Научи любить (СИ) - Черная Лана - Страница 1

ЗАЧИН.

СЕЙЧАС.

Вдох. Шаг назад. Блок. Закрыть лицо. Пропустить удар. Прикрыть глаза, вводя противника в заблуждение. Поймать музыку на верхней ноте. Выдох. И контратака. Левой в голову и следом в корпус: плечо, грудь, солнечное сплетение. Вдох. И снова выдох. Правый прямой в голову, еще один сбоку и апперкот. Вдох.

Чья-то рука ложится на плечо. Выдох. Разворот. Быстрый удар в живот. Выдернуть наушники и нарваться на трехэтажный мат Лелика, согнувшегося пополам от моего удара. Усмехаюсь. Сбоку подваливает Вася с бутылкой воды. Смотрит настороженно.

— Я не понял, – чешет той самой бутылкой затылок, переводя взгляд с Лелика на меня. А нечего подкрадываться со спины. Знают же, что нельзя. Особенно, когда тренируюсь. Особенно, когда в наушниках.

— Сам нарвался, – пожимаю плечами, отпив воды и обтерев лицо полотенцем. Все-таки вспотел, хотя тренировался – гляжу на часы на левом запястье – пятнадцать минут. Теряю форму. Плохо.

— Придурок, – выдыхает Лелик, слегка разогнувшись и перестав дышать, как собачка.

— Охренеть, Самурай, – восторг за спиной заставляет обернуться. Вася едва ли не пританцовывает вокруг потрепанной груши. Вертит ее. Пальцем тычет в дырки, откуда просыпается песок. — И кого сегодня?

Пожимаю плечами и возвращаюсь к Лелику.

— Ты чего хотел-то? – друг уже совсем разогнулся, но смотрит исподлобья. А потом вытягивает из кармана мой телефон, который оживает моментально.

— И так уже пятнадцать минут. Достал.

Забираю телефон и смотрю на дисплей: номер скрыт. Холодок пробегает по спине, трогает затылок. Гляжу через плечо – ничего странного. А холодок застревает между лопаток, мешает. Что за дерьмо? Снова перевожу взгляд на дисплей – ничего не меняется. С осторожностью крадущегося хищника отвечаю.

— Раз, два, три, четыре, пять, – рястягивается в трубке неживой механический голос, – выходи ее искать…

И смех с перезвоном колокольчиков.

— Что за шутки, мать вашу?! – рявкаю в трубку, но лишь тишина мне ответом. Ребята смотрят вопросительно и готовые в одночасье сорваться с места. Вопрос: куда? И что это за приколы такие? Открываю журнал вызовов: пропущенных много, но все рабочие. Перезвонить не мешает, но голос в голове не дает сосредоточиться. А холодок между лопаток превращается в сосульку, колет. И каждое движение отдается болью между ребер. Что за ерунда?

Сообщений всего два. И оба от Кати. Открываю первое и мат невольно слетает с языка. Вчитываюсь в текст. Считалочка какая-то детская. Про клоунов. С детства клоунов ненавижу. А сосулька в спине тычется в ребра, мешает дышать. Читаю второе: те же клоуны только в другом ракурсе. Пальцы невольно сжимаются в кулак. Глухой удар в грушу. Лязг цепи. И песок на ладони.

Ох, Катенька, девочка моя, зря ты так, - мысленно говорю, уже набирая ее номер. Разбежались и ладно. Хреново тебе? Понимаю. Отомстить хочешь? Валяй. Можешь наорать, в морду дать, да хоть голым на мороз вытолкать, но не так. Такого я не прощу.

— Детский сад какой-то, - цежу, слушая голос автоответчика. Еще и разговаривать не хочет. Дура! Умная же вроде, а такая дура!

— Я уехал, – бросаю замершим ребятам. — Да отомрите уже. Все в порядке.

Только самому слабо верится. И тревога нарастает, смешиваясь с непонятной злостью. Наспех переодевшись, выхожу под проливной дождь.

— Премного благодарствую, - хмурюсь, глядя в затянутое тучами небо. Дождя мне только и не хватало для полного счастья. Снова набираю Катю. Та же песня.

Надеваю шлем, сажусь на байк, припаркованный на противоположной стороне.

Ладно, Катенька, сейчас я приеду, и мы во всем разберемся.

Но дома Кати не оказывается. Впрочем, эта принцесса запросто может не открыть. И сосулька под ребрами дает о себе знать. Шарю по карманам, в куртке нахожу запасные ключи. Не хочешь по-хорошему, дорогая, будет по моему.

