бане. Никогда не расставайся с крестиком, ну, пожалуйста…

До сего времени внушал не обращать внимания на странности, теперь всё, хватит – пришла пора просвещения. Девочка под ударом.

- Ты так восторгалась, - продолжил с иронией, когда сестра надела амулет. - Будто сама со сверхъестественным ни разу не сталкивалась. А моё внушение? Хотя согласен, с гипнозом можно спутать – похожие даже по механизму явления, но Верка? Как она тебя прижала, а? Самые натуральные заклинания на тебя тратила. С кровью та же история - не иллюзию наблюдала, а натуральнейшее колдовство. Как твои волосы Афродиты. – Закончил, весело подмигивая, категорически давя в себе неприятно-приятные воспоминания.

Катришка вдруг покраснела и отвернулась.

- Да ладно тебе, - я попытался её успокоить. – Я забыл уже всё, простил давно и ты не бери в голову… а знаешь, что, надень-ка ты волосы… на всякий случай… ты куда! – крикнул вдогонку, потому что сестра сорвалась и выскочила из моей комнаты. Закрылась в санузле.

- Эй, Катришка, выходи. – Попросил, постучав в дверь. - Говорю же, что не обижаюсь и ты завязывай себя корить… да расскажи ты, в конце концов, что тебя так гнобит, ну, пожалуйста, - добавил, плюнув на благородство. Не хотел насильно, но времени нет воспитывать.

Спустя пять секунд щёлкнула задвижка и сеструха, прижав к своим губам палец, показывая, чтобы молчал, потянула меня в мою комнату. Закрыла за нами дверь. Из зала доносились голоса телевизора – мама смотрела какую-то тошнотворную мелодраму, даже Катришке не нравившуюся категорически.

- Не из-за тебя я, придурок, краснею, тот случай совершенно неинтересным кажется, который вспоминать не хочется, - заторопилась она пояснить. – Я, понимаешь, второй раз волосы использовала…

- Мишка?! – удивился я вслух, чтобы прервать затянувшееся стыдливое молчание сестры.

- Если бы… - тоскливо вздохнула она и, бросив на меня решительный взгляд твёрдых до безумия глаз, наконец-то призналась. – Мама…

Я упал задницей на кровать, потеряв дар речи. Как, зачем, почему – вопросы вертелись в голове так ярко, образно и громко, что Катришка услышала.

- На той неделе, в пятницу, - заговорила нервно. – Ты предупредил, что поздно вернёшься, мы с мамой вдвоём были… я только после школы, а она… в общем, я в подъезде с дядькой столкнулась и вспомнила, что несколько раз его с мамой видела и на носу себе зарубила выяснить наконец-то у мамы что к чему, а то всё забывала. Захожу, думаю, как придёт мама с работы, не запамятовать бы снова и поговорить, а она вдруг дома оказалась. Довольная такая, глаза прожекторами сияют… у меня в голове как вспышка – да он же любовник мамин! Такая ревность меня обуяла, такая злость на мать, что… только что хотела обсудить с ней будущее, порадоваться за неё, может, погрустить с ней вместе, и вдруг как подменили…

- Мне это знакомо, Катриш, - произнёс я, обретя дар речи. Но в голове до сих пор не укладывалось – это же мама! Ни мысли, ни сна сексуального плана о ней не видел, а сестрица вдруг карнавал устроила. – Я видел их вдвоём около дома, они целовались. Думал, разорву мудака, но успокоился. Мама свободная, взрослая женщина, не в монастырь же ей…

- Да согласна я! Не маленькая давно, всё понимаю, но мы с ней… в одной комнате, представь, засыпаем, говорим о всяком как подруги, но как только я о её личной жизни разговор завожу – отмазывается. Не думает, мол, давно уже об этом, мол, не надо ей ничего, только мы, дети, на уме. Бла-бла-бла, короче. Вот я и хотела по-доброму её подловить, а как воочию… ну, почти воочию застала – разозлилась.

- Это твой любовник от тебя выходил? – спрашиваю. И поясняю сразу. – В подъезде столкнулась с пузаном одним, с которым несколько раз вас вдвоём видела. Мило так общались, разве не целовались только.

