Принцесса из замка дракона (СИ) - Талан Ольга - Страница 46

- А чревоходец?

Урдас пожал плечами:

— А чровоходец возрождается в семьях родни тех, чьи тела сносил. А после в жизни носит чужое лицо и никаких особых признаков не имеет. Через одно прикосновение уходит в новое тело. И ловить его, что воду в решете. Если б не это, многих бед в мире удалось бы избежать. Да и твоему предку удалось бы помириться и соединить цепь, если бы он мог просто опознать чревоходца. Уверен, тот был рядом.

Да, орден знает всё о семьях основателей. Хотя… конечно не весь орден. Махаор видел Мудреца, но не признал в нём зверя двуликой. А Урдас и в моей юности был уже настоятелем. Прошло более десяти лет. Я оглядел внимательно одеяние монаха, но не нашёл каких-либо примет его нынешнего сана.

Урдас поднялся. Я закончил трапезу и он собирался уходить:

— Брат Урдас, если природа моего зверя тебе ясна, может тогда стоит заживить мои раны? Крайне болезненно, скажу тебе.

Он развёл руками:

— Прости.

И вновь повернулся к выходу:

— Но почему? Ты мыслишь, что заживишь раны и я поломаю эти каменные стены? Изничтожу голыми руками молодцов, что ты оставил за дверями?

Он остановился:

— Нет. Не думаю. Но тобой правит гнев, а монахи в смятении. Твой зверь страшит их. Да и менестрели поют, что в эту войну ты в одиночку два десятка личей с удара в землю клал. Шёл через ряды нелюдья словно нож в масло. Ты был способным учеником в мечном искусстве, а за войну, говорят, мастерство твоё достигло такого величия, что человек тебе не соперник. Обожди. Время сотрёт страхи.

Урдас ушёл. Интересно когда менестрели успели воспеть мои подвиги? Хотя, я знаю одно менестреля, который очень старательно воспевал любое моё деяние. Интересно когда он успел?

Вазгар:

Раны болели, но мой разум целиком был занят загадками. Наверное, я так устроен, непознанное заставляет меня стремиться, неустанно идти, чтоб разгадать.

Истории брата Урдаса и старика-чревоходца в чём-то были схожи, а в чём-то противоречили. Кому из них я доверяю? Ни одному! Кто из них мне лжёт? Может статься, что и оба сразу.

Урдас пришёл ко мне на следующий день и на следующий. Только он. Приносил мне еду и много разговаривал. Я и раньше любил слушать его. То, что знал он, не всякому ведомо. Но сейчас:

— Фениксы сильно не просты в беседе. Их главная стезя в магии заклинания. А заклинатель видит истину и не в силах солгать ни на кроху, иначе его словестная власть над реальностью падёт. Честность хороша в меру как прочие добродетели. Честность без грамма лжи — грубость. Трудно снести такое. Особенно вспыльчивым двуликим девам.

— А иные? Стезёй кровопивцев были щиты. А какова магическая стезя Двуликих?

— Двуликие маги жизни. Они были способны исцелить почти всё, окромя самой смерти, а ещё вытянуть жизнь из врага. На поле боя, дракон двуликой был безобидной ящеркой в сравнении с самой девицей.

— А чревоходцы?

— А чревоходцы были магами смерти. Теми, кто способен провести душу из-за грани и наоборот. Упокоить или поднять нежить.

Я задумался. Эта история постоянно выписывала узоры. И каждый новый ложился, дополняя прежние.

— Почему же в храмах считают, что женщина-связующая стоит за руку с жизнью, а мужчина — связующий за руку со смертью? Ведь на самом деле жизнь и смерть в них самих.

Урдас усмехнулся:

— В храмах просто красивое толкование, удобный вид для обрядов. Первый храм людей был на месте монумента основателям. С него эти скульптуры и пошли. А так. Женщина-двуликая сама по себе жизнь. А чревоходец если вдуматься и не мужчина вовсе. Душа беспола, а этот нелюдь способен надевать любое человеческое тело хоть мужчины хоть женщины.

— Поэтому у чревоходцев нет брачного дара? Что они ни мужчины и не женщины?

