Живой проект (СИ) - Еремина Дарья Викторовна - Страница 56

LSS

уже выходящей за национальный масштаб. Если через пять лет Арктика-1 еще будет стоять на земле и принадлежать мне, я смогу вывести армию, превосходящую по количеству и качеству любые военизированные подразделения в мире, состоящие из людей. В действительности не далее чем месяц назад “Русь” дала мне на это добро. И не исключено, что именно поэтому Океан-3 пошел ко дну. – Да иди ты... – Гил напряженно распрямился. – Я дожимаю Крышаева, и появляется Барис. Я озвучиваю намерение создать охранное подразделение для пользователей

LSS

, ко дну идет станция, на которой растет и обучается шесть тысяч клонов, которых официально называют телохранителями, но им-то известен их функционал. Все к одному, Гил. – Но они могли просто запретить, нет? – А кто даст гарантию, что я послушаюсь? Разрешить и держать под контролем надежнее, чем запретить и отслеживать скрытые махинации. Ты сам напомнил, Королев-младший обладает столь неуместной иллюзией свободы, – усмехнулся Михаил, – Кто даст гарантию, что я не начну дурить? Что, если я закрою клиники Live Project Cosmetics? Что, если я остановлю поставки Foodstuff Synthesizing? Что, если все клоны корпорации в одно мгновение окажутся боеспособными единицами под управлением моей LSS? А что если все это произойдет не сию минуту, а после очередной волны природных катаклизмов? Произошло бы после подрыва кальдеры, например? А вместе с этим какой-нибудь новомодный вирус с AI от мистера Гото взорвет к чертям мировую сеть. Что если нули исчезнут, а я сделаю шаг назад в предоставлении услуг

LPI

и шаг вперед в использовании ее реальных возможностей? С ресурсами Липы мне даже машины не понадобятся. Число пользователей

LSS

LPI

уже сейчас приближается к сорока процентам по стране и семнадцати по миру. А это – политическая и социальная лояльность. Если у кого-то, конечно, будет настроение обратить внимание на происходящее в мире. Подобным силам нельзя позволить сосредоточиться в руках частного лица. Как и деньгам, им эквивалентным. И именно это кто-то вдруг, наконец, увидел. При отце

LPI

была полностью подконтрольна “Руси” и только поэтому ей позволили принять активное участи в спасении мира и вырасти в то, во что мы выросли. Но прошло пять лет и мой конфликт с крестным раскрыл реальное положение вещей. Возможно, я был неправ, но обратно пути уже нет. И вот появился Барис. Я должен был воспринять его всерьез (ведь на кону одна из моих станций!) и первой же поставкой нарушить и международные соглашения и попасть под уголовную ответственность у нас. Но я не могу стопроцентно заявить, что Барис подчиняется Иванову и компании. Не исключено, что это инициативы хозяев Пэттинсона. Не важно, натравливает ли он “Русь” на меня, я сам попался, или же это изначально задумано как медленное шинкование

LPI

с последующей национализацией... результат им на руку вдвойне. У меня был выбор: проверить серьезность угрозы или рискнуть своим местом в корпорации и личной свободой. Не смотри так на меня, Гил. Я повторю снова:

LPI

– моя жизнь, а ее имущество – мое тело. Но какую ценность эта жизнь и это тело будут представлять, окажись я за решеткой и без кресла главы “Живого проекта” и

LPI

в целом? Я просто пока не готов вступить на тропу войны. – Но если ты все это понимаешь, почему ты ничего не делаешь? – Что, например? Я могу только ловить падающие яйца... – В смысле? Михаил нахмурился, а потом улыбнулся, мотнув головой: нет, ничего. – Но почему сразу станцию?! – Потому что эту аферу придумал бандит, и никакие иные методы и тактики, кроме бандитских, ему просто неведомы. Михаил скрылся из виду. Через несколько минут он вернулся посвежевший и без щетины. – Что же дальше? Президент сел на соседнее с Гилом кресло. –

LPI

– это государство в государстве. Мы владеем ресурсами, которыми одни хотели бы завладеть, а другие – уничтожить. Тебе не кажется это знакомым? – Кажется, Миш. – И что, по-твоему, дальше? Гил поморщился и посмотрел в иллюминатор. – В

