Мой чужой король (СИ) - Вознесенская Дарья - Страница 12

Ярлы вокруг замолкают.

А я, удерживая вороний взгляд, дотрагиваюсь пальцами до его ног, беру руку и прикасаюсь к ней пересохшими губами в знак почтения.

Вздрагиваем мы оба.

Не знаю, отчего Ворон. А я от того, что мои губы мгновенно немеют, будто прикоснувшись к льду

Смеживаю веки и опускаю голову, олицетворяя готовность и покорность, а он… вдруг проталкивает палец мне в рот.

Что он делает? Щупает зубы и язык, проверяя, на месте ли? Или что-то другое?

Почему это ощущается таким странным?

Я не успеваю ничем ответить — ни жестом, ни словом, потому что рука Ворона перемещается на открытую шею, перехватывает, будто в намерении удушить, а потом зарывается в мои волосы и оттягивает их назад, вынуждая запрокинуть лицо.

Я не могу себя заставить снова посмотреть на него. Даже когда пауза затягивается…

Трусиха.

Но вот мои волосы снова свободны, а ворон встает. И тянет меня за плечо, недвусмысленно давая понять, чтобы следовала за ним. Точно? Или мне показалось? Я уже ни в чем не уверена — слишком странно себя ощущаю…

… неуправляемым дракарром, которого несет на острые скалы.

Но тут до меня доносятся смешки и довольный голос ярла Клеппа:

— Не разорви её. Хотя чего там… сама на тебя набросится ведь, уже набросилась…

И я понимаю, что получилось. Мы действительно идем в его шатер. И скоро все будет решено.

Коротко бросаю взгляд на небо, шепча молитву-просьбу, молитву-благодарность Луне.

Интересно, как это будет? Он возьмет меня сразу? Как его воины берут продажных девок — не раздеваясь, повалив на землю? Или там есть кровать? А может заставит делать какие непотребства, о которых шептались служанки в нашей крепости?

Мы заходим внутрь, и я быстро оглядываюсь.

Заботливо тлеющий очаг. Несколько лучин. Перевернутая бочка, на которой стоят кубки и поднос со всякими вкусностями — рот невольно наполняется слюной, а ноздри забивает аромат жареного мяса, но вряд ли стоит рассчитывать, что меня покормят. Сваленное в кучу оружие и доспехи и огромный медный таз с белыми тряпицами.

Кровать… кровать есть. Низкая, грубая лежанка с множеством шкур.

Отвожу от нее взгляд и понимаю, что, пока рассматривала место, где будет дан мой собственный бой, Король — Ворон смотрел на меня.

Хорошо что так темно. Может и не все разглядит… например то, что с волос уже капают черные капли. Или что я дрожу… Хотя это можно списать и на холод.

Мне и правда холодно, или я заледенела от его прикосновений?

Мужчина скидывает шкуру, стягивает с себя кольчугу и рвань рубашки и берется за шнуровку кожаных штанов.

Я снова смеживаю веки. Снова не могу себя заставить встретиться с будущим. Но в этот момент он делает несколько шагов и втискивает мне в руку кусок теплой и влажной ткани.

Я смотрю на неё с удивлением, а потом перевожу взгляд на широкую мужскую грудь в синяках и царапинах перед своим лицом. Что он хочет?

И вздрагиваю от глубокого и хриплого голоса с царапающими мои внутренностями нотками:

— Ты девственница или дура? Омой меня.

Дура или девственница?

И то, и другое.

Я видела обнаженные тела. Даже омывала их — меня учили ухаживать за ранеными воинами. Да и вполне здоровых пусть мельком, но видела без одежды. Но я никогда не прикасалась ни к кому перед тем как убить.

Протянула руку и осторожно дотронулась влажной тряпицей до грязных потеков на груди Ворона. Мышцы от моего прикосновения сократились и снова расслабились, а я постаралась представить, что это всего лишь мой человек, который нуждается в лечении.

Всего лишь кожа.

Всего лишь мужчина…

Провела по груди сильнее и склонилась к тазу, вымачивая белую ткань.

Его кожа белела в темноте, а на ней выделялись потемнения шрамов, синяков и ссадин.

Широкая грудная клетка, немного темной поросли, давнишний, уходящий вбок рубец от страшного удара. Он возвышается надо мной — это особенно чувствуется сейчас, когда я так близко — и его дыхание касается моей макушки.

