Живой проект (СИ) - Еремина Дарья Викторовна - Страница 65

LPI

. Как и она, даже сегодня, закончив с курированием проекта. – Иллюзия выбора... Михаил стоял чуть сзади и так же смотрел поверх города вдаль. – Что? – Ольга обернулась, не понимая. – У человека есть иллюзия выбора. У живых проектов иллюзий нет. Ольга не хотела втягиваться в этот спор. У нее было достаточно опыта общения с Михаилом, чтобы знать наверняка: он извернется так, что она согласится с его правотой. Черное станет белым, небо – землей, а она поверит. Она просто промолчала. Перед ней был совершенно не иллюзорный выбор: попытаться разрушить его представление о нем самом, выложить как на духу информацию из папки под номером двести восемь дробь один, убить в нем веру в себя, как человека. Но она сомневалась, что это поможет ей. Она не была вполне уверена, что он сам себя считает человеком, то есть существом способным на чувства, способным отступать и отпускать, способным любить и на самом деле прощать ошибки. Или же просто сбежать. Все уже было готово. – Зачем ты привез меня сюда? – спросила Ольга. – Чтобы напомнить тебе о данном слове. – Каком еще слове? Михаил промолчал, предоставляя ее памяти возможность ответить на этот вопрос самостоятельно. Он сделал шаг вперед и их плечи соприкоснулись. Ольга вздрогнула и резко отвернула лицо в сторону. Потом вернула взгляд вперед и краем глаза заметила, что Михаил опустил голову. Обернувшись, она не дождалась ответного взгляда. Он смотрел куда-то вниз. В темных глазах, в уголках губ застыли следы переживаний, совершенно, по ее мнению, не свойственных Михаилу. Ольге показалось, что если бы он был способен чувствовать боль и муку, именно так это проявлялось бы на его лице. Ольге хотелось сделать ему больно, и чтобы он запомнил каково это, потому что никакое другое чувство кроме боли так тесно не связано с беспомощностью, в какой она пребывала последние три года. Но Ольга вспомнила последний год и поняла, что больнее Михаилу сделать не получится. Она не так дорога ему, как “Живой проект”, заставивший его в этот год страдать. Когда Михаил тихо заговорил, ей пришлось вслушиваться: ветер уносил слова. – Все продается и покупается, все имеет свою цену. Даже чувства – это разменная монета в отношениях души и Бога. Я знаю это. Знаю, что купить можно все. Нужно лишь найти правильную валюту. Это самое сложное в торговых отношениях, которые мы привыкли называть жизнью. Но как бы ценен ни был товар, как бы дорого ты не готов был заплатить за него, как бы ты не доверял продавцу или покупателю, гарантом любой сделки является слово. Одно слово. Выше слова нет ничего. Вначале всегда было Слово! И день, когда слово потеряет свой вес, станет последним днем для того, кто станет тому виновником. Если этим человеком станешь ты, Оль, я устрою тебе личный Апокалипсис. Потому что я не хочу жить в мире, где нечему доверять. Где первая и последняя ценность попрана человеком, которого я выбрал разделить мою жизнь, мои победы и ошибки, мою боль и мое счастье. Только не ты. Ольга сглотнула. Ей стало непосебе, она не решилась обернуться. Зябко обхватив себя за плечи, женщина вся сжалась. Могла ли она допустить тогда, в семнадцать, что пятнадцать лет спустя Михаил заставит ее испугаться? Куда там! Не было на свете человека, с кем она чувствовала себя столь же спокойно и безопасно. Ей казалось, что он может защитить ее ото всего и всех. Что он изменит мир и в этом обновленном мире не будет страха, не будет вопросов без ответов, не будет... выбора. Вот что Ольга любила в нем больше всего. Михаил никогда не оставлял выбора. Он всегда знал, как будет лучше и поступал по-своему. Тот день был единственным, когда он предоставил ей выбор. Выйдя из ресторана, они не поднимались сюда: вечерело, наверх уже не пускали. Они целовались на смотровой площадке второго яруса. Вокруг неторопливо перемещались туристы, любующиеся видом на Париж сквозь защитные ограждения. Ей исполнилось семнадцать, и она мечтала об одном: стать его. Навсегда. Родить ему детей. По-настоящему, натурально. Дожить с ним до старости. Умереть в один день. Как в сказках. Несмотря на то, что знакомы они были целую вечность, с первого класса, аж десять лет, полных игр, смеха, слез и