Вхожу в темную квартиру и сразу понимаю – Кати здесь нет и, похоже, давно. Прямиком двигаю в спальню, открываю стеклянный шкаф. Пусто. Ухмыляюсь. И злость горечью перебивает тревогу, жжет ладони. Бегло осматриваю комнату: идеальный порядок и ни единого признака жизни.

— Где же ты, Печенька?

Но бездушные стены не дадут ответа. Странно другое. Катя ушла от меня две недели назад, а здесь никто не жил уже как минимум месяц. Вопрос: где она жила все это время? Она ведь где-то жила. Должна где-то прятаться от меня. Где? И только один человек мог знать ее убежище.

Захлопываю дверь, сбегаю по ступеням, но новое сообщение останавливает у байка. Снова Катин номер. И на открывшемся фото тоже Катя, только…растрепанные волосы, расписанное яркими красками лицо, заклеенный широкой лентой рот, страх в небесно-голубых глазах, а на обнаженной груди алая надпись: «Найди меня».

Сосулька разлетается на осколки льда. И боль пронзает грудь и спину, вышибает дыхание, подкашивает ноги. Падаю на колени у байка, тяжело дыша. Пальцы сжимают телефон, а взгляд неотрывно смотрит на снимок. Она цела. Ни единой царапины или ссадины. Цела. Это хорошо. Значит, может быть, всего лишь шутка. Но на удивление ясный мозг убеждает, что это не шутка. Катя не может так шутить, даже после того, что я сделал. А если все-таки может? И я упрямо цепляюсь за это «может». Пусть лучше шутка. Выдох. Поднимаюсь, прячу телефон в карман, надеваю шлем и рву с места на своем байке.

Марк увязывается следом. Не мешает, но напрягает, дышит в спину, не доверяет. После разговора в поместье не попустило ни грамма. Колет под ребрами и между лопатками. В висках пульсирует страх, а тревога сводит желудок. Но я упрямо поднимаюсь в Катино убежище – квартиру, подаренную Марком – и прокручиваю в голове, что говорила Алиса. Катя продала бизнес, собиралась уехать. Сбежать? От меня или…? Не даю этому «или» обрести черты. Медленно, выверяя каждый шаг, вхожу в просторные апартаменты. Огромное пространство в теплых тонах и без углов. Почти везде нет дверей, и в каждом дюйме квартиры пахнет кофе. Терпкий и еще свежий аромат. Иду на кухню. На стойке стоит пузатая чашка. Осторожно касаюсь ее пальцами – еще теплая. Кто-то пил здесь кофе совсем недавно. Катя? Кого она боялась? От кого хотела сбежать? И, черт ее подери, почему не позвонила мне? Злость подкатывает горячей волной, сжимает пальцы в кулак, ударяющий по столешнице.

— Крис, – зовет Марк из гостиной.

И голос его звучит странно. Сердце больно ударяется в ребра. Спешу к брату. Он стоит у камина, сжимая в руке белоснежный конверт. Я беру его осторожно, не снимая перчатки, раскрываю. Внутри лишь одна фотография, перевитая прядью черных волос. Я не смотрю, но уже знаю – я уже видел все. И это не шутка.

Сомнения развеивает звонок от скрытого абонента. Принимаю вызов.

— Раз, два, три…

— Я убью тебя, сука, – перебиваю механический голос. — Если ты ее хоть пальцем тронешь. Я найду тебя и убью.

И только перезвон колокольчиков мне ответом.

ДВУМЯ НЕДЕЛЯМИ РАНЕЕ

Проклятый дождь хлещет прямо в лицо, ухудшая и без того паршивую видимость. Крупные капли бьются о гладкую поверхность шлема, мотор ревет, нагнетая скорость, разгоняя по венам адреналин. Фотографии жгут грудь, сбивают дыхание, а в голове только одна мысль, что я что-то сделал неправильно. Разумом понимаю, что нужно остановиться, передохнуть, подумать. И о том, что произошло пару часов назад, и о собственной шкуре. Но я уперто выжимаю из своего «сапсана» по максимуму. А финиш уже за поворотом, по прямой, которую пронесусь за несколько секунд, оставив наивного сопляка на потрепанной «Ямахе» дышать выхлопными газами. И вот уже финишные огни сверкают впереди, сквозь шум дождя доносятся крики и аплодисменты, а мне вдруг кажется, если остановлюсь – подохну. От того давящего, что сидит внутри. Оно просто сомнет мои ребра к чертовой матери, потому что дышать уже нечем. И шлем мешает. И я сбрасываю скорость, останавливая байк, передним колесом пересекая финишную.