- О чём ты, доча? – мама дурочку включила. – Начальник это мой, ничего у меня с ним нет! А с чего это я отсчитываться должна? – будто бы опомнилась, решила на место меня поставить. – Марш переодеваться и руки мыть, обедом тебя накормлю, - развернулась и с видом, что говорить больше не намерена, на кухню зашагала.

- Петруша, если бы она по-хорошему…

- Не ожидала она наезда… - рассудил я, качая головой.

- А я ожидала?! – возмутилась сестра. – Не трави душу, и так тяжко…

- В общем, не помню, как волосы на руках оказались, помню, как они зудели от предвкушения… мама перед раковиной стояла, посуду мыла. Я дважды её по попе… и в зал ушла, телик включила. А злость, представь, почти не проходит, наказать маму хочется… за враньё. Поэтому сидела, музыку слушала с полчаса, наверное, пока мама надрывалась… Катя, доча… Катя, доченька… сейчас стыдно.

Катришка, сев рядом со мной, откашлялась и продолжила, отвернувшись.

- На кухню когда зашла, вижу, мама перед краном стоит, руками в раковину вцепившись; ноги в тапочках на полу неотрывно, а зад крутится как наскипидаренный. Из стороны в сторону, вверх-вниз и кругами… обернулась ко мне – лицо раскраснелось, глаза масляные, взгляд дикий и в то же время жалостливый, чуть не плачет.

- Катенька, доченька, - стонет, подвывая, - помоги мне, пожалуйста… что же ты так долго, не могу уже…

- Я не тороплюсь. Беру со стола яблоко, кусаю сочно и спрашиваю, жуя: что случилась-то, мам? Она отвечает, как ты тогда, не задумываясь, быстро и чётко. Соврать под липкими волосами невозможно… я, собственно, из-за правды и затеяла всё это. Не из лесбиянства же. Вообще не подумала. Точнее, подумала, но так, вскользь…

- Не оправдывайся, Катриша, что сделано, то сделано. – Тяжело вздохнув, я приобняв сестру. – Тем более мама, похоже, на тебя не в обиде…

Катришка хлюпнула носом и прижалась ко мне. Голову ещё отворачивала.

- А знаешь, почему? – не дождавшись моего ответа, всё равно продолжила. – Я вспомнила, что можно попросить обещание и его выполнят. Я попросила маму не обижаться, отношения оставить прежние и ни о чём не спрашивать. Она, разумеется, согласилась… на смерть согласилась бы, лишь бы я ей в трусы залезла…

От этих слов я неожиданно для себя возбудился. Перед внутренним взором предстала яркая картина, как мягкая, нежная, тёплая рука Катришки медленно задирает мамино домашнее платье. Чуткие пальчики ласково скользят по задней поверхности бедра, которое, покрывшись мурашками, замерло в ожидании, перестав непрерывно двигаться, безуспешно пытаясь хоть как-то унять дикое вожделение. Левая кисть сестры поднимает подол с другой стороны и стаскивает трусики, которые сползают по ляжкам, скручиваясь бубликом. Правая ладонь плавно вползает между ягодиц, проваливается вглубь, скользя по смазке, как по маслу. Мама тяжело, отрывисто дышит и по просьбе-приказу дочери подсказывает ей, как действовать правильно, как приятней и быстрее можно кончить – в точности, как «управлял» движениями Катришки я. Наверное, для юной хозяйки липких волос Афродиты это стало своеобразным фетишем. И действительно, через несколько секунд после начала «подсказок» сестрица зашумела носом; не снимая шорт, охватила бёдрами мамину ногу и задвигала тазом наподобие собаки, которая трахает ногу хозяина. Оргазм нахлынул на них одновременно и получился он смешанным: по-мужски резким, коротким, но по-женски глубоким, безбашенным. После выкрика мамы «да, так, подходит!» обе вдруг зарычали с нарастанием громкости, будто на самом деле являлись брутальными самцами, потом на пике замолкли, перестав дышать вовсе, и несколько раз судорожно дёрнулись. Плавно сползли на пол и с выражениями глупого блаженства и полного умиротворения на разгорячённых лицах тихо-мирно заснули…