обидок, Ольга искренне верила и по-взрослому понимала, что Михаил – самый настоящий принц и даже белый конь у него есть. О ком-то другом просто невозможно было мечтать. И ее удивило бы, даже разъярило, если бы он позволил ей заинтересоваться кем-то другим. – Я хочу быть твоей, – прошептала она тогда. Он не ответил, лишь замер на мгновение, развернул ее лицом к ночному Парижу и прошептал на ухо: – Видишь это заграждение? – Конечно. – Оно не помешает мне скинуть тебя с этой башни, если это желание сиюминутное и, потакая ему, ты примешь неверное решение. Не обманывай себя. И не обманывай меня. – Что ты говоришь такое? – изумилась девушка. – Я люблю тебя. Ты любишь меня, я знаю это! Что может быть важнее этого? – Слово. – Мишка, какое еще слово? – засмеялась она, безуспешно пытаясь повернуться к нему. – Слово, что ты никогда не откажешься от меня, что ты готова быть со мной до конца, каким бы он ни был. Слово, что ты моя и это не блажь. И ты никогда не попытаешься уйти. – От тебя? Мишка, ты в своем уме? Я же жить без тебя не могу. – Дай мне это слово и ты – без меня – жить – не будешь. В ином случае мы по-прежнему останемся друзьями, ты всегда сможешь на меня положиться и я никогда не дам тебя в обиду и не оставлю в беде. – Мишка... – ее подбородок задрожал, – я же люблю тебя, дурак. Я люблю тебя. Я дам тебе любое слово. Хоть весь словарь! Мне никто другой не нужен. Неужели ты не знаешь? Он молчал, ослабив объятия. Ольга развернулась и закрыла глаза, когда он провел ладонью по ее щекам. – Ведь все может измениться, Оль. То, что сейчас тебе кажется вечным, через десять лет станет не весомее Новогодней ёлки в Кремле в семь лет. Я же... я не хочу... – ему стало сложно подбирать слова, – делать другой выбор. И я не дам другого выбора тебе. Лучше подумай. В любом случае сейчас ты хочешь всего лишь лишиться девственности. Ольга отшатнулась в праведном негодовании. Мишка же улыбнулся, выпустив ее. Они молчали несколько минут. Ольга смотрела на сверкающий ночными огнями город. Михаил на нее. – Это правда, – усмехнулась она и неловко пожала плечом. – Но я никогда не прощу себе, если потеряю тебя. – Ты никогда не потеряешь меня, брось, – успокоил он подругу. – Я никогда не прощу себе, если отдам тебя... Михаил засмеялся в голос, заставив ближайших людей обернуться. – Заявляешь права на собственность? Что ж, мы начинаем говорить на одном языке. Тебе не обязательно решать сейчас. – Я люблю тебя. И я хочу быть твоей. Что тебе еще нужно? – Гарантии. – Какие гарантии? На что? На собственность в виде меня? – Ольга смотрела на него одновременно с покорностью и злостью. Михаил смеялся. – Что ты хочешь? Слова? Тебе не кажется это глупым? – Не кажется, – ответил он серьезно. – Для меня это важно. И если ты не принимаешь это всерьез, поговорим как-нибудь потом. И снова возникло неловкое молчание. Ольга не сводила взгляда с лица юноши и видела, что в его глазах отражаются ее чувства, ее любовь, ее преданность. Один лишь статус ближайших подруги и друга Михаила выделял ее и Петьку из массы общих знакомых. На нее смотрели с неприкрытой завистью. Казалось, она с первого класса знала, что они вместе навсегда. Став взрослее так же органично приняла то, что может быть только его и убьет любую, кто позарится на него. Но это глупое требование, какое-то слово, обещание, вывело ее из себя. Казалось, что для удостоверения личности ты предъявил уже все: и чип и ДНК и сетчатку и отпечатки. От тебя же требуют чего-то еще: недокументированного, не прописанного правилами, чего-то нового и прежде не предоставляемого. У Ольги в груди бушевала буря. Ей казалось унизительным это требование. Но сметающая на своем пути любые сомнения первая влюбленность уже через минуту сделала девушку готовой на любые уступки. – Если для тебя это важно, даю слово, – сказала она тихо. Михаил опустил взгляд и легонько улыбнулся. Ольге эта улыбка не показалась ни веселой, ни победной, никакой. Она не поняла ее. Но ей мгновенно стало наплевать на все на свете, когда Мишка крепко обнял ее, поцеловал и в первый раз в жизни признался в любви. Впрочем, он же был и последним. – Прости меня, – Ольга прокашлялась, но горло сдавило намертво. Михаил по-прежнему стоял рядом, невесомо касаясь ее плеча. Ей