LPI

работает почти два миллиона людей и клонов. Моя задача – обеспечить их безопасность вне зависимости от того, с какой стороны идет угроза. И если для выполнения этой задачи мне придется заключить сделку с дьяволом или прикрыть одно из направлений

LPI

, я это сделаю. Несколько мгновений в салоне было тихо. – Но ведь “Живой проект” – это мозг

LPI

, это то, что делает нас – нами. – Ты ошибаешься, Гил. “Живой проект” – это, скорее, детородные органы, – Михаил следил за стремительным снижением, не глядя на инженера. На губах играла еле уловимая улыбка. – А мозг

LPI

– наша

LSS

. И, слава богу, этого они пока не видят. 15 Через три дня после гибели Океана-3 Михаила в Бруме заменили корпоративные юристы, а он сам вернулся в Москву. Он простыл, устал и был на взводе, заходя в кабинет. Еще не было и восьми утра, место Людмилы пустовало, но на подоконнике сидел Петр. Михаил замер на пороге. – Лучше, если ты узнаешь это от меня, – начал Петр безрадостно. – За время твоего перелета по всему миру исчезло около трех тысяч живых проектов, прикрепленных к разным офисам. К вечеру, уверен, это цифра удвоится. Михаил прошел к столу и “включился” в рабочее место. – Сделаешь кофе? – У тебя для этого секретарь есть. – Она еще не подошла, а до ночных слишком далеко. Да и не входит это в их обязанности. – А в мои входит... Отъехав от стола, Михаил поднял взгляд к другу. Происходящее требовало его внимания. – Ты хочешь мне еще что-то сказать, Петь? Они смотрели друг на друга почти через весь кабинет, и Михаил чувствовал, как что-то уже вполне знакомое болезненно сжимает грудь. Он знал значительно больше, чем мог догадываться Петр, но демонстрировать осведомленность в делах друга считал неуместным. Михаила буквально выкручивало от взгляда человека напротив, но прекратить затеянную другом игру, эту взаимную пытку для обоих, он не давал себе права. Он несколько нервозно затянулся, раздраженный и молчанием Петра и причинами этого молчания, самим его присутствием, ставшим невольным олицетворением очередных проблем в “Живом проекте”. Кудасов смотрел на уходящие в потолок клубы белого едкого дыма и желал одного: чтобы он удушил Михаила раньше, чем Петр сделает это сам. Он чувствовал скребущее внутренности нервное возбуждение и тонкий звон где-то между глазами и ушами – результат ночи, проведенной без сна. Оттолкнувшись от подоконника, будто моля всевышнего даровать ему сил, мужчина устремил взгляд в потолок и быстро покинул кабинет. Кофе Михаил так не дождался. “Саша, я знаю, что исчезновения живых проектов – результат твоей деятельности, – писал Михаил двумя часами позже. – Я...” Резко отъехав от стола, он поднялся и сжал пачку сигарет. – Люда! – Да?! Когда секретарь стремительно зашла на крик шефа, Михаил чиркал зажигалкой. – Черт побери, достаньте мне работающую зажигалку! – бросив зажигалку, Михаил отошел к окну. На мгновение исчезнув из дверного проема, Людмила вернулась к шефу и дала прикурить. – Я не получил отчет о работе охранного агентства, – напомнил Михаил. Его голос сел и казался грубым. Людмила сделала шаг назад. Она не сознавала, почему поступила так, но Михаил мгновенно отреагировал и развернулся: – Неужели вы теперь всегда будете меня бояться? – Я не... – И что с Максом, вы контролируете процесс? – Д-да! Я не... – Людмила заикалась под незнакомым взглядом так хорошо знакомого человека. Михаил смотрел в ее широко раскрытые глаза и к своему ужасу ловил себя на мысли, что хочет ударить ее по щеке, чтобы секретарь заговорила уже нормально. Чтобы хоть что-то работало как раньше. Уверенность, которую он поддерживал в себе, рассыпалась в стенах родного кабинета и рядом с одним из немногих людей, которым он доверял. – Я не могу так больше... – она отошла еще на шаг. – Я увольняюсь, Михаил Юрьевич. – Что?! Люда выбежала из кабинета и попросила поисковик найти заявку на увольнение. Когда в кабинете за стенкой что-то громыхнуло, женщина вздрогнула. – Вы не можете уйти, – Михаил вышел в приемную. С правой руки стекала кровь, но голос был спокоен. – Почему? – Вы