История вермахта. Итоги - Кнопп Гвидо - Страница 45

Генерал Карл Генрих фон Штюльпнагель был 21 июля отозван из Парижа: по дороге в Берлин он остановил свой лимузин около Вердена. На берегу Мааса он пустил себе пулю в голову. Он не умер, а только ослеп. Его сын Вальтер узнал, будучи на Западном фронте, о событиях в Париже, начальники позволили ему съездить в Верден, где его отец лежал в военном госпитале. Тяжелораненый генерал не мог говорить с ним, вспоминает сын. «Я тихонько произнес: „Отец, я горжусь тобой“. Конечно, я не мог сказать об этом громко».

Генерал отдает приказания подчиненным

Полевая артиллерия выдвигается на позиции

Панцергренадер-пулеметчик, май 1943 г.

Хорватский сержант готовит бомбардировщик к вылету

Лейтенант Вальтер фон Штюльпнагель вскоре после этого был допрошен, взят в заключение за деяния, совершенные его отцом, и уволен из армии. В 1945 году он снова попал на фронт для «искупления вины». Его отец был повешен в 1944 году по приговору народного суда в тюрьме Плетцензее.

Фельдмаршал Гюнтер фон Клюге — медлительный человек, который никогда последовательно не выступал против Гитлера, — продолжил вести бои на Западном фронте. Учитывая соотношение сил, он больше не видел реального шанса приостановить продвижение союзников. Из-за своего «отказа» он 17 августа по приказу Гитлера был освобожден от занимаемой должности и отозван обратно в Германию. По дороге домой он во время привала под Верденом совершил самоубийство, раскусив капсулу с цианистым калием.

Несколько педель после 20 июля были временем преследований, арестов, допросов, пыток и разбирательств. Причастные к этому офицеры были «судом чести вермахта», чьим председателем тогда был генерал-фельдмаршал фон Рундштедт, изгнаны из армии и осуждены народным судом. В обшей сложности 21 генерал, а также 33 полковника и подполковника поплатились жизнью за участие в восстании против Гитлера. Все это стоило больших человеческих жертв, если подумать о том. что лишь около 200 солдат вермахта были полностью посвящены в планы покушения и путча, а арестованы могли быть не вес.

В армии, в которой служили во время войны 17.3 миллиона солдат, 500 000 из которых были офицерами, такая маленькая группа смогла разработать планы, по для успешного их выполнения у нее постоянно отсутствовал базис. Число недовольных в вермахте с каждым годом войны увеличивалось. Поражение под Москвой в 1941 году, разгром под Сталинградом на стыке 1942 и 1943 годов, поражение в Северной Африке в мае 1943-го и последовавшая за этим высадка союзников в южной Европе, день «Д» в 1944-го — все это день за днем приближало империю к пропасти. На фронтах, особенно на Востоке, летом 1944-го ежедневно гибли тысячи немецких солдат, на родине от бомбардировок опустошались целые города. II тем не менее недовольство в вермахте так никогда и не привело к всеобщему мятежу. Несмотря на всю бесперспективность борьбы против могущественных противников, повиновение и исполнение долга оставались незыблемым правилом; подавляющее большинство осталось верными своей клятве и вместе с тем фюреру рейха, Адольфу Гитлеру. Сопротивление в вермахте было исключением. Среди них «мужчины 20 июля» последовали за своей совестью и погибли для этого. Нанесенный ими удар по диктатору был самым сенсационным актом сопротивления в вермахте. В тени покушения и его последствий мы иногда забываем о том, что были и другие солдаты, которые участвовали в сопротивлении — сопротивлении «маленького человека». Многие полностью использовали возможности, данные им их должностями и личной компетенцией, и гем самым предотвращал и несправедливость. Многие рисковали собственной головой и шеей и стали спасателями для преследуемых и обреченных насмерть. Несколько солдат искали содействия со стороны противника, чтобы покончить с господством Гитлера. Многие солдаты вермахта дезертировали. 5' этих «уклонистов» были свои индивидуальные причины, далеко не все из них были политически сознательными оппозиционерами. Но их мужественное решение больше не участвовать в преступлениях заслуживает уважения. Большинство солдат до последнего дня войны шли по пути, который проложил Гитлер. Это была дорога к тотальному поражению в войне.

Минометчики за работой. Восточный фронт, май 1943 г.

Особое напряжение висит над городом. Это затишье перед бурей, которое парализовало будни в Аахене. Кое-где открываются магазины и учреждения, которые остались невредимыми после бомбежек, то тут, то там начинает просыпаться жизнь на улице. Но воздушные налеты и надвигающийся фронт принуждают оставшихся в живых жителей в начале сентября 1944 года, подобно пещерным людям, перебраться в городские бомбоубежища. «У нас было чувство, что что-то подобное уже было, — вспоминает Финни Курт, которая, будучи школьницей, обрела тогда временный домашний очаг за метровой толщиной бетона. — Кругом обсуждали то, что город не будет сдан, что предстоят бои. Но мы не знали, что надвигается на нас». Угроза, нависшая над Аахеном, уже была ощутима, но все еще довольно абстрактна.

Уже свыше тысячелетия старый имперский город был одновременно воротами на Запад и пограничным бастионом Германии. Его пейзаж до сегодняшнего дня испещрен средневековыми стенами и защитными башнями. Именно здесь, где когда-то проходила коронация германских императоров и королей, война должна была вернуться в империю, которая ее и развязала. После высадки западных союзнических войск на французском побережье Нормандии в июне 1944 года и крушении немецкой обороны на Западе американские и союзные армии безостановочно продвигались вперед в направлении Рейна. Обращенные в бегство и изможденные соединения вермахта едва ли могли оказать эффективное сопротивление их намного превосходящей в снабжении и численности боевой мощи. Основная деятельность защитников состояла в спешном отступлении.

Таким образом, Аахен находился под угрозой взятия врагом как самый западный пограничный город империи Гитлера. Чтобы предотвратить это, национал-социалистское руководство издало радикальные директивы. «В случае прорыва вражеских войск в Аахен нужно защищать каждый дом — так звучал приказ фюрера в эти дни. — Перемещений, например, с южной к северной окраине города быть не должно!»

Здесь речь тоже шла о символе. На родной земле война по воле немецкого руководства должна была получить новое измерение. «Каждый бункер, каждый квартал немецкого города, — того в сентябре 1944-го настойчиво требовала от солдат Западного фронта другая директива фюрера, — каждая немецкая деревня должна стать крепостью, рядом с которой [именно так!] враг истечет кровью, или она погребет завоевателей под своими руинами в борьбе человека с человеком. Теперь больше нет места великодушию, а только удержанию позиции или уничтожению». Заканчивалась директива угрожающими фразами: «Руководители всех уровней отвечают за то, чтобы этот фанатизм в войсках и у населения был разбужен, увеличен и использован в качестве оружия против незваных гостей на немецкой земле. Тот, кто не приложит всех сил для выполнения своей задачи… должен быть устранен и привлечен к ответственности».

В связи с продолжающимся ростом человеческих потерь отчаянная защита этих «крепостей» и всех участков фронта все чаще в стратегии вермахта заменяла динамичное ведение войны. Вопреки мифу, окутавшему армию вплоть до конца войны, она не располагала в это время ни сколь-нибудь адекватной боевой мощью, ни военной программой обороны на случай крупных наступательных операции союзников. Выражением этой агонии еще долго оставалась только упрямая «тактика сцепления», которая ничуть не была в состоянии «связать» противоборствующие силы в существенном объеме, но несла с собой огромные жертвы среди солдат и гражданского населения.