казалось, что он виноват в ее бедах, что он тиран и собственник, но сейчас, вспоминая тот далекий вечер, она еле сдерживала слезы. Как же она любила его. И будет любить всегда. Кого обманывать? Но это не меняет главного – он убивает ее, убивает в ней все, что не является отражением его самого. Ей показалось, что на самом деле будет честнее и правильнее, если он выполнит ту давнюю угрозу. Она не нашла ничего лучше, как попросить прощения. – Нет. Ольга обернулась. – Пока мне не за что тебя прощать, – пояснил он. – Лучше поговори со мной. Просто поговори. Когда ты потеряла способность и желание делиться со мной? Когда ты перестала мне доверять? Когда тебе стало так невмоготу со мной, что ты готова бежать, несмотря на то, что по-прежнему хочешь быть рядом? Я думал, что ты молчишь потому, что решаешь что-то сугубо свое, в чем мне не обязательно принимать участие, вроде работы, хобби, любой реализации себя как личности. Что ты ищешь себя и тебе необходимо побыть в одиночестве. Ты так много можешь и так мало хочешь, что я просто не знаю, что тебе предложить. Я думал, ты, наконец, хочешь решить проблему своей неприкаянности, но... похоже, ошибся. Поговори со мной. Я уверен, что смогу помочь решить все, что у тебя не получается. Олька... Ольга заревела. Михаил не ожидал этого, и мгновение удивленно смотрел на женщину. Потом обнял и прижал к себе. – Мы все решим. Они прилетели в Москву утром второго октября. Доставив ее сумку до двери родительской квартиры, Михаил напомнил: – Машина подъедет к шести. Спустившись, он приказал ехать домой. Ольга же, пребывая в замешательстве, принимала радостные объятия матери и пыталась отвечать на ее вопросы связно. Она не понимала что происходит. Почему опасения по поводу того, что Михаил отвезет ее к себе, не оправдались? Почему он не притронулся к ней? Зачем отвез на Эйфелеву башню, если не собирался позже заявлять свои права на нее, как обычно? Она вспоминала, как он возвращал ее после года практики на Песок-2. Тогда, восемь лет назад, они так же почти год не виделись, но Ольга чувствовала его постоянное присутствие. Вернувшись же, Михаил околдовал ее своим вниманием и ухаживаниями, редкими, но слишком дорогими подарками и еще более ценным временем, которого при совместной жизни у него никогда на нее не хватало. Неужели он считает, что это сработает еще раз? Ольга сослалась на усталость и, желая укрыться от радостного щебетания матери, заперлась в ванной. – Я хотел бы, чтобы ты присутствовала на корпоративе в честь Дня рождения Лаборатории Королева. Хоть ты и не сотрудница корпорации, ты все же год работала на одной из станций. Ты можешь сделать это для меня? – Да. – Машина подъедет к шести. Ольга и так планировала поехать, но на своей машине. То, что она собиралась сказать Михаилу, но так и не смогла после разговора на Эйфелевой башне, должно быть сказано. И другого случая, она надеялась, не представится. 20 Михаил приехал в офис в начале пятого. Он чувствовал себя разбитым и больным. Место Людмилы пустовало. Набрав HR-директора, он вспомнил и что сегодня воскресенье, и что она уволилась. – У меня нет секретаря, – сказал он. – Вы никого не выбрали. Сегодня работает одна из ночных девочек, она сидит внизу. Завтра будет новый дневной секретарь. – Хорошо. Петра рассчитали? Все формальности улажены? – Да, в пятницу был последний рабочий день. – Хорошо. Вы пришлете списки? – Я сейчас поднимусь к вам со списками и все расскажу. – Хорошо... – Михаил притронулся ко лбу и с неохотой добавил: – захватите что-нибудь от головы и жаропонижающее... – Хорошо, Михаил. Выведя картинку на экран перед собой, президент просмотрел невидящим взглядом корреспонденцию, на мелькающие извещения об отчетах, извещения о новых трансляциях и решил сходить в коридор за кофе из аппарата, стоящего между лифтом и столом охраны. Эйчар застала его в замешательстве: в аппарате не было чашечек. – Идите в кабинет, я сейчас подойду. Усмехнувшись заботливому приказу женщины, Михаил вернулся к себе. Эйчар зашла в кабинет Марка, но ввиду выходного дня там никого не оказалось. Тогда она зашла к секретарю Джоффри, забежавшей положить вещи, и попросила приготовить кофе и стакан воды. В кабинете Михаила она присела на место, которое