часть корпорации, часть этого офиса. Вы – лицо этой компании. Вы слишком много значите... и слишком много знаете. Люда сглотнула, смахивая с глаз интерфейс, в заявке нужно было указать причины и проставить миллион галочек. Во ее взгляде читался неподдельный страх, отчетливая тень того страха, что Михаил впервые породил на ее прекрасном лице несколько дней назад. – Любой человек имеет право уволиться. – Вы нужны мне, – настаивал президент. – Я не хочу... не могу позволить, чтобы здесь... здесь что-то менялось. Особенно сейчас. – Миша, я не часть интерьера, – покачала головой женщина. – И я не ваш живой проект. – Но вы моя... мой секретарь! – Считайте, что уже нет. Через две недели у вас будет новый секретарь. – Я вас напугал. – У вас кровь... с руки капает. Михаил посмотрел на руку и вытер тыльную сторону ладони, но порез наполнился снова. Зажав кисть, Михаил опустил руку и вернул взгляд к секретарю. – Простите меня, Люда. Простите еще раз. Я мало кому могу признаться, как мне тяжело сейчас. Если вы уйдете... Я знаю, что корпорация значит для вас почти так же много, как и для меня. И нужны очень веские причины, чтобы вы покинул ее... так. Я понимаю, что эти причины создал я. И должно быть, вы чувствуете... Поняв бесполезность любого следующего слова, Михаил опустился на один из стульев напротив ее стола. Он был без пиджака и когда поднял ладонь ко лбу, несколько красных капель упали на белую рубашку. Михаил не видел этого, а если и видел, не уделил внимания. – Должно быть, вы опасаетесь оставаться приближенной оказавшегося в немилости человека, – подумал он вслух. – Да, я сказал всем, что пойму, если они примут это решение. Но я не думал, что вы можете оказаться в числе тех, кто сбежит. Людмила молчала, как завороженная глядя на струйку крови, стекающую на манжету. – Я думаю, до нового года ситуация разрешится, Люда. Слишком серьезное начало. – Как разрешится? Михаил отнял руку ото лба и взглянул на секретаря. – Что я могу сделать, чтобы вы остались? – он ждал ответа, но Людмила молчала и мужчина усмехнулся. – Вы самая красивая женщина из всех кого я видел. Вы достаточно обеспечены: вероятно, имеете значительно больше, чем вам нужно для счастья. Более двадцати лет вы служили главам этой компании. Вам доступно то, что не доступно подавляющему большинству даже очень обеспеченных людей. Я никогда не думал, что однажды вы можете уйти. Не скрою, когда я увольнял людей Крышаева, скрепя сердце я был готов с вами проститься. И когда подозревал вас и Макса. Я понимаю, Люда, что вы пережили. И понимаю, что мне, скорее всего, нечего вам предложить. И еще я понимаю, что... Он уже не смотрел на секретаря, но когда заметил еле уловимые манипуляции пальцев, движение глаз, снова поднял взгляд и спросил с искренним участием: – Вы опасаетесь за свою жизнь? – Нет. – Тогда что?! – он резко встал. Подобная не свойственная ему порывистость обнаруживала оголенные, критически натянутые нервы. – Я не хочу наблюдать как все, что я любила... рушится. С минуту Михаил молча смотрел на женщину, понимая и принимая ее решение. Если бы он мог оставить корпорацию, если бы мог оставить ее в памяти такой, какой она была еще полгода назад, законсервировать в ее успехе, надеждах и планах, он сделал бы это и воспоминания утешали бы его. Но в отличие от Людмилы он не мог уйти. И если его компании суждено меняться, он будет меняться вместе с ней. Его губы тронула мимолетная улыбка: Михаил почувствовал добрую, светлую зависть. Чтобы скрыть свои чувства, он словно в отместку за ту светлую зависть проговорил: – Вы не сможете оставаться в стороне, Люда. Ваше сердце останется здесь. Вы будете следить за новостями и плакать. Вы захотите поддержать меня хотя бы взглядом, но у вас не будет такой возможности. Я завидую вам. Но мне вас и жаль. Распрямившись, он взглянул в наполняющиеся слезами глаза: – Когда вернусь, у меня должен быть отчет о работе охранного агентства и информация о стадии разбирательства дела Макса. – Хорошо, Михаил Юрьевич, – кивнула Людмила и поспешно надела иночи.