Задеваю сосок и тот съеживается. Веду по мощным плечам, по рукам, бугрящимся мышцами и жилами. Мне приходится взять его за жесткую ладонь, чтобы оттереть въевшуюся грязь на пальцах, и я вдруг ловлю себя на мысли, что не могу себе представить, что эти руки убили так много людей.

Вредная мысль.

Дорожка волос на его твердом животе сужается, уходя в тряпичные подштанники, скрывающие мужское естество.

Я сглатываю и быстро отвожу взгляд.

Хорошо что темно… наверное при свете дня я бы уже корчилась от отвращения. Природа мужского желания мне известна и похоть, которую недвусмысленно демонстрирует его тело, вызывает сухость во рту.

Это страх…

Я обхожу его кругом и принимаюсь за спину, невольно отмечая, насколько хорошо Ворон сложен. Прохожусь по позвоночнику, по лопаткам, ниже… он вздрагивает от боли и шипит, когда прикасаюсь к правому боку, и я невольно отдергиваю руку, а потом продолжаю осторожней, подавляя нервный смешок.

Ведь первой, инстинктивной реакцией было вытянуть его боль от ушиба.

Мощная шея, короткая борода, щеки, лоб… Веду по прямому носу, нечаянно задеваю губы. Мягкие… Он закрывает глаза, и это хорошо, иначе бы мне пришлось умывать его на ощупь. Так боюсь прямого взгляда.

Боюсь, что он поймет раньше времени.

Застываю в нерешительности. Ведь дальше мне надо…

Негромкий смешок заставляет меня сжаться.

— Точно невинна… Снимай.

Дрожащими пальцами развязываю удерживающую подштанники шнуровку. А потом становлюсь на колени, и, стараясь не смотреть на его пах, стягиваю до лодыжек.

Меня уже саму начинает потряхивать от нервного перенапряжения.

Мужчина переступает через последний предмет одежды — почему у меня ощущение, что через меня? — и становится ногами в таз. А я пристраиваюсь рядом, радуясь небольшой передышке, и тщательно мою ноги, бедра…

— Хватит, — грубо.

Отшатываюсь в облегчении, что мне не придется мыть выше. Но оно недолгое, потому что он командует.

— Разденься. Должен же я до конца оценить дар своего самого преданного яра.

Его голос хриплый, с незнакомыми мне нотками. Но я отмечаю это мимоходом, моя голова слишком занята попытками удержать рассудок и не забыть, что именно мне надо делать дальше, мое сердце трепещет в ужасе, а внутри содрогается болезненное отчаяние.

Боги, почему так мучительно медленно?! Почему так? Почему он не может просто быть таким же, как я себе его представляла… Задрать юбку и уже сделать это! Зачем ему мое обнаженное тело?

Под щеками разлился жар, а спина покрылась потом.

Сняла мягкие сапожки, а вот за шнуровку взялась не с первого раза. Я прикусила губу, чтобы сосредоточиться на простейших действиях, и стянула с себя платье, а потом и нательную рубаху. И инстинктивно прижала их к себе, чтобы прикрыться. Только кто позволит? Мой враг сделал шаг и вытянул ставшие внезапно столь дорогими мне тряпки, небрежно отшвырнул их в темноту позади.

Я же спряталась за сомкнутыми веками, пока он осматривал… свой подарок. Ненавидя себя за то, что не могу его возненавидеть.

Почему? Он убийца и угроза благополучию долин, человек, который ради славы и власти уничтожает все на своем пути. А может и не человек, а злобный дух. Ему ведь не нужны плодородные земли — у него достаточно своих — не нужно серебро, копи северных гор дают достаточно цветных камней. Всё, что ему нужно — это боль и пепелища на месте вражеских крепостей… Так почему я не испытываю к нему ненависти?

Вздрогнула и открыла глаза, потому что он прикоснулся к моей груди.

Его дыхание стало более отрывистым и хриплым.

Мое — почти угасло.

Хоть я и видела обнаженных мужчин, он первый, кто видит обнаженной меня. Не в трепете первой брачной ночи, не в желании дать мне удовольствие или восхититься моей красотой…

Кап.

Слеза сорвалась с ресниц и разбилась о его руку, которая накрыла живот.