Бессилие и ужас в театре кукол (СИ) - Ставрогин Максим - Страница 19

Уже чувствуя победу, Марк стал со злобой опускать кулаки на лицо Петрова. Раз и другой, и снова, и снова. Он бил до тех пор, пока парень под ним не затих. Тогда Марк устало откинулся назад и медленно сполз с тела Ромы. С большим трудом ему удалось подняться на ноги. Под ним лежал окровавленный парень, чья грудь медленно и тяжело вздымалась, говоря о том, что он ещё жив. Поморщившись от боли в теле, Юмалов наклонился к лицу Романа и тихо прошептал.

— Ты сволочь, ничтожество. Но даже ты не умрёшь от моих рук… я не убийца.

Но стоило ему это сказать, как Петров странным образом дёрнулся, взмахнул руками и одной из них схватил Марка за ворот рубахи, после чего потянул на себя. Второй же рукой он выдернул из себя нож и замахнулся им, намереваясь ранить Марка. Каким-то чудом мальчику удалось перехватить руку с оружием, и лезвие вошло в его тело лишь на пару миллиметров. Однако Рома не ослаблял упор и всё давил на нож, а Марк к тому моменту был совсем измотан. Он уже не мог сопротивляться и вот-вот бы сдался. И почувствовав это, Юмалов испугался. Ведомый страхом, свободной рукой он схватил с земли небольшой камень. Помедлив буквально секунду, Марк стал бить своего противника острым краем булыжника, опуская его прямо на и без того изувеченное лицо. Он бил и бил, размалывая лоб и нос врага в отвратительного вида кашу. Скоро весь снег кругом окрасился в красно-розовый цвет, а голова парня была расколота и вмята вовнутрь. Ничего уродливее и ужаснее Марк не видел до этого никогда, по крайней мере на этой стороне реальности. Задрожав всем телом, он едва сдержался, чтобы не заплакать? но стоило ему подавить этот порыв, как всё внутри него высохло. Уже не помня ни себя, ни чего другого, он поднялся и отрешённо побрёл вглубь леса, где скорее всего должен был погибнуть. Идя, он насвистывал под нос песенку.

Однако спустя несколько минут перед ним появился город, выросший будто бы прямо из земли. «Ты не хочешь, чтобы я погиб, да?» — нисколько не удивившись, проговорил вслух Юмалов, обращаясь в сторону небес.

Выйдя на улицы города, он, не раздумывая, зашёл в первый же попавшийся магазин, чтобы согреться в нём и отдохнуть. Он весь дрожал, его ресницы слиплись из-за холода и покрылись инеем. Медленно и нервно, словно помешанный, он стал расхаживать вдоль полок, набитых телевизорами. На них транслировались новости: «Вчера началась война между А — р и К — в. Конфликт начался из-за того, что группа людей из К — в украли священное ведро с площади столицы А — р. Сначала правительство А — р пыталось вернуть ведро с помощью переговоров, но К — в оказались непреклонны, они поставили ведро в своём музее, и им оно очень понравилось. На сегодняшний день погибло уже около трёх тысяч человек с обеих сторон». На экране появилось изображение старого деревянно ведра, из числа тех, что использовались в колодцах. Когда новости подошли к концу, Марк не выдержал, закрыл лицо руками и потерял сознание.

Вокруг стояла темнота, а сверху на Юмалова смотрела пара огромных глазных яблок, внимательно и с любопытство следящих за ним. Они висели в воздухе: оголённые и неморгающие. Вдруг под его ногами мигнул свет, а затем там, внизу, вновь показался образ планеты-монстра, заполненной паразитами. Как тогда, в окне туалета. Уродливое, шокирующее зрелище, но в этот раз Марк не выказал никаких эмоций. Он лишь прикрыл глаза, опустил вниз голову и несколько раз громко вздохнул. Затем медленно поднял взгляд на глаза и заговорил, чувствуя презрение и отвращение к неприкрытому любопытству, запрятанных в этих чёрных зрачках.