обычно занимала на совете директоров и кратко рассказала о предстоящем корпоративе: – В шесть официальная часть. Вы произнесете речь. Потом вручите документы на спецподарки за выслугу лет – это список один, и за заслуги – это список два. Потом фуршет и развлекательная часть, потом как обычно. – Спасибо за краткость, – усмехнулся Михаил. – Маша сейчас принесет кофе и воду, держите, – женщина достала из кармана пиджака блистер с капсулой и подошла к столу. – Спасибо. – Что-нибудь еще? – Не сейчас. Эйчар уже подошла к двери, когда Михаил все же поинтересовался: – Как Петр? – Мы не говорили. Набрав Васю, Михаил поинтересовался: – Ты знаешь в лицо Александра? – Какого Александра? – Живой проект. Он работал на семнадцатом несколько лет. Финансовый планировщик вроде, спроси у Лемитова, он им рулил. – Да, я видел его файл. – Найди кого-нибудь из СБ, кто видел его лично и уверен, что узнает. Спроси ребят, работавших со мной раньше, они видели его не так давно. Липу попросите предупредить, что ли. А, Олег его видел! В общем, когда Александр появится, прикажи свободно пропустить, но без моей команды не выпускать. И если он соберется уйти раньше, чем мы поговорим, проводите его в тихое спокойное место. В прямом смысле. Вежливо. – Хорошо, Михаил Юрьевич. – За Ольгой Петровной машина выехала? – Да. – А за Ларисой Сергеевной? – Конечно, Михаил Юрьевич. – Позвоните мне, когда она подъедет. – Сделаю. – Все. Лариса Сергеевна подъехала к шести. Встретив мать в вестибюле, Михаил проводил ее в зал, где планировалась официальная часть. Он пытался улыбаться, но беспокойный взгляд матери известил президента, что выглядит он хреново. Впрочем, в последние месяцы это уже стало привычным. Поднявшись на собранную по случаю сцену, Михаил обежал зал взглядом. Помещение не было рассчитано на такое количество человек, зад был набит битком. Отметив нескольких руководителей проектов, управляющих станциями и офисами, Гила с Катькой, своих директоров и прочие знакомые лица, Михаил остановил взгляд на Анне Гороян. Она стояла у стены довольно далеко в кучке других сейлзов с седьмого, недалеко от Семена и Роберта. Когда кто-то перед ней сдвинулся ближе к стене, девушка скрылась за более высокими фигурами. Михаил приподнял подбородок, и в зале стало тихо. HR осталась стоять чуть позади. – То, что мы набились в этот зал как сельдь в бочку – единственная не решаемая проблема уходящего года, – начал Михаил и увидел первые улыбки. – Все остальное – решаемо. А все что решаемо, называется задачами. И в этом году у нас прибавилось задач, для решения которых понадобятся и силы и смелость и время. Я имел повод опасаться, что половина из вас сбежит из Live Project Incorporated после гибели Океана-3. Конечно, глупо было бы сбегать до сегодняшнего корпоратива, ведь столько вкусного было бы упущено! Но в любом случае я рад видеть вас всех сегодня здесь. И тех, кто не поместился и слушает меня из вестибюля, я тоже рад видеть, – Михаил сделал паузу, чтобы утихли смешки и продолжил. – И надеюсь, вы так же рады видеть меня, – снова пришлось сделать паузу. Михаила бил озноб. Он чувствовал, как холодит лоб, но сдержался, чтобы не вытереть испарину. – Сегодня Лаборатории Королева, существуй она в первоначальном виде, исполнилось бы сорок лет. Считается, что в этом возрасте наступает вторая молодость, переосмысление, и некоторые шутят, что именно в этом возрасте уже зрелые люди начинают творить не менее зрелые глупости. Я нахожу, что для таких дел у нашего холдинга самый подходящий президент! Когда зал отсмеялся, Михаил скосил взгляд к спискам и переместил их под прямой взгляд. – Вы узнаете о маленьких и больших победах всех направлений деятельности из корпоративных новостей. В этом году их было не меньше, чем обычно. О потерях мы говорить не любим, но и их не скрываем. Но гибель Океана-3 – это не потеря. Это трагедия, омраченная не столько причинами, послужившими затоплению станции, не столько финансовыми потерями, сколь восемью человеческими жизнями, которые станция унесла на дно Индийского океана вместе с собой. И я вспоминаю об этом сейчас для того, чтобы исправить допущенную ошибку. В тот день я сказал вам, что не веду переговоров с террористами, и что пойму ваш уход, потому что