— Ты… — прохрипел мальчик. — Ты такое ничтожество! Зачем ты показываешь мне это? Ты думаешь, что те вещи, которые я вижу каждый день в своей реальности, лучше этого? Знал бы ты, как я утомился от мира, созданного тобой. Устал от всей этой несусветной гадости, царящей вокруг. Я разочарован в этом несовершенном и несправедливом создании твоём. Да кто бы в здравом уме мог сотворить такое? Лишь жалкий и жестокий трус, я полагаю. Неравенство, жестокость, уродство, бессмысленность, голод, войны, смерти детей, эпидемии — серьёзно? Так ты любишь своё творение? Или ты хочешь смотреть на то, как оно страдает? Как чахнет созданная тобой вселенная? Этого ты желаешь? Да будет так. Я обрушу весь свой гнев и свою ненависть на тебя, поганая ты тварь. Я буду уничтожать всё на своём пути, покуда ты не отпустишь меня и не дашь мне свободы. Не дашь свободы этому миру! А иначе я его уничтожу, обрушу на него свою милосердную ненависть. Словно Сурт, я срублю выращенное тобой дерево. Изничтожу, аннулирую всё, до чего смогу добраться, лжетворец. Ибо я сильнее, чем ты думаешь, даже если это именно ты создал меня. Я мятежный дух мира твоего, я есть Истинное Бытие, даже в оковах я сильнее и реальнее, чем ты! Во мне нет рамок, они лишь снаружи! Я докажу тебе, что имею собственную волю, и заставлю тебя страдать, наблюдая, как всё, что ты построил, рушится. Аки Сигимир, я помогу этому бренному миру избавиться от твоего гнёта, и тогда… и тогда… И тогда иллюзия спадёт с лица мира сего, и не будет вокруг ничего и никого, не будет и тебя. Только моё сознание, более ничего. И его я уничтожу, коли только есть во мне свобода воли, ибо если это и правда так, то я сдержу обещание. Я убью. Убью всё, что ты создал. Изуродую и превращу в ад. А ты меня остановишь, если есть в тебе хоть капля человечности!

Сказав это, Марк не выдержал и закашлял. Сухой, рвущий кашель обдирал его горло и лёгкие, не давая и шанса вздохнуть. Он кашлял, и кашлял, и кашлял, и кашлял, не переставая ни на секунду, он начал уже выкашливать из себя свои лёгкие, свои внутренности, всё, что было в нём. Он словно пытался выкашлять из себя свою суть, свою человечность. Тем временем пара в уголках глаз, следящих за ним, собрались блестящие во тьме капли слёз. Они налились, разбухли и соскользнули вниз, в пустоту, однако Марк этого уже не видел.

Часть вторая.

1.

— Эй ты, тут нельзя спать, — чей-то злобный голос заставил Марка проснуться.

Замутнённые, почти закрытые глаза пробежались по округе — все ещё магазин да три человека в нём: продавец, низкая женщина с обвисшими как у бульдога щеками и мужчина в шляпе и пальто, стоящий спиной к юноше. Ничего не отвечая, он встал на ноги и вышел из магазина, борясь с головокружением и стараясь не упасть. Улицы были заснежены, но, кажется, осень уже приближалась. «Какой сейчас месяц?» — спросил сам себя Юмалов. Он вышел на довольно многолюдную улицу, одну из главных в городе.

Не удалось ему пройти и десяти метров, как к нему к нему из ниоткуда подскочил одетый в лёгкий розовый пиджак мужчина. Поправив свои не менее розовые очки, он наклонился к мальчику и заискивающе спросил:

— Мальчик, вот ты же хочешь выбраться отсюда?

— А? — услышав вопрос Марк сначала удивился, а потом сдержанно рассмеялся. — Допустим, хочу.

— Отлично! Я могу помочь тебе стать богатым! Ты выберешься со дна, станешь известным, признанным человеком! — На каждом своём этот человек делал сильный, ударный акцент, отчего его речь казалась вырванной из детского утренника или стереотипной рекламы. — И тогда ты будешь жить на горе этого мира!

— Эх… и для чего оно мне надо? Я не хочу выбираться «со дна». Мне бы выбраться из этой жизни. Сделай меня не богатым, а лучше неживым или хотя бы неразумным — вот это будет милостью.

— Тьфу, бля! Псих, что ли? А ну, уйди с дороги тогда, не до тебя! — Раздражённо пробормотал мужчина и оттолкнул мальчика в сторону.

— Ладно…

Он сжался, опустил голову в пол и пошёл дальше, слыша, как этот мужик подбегает к другим людям и говорит им то же самое. Правда Марк только сейчас заметил ещё одного человека. Настоящий гигант, пузатый и шкафообразный, присев, ходил за розовым пиджачком с не менее гигантской камерой в руках и снимал всё происходящее. Видимо, это должно было быть незаметно, но этот оператор даже на корточках был выше своего коллеги. Пожав плечами на это, юноша снова поплёлся прямо по улице.