Урдас задумчиво покосил на меня взгляд, но всё же ответил:

— Нет. Дар этот идёт от сущности нелюдя и к телу не привязан. Чревоходцы просто не способны к брачному дару, без объяснений. Но тот или та, кто годится им в пару, видят их в любом облике. Всегда, во все времена существовали люди чудесно проницательные к сути. Бывало из-за магии, а бывало и без каких объяснений. Дар ли это и кто сей дар даёт? Неведомо. Потому слишком изменчивые в жизни чревоходцы, по сути лишены выбора в браке.

— А фениксы? В чём их брачный дар?

— Феникс может даровать невесте невосприимчивость к огню. Но для того чтоб получить этот дар, она должна с ним вместе войти в огонь. Потому последние триста лет рождённых детей у фениксов не было. Девицы не слишком ратуют шагнуть за руку с безумцев на костёр. Довольствуются рыжими бастардами.

Если отвлечься от полутёмного тюремного подвала старой башни и не до конца заживших ран на моих руках, это была увлекательнейшая беседа ученика и старого учителя. Только разве можно отвлечься? Да и отвлекись, я всегда бы помнил, что в этом доме я опасный пленник. Причём теперь я осознавал это гораздо резче, чем в юности. И не желал мириться. Был готов затаиться и ждать возможностей, но не покоряться.

— Кстати, я кое-что принёс. — Урдас достал из-за пазухи тряпицу и, развернув, поднял на свет тонкий обруч поблёскивающий в лучах, проникающих в камеру через маленькое оконце. — Помнишь? Это принадлежит тебе.

— Корона отца? Полагаешь, я всё же приму её? Или тебе не надобно моё согласие? Напичкаешь моё тело стрелами и наденешь на беспамятного?

Урдас хмыкнул, глядя на меня с какой-то знающей стариковской улыбкой:

— Нет, эту корону можно принять только добровольно. Только желая того всем сердцем. На самом деле это главное и почти единственное условие обряда. Наследник должен просто на рассвете надеть её, желая принять. — Он на некоторое время замолчал, словно ожидая моего ответа или давая осмыслить сказанное. — Ты никогда не задумывался, почему твой отец, дед, прадед принимали её? Почему ни один из них не отказался? Ты же помнишь отца? Ты был уже не так уж мал, когда он умер. Разве он думал о том, чтобы сбежать из обители? Или говорил о надобности бежать тебе? Что, если монах, открывший тебе двери, на самом деле не был добродетелем? Что если он был твоим врагом и жаждал запутать тебя, воспользовавшись твоей юностью?

Он подвину тряпицу с короной ближе ко мне. В этом месте свет из маленького окна уже не доставал своими лучами, и она лежала просто тонким чёрным обручем. Я видел её в детстве много раз. Когда я был маленьким отец иногда надевал её. По большей части на большие празднества. И он, мой отец, действительно никогда не говорил о том, чтобы бежать из монастыря. Я всегда списывал это на то, что отец просто потерял надежду. Но он не думал и о побеге для меня… почему?

Я взял корону в руку, рассматривая её. Тонкий обруч с письменами и мелкими кристаллами. Её сделал один из моих предков, кажется первый назвавший себя королём Междуморья. Он был великим магом, и созданная им корона в моих руках была великим артефактом сотворённым для потомков. Что он заложил в неё? Отец говорил, что я всё узнаю, когда надену её. Он ненавидел свою жизнь. Ненавидел, но не пытался изменить. Так что я всегда считал, что надев её, познаю лишь безысходность.

Урдас проследил за моим взглядом:

— Кристаллы на ней, подобны кристаллам магических библиотек. Но что они несут в себе, знает только тот, кто ею коронован. Твой отец упоминал что, там среди прочего есть история вашего рода. Более мне не ведомо.

Он смотрел на меня, и я ни как ни мог решить для себя… Брат Урдас так же как старик чревоходец обладал большими знаниями. И в этих знаниях их истории расходились.

Ни тот ни другой ни как не мог доказать свои слова. Ни тот ни другой не заслужили моего доверия на слово. Потому верить я мог только тому, в чём эти двое были единогласны. А именно, что триста лет назад один из наследников основателей выпал из цепи заклинания. Ранамир пытался решить это браком с двуликой, но ничего не вышло и он погиб. И в день его смерти цепь была окончательно порвана и магия покинула мир. Но двуликая зачем-то усыновила возрождённого кровопивца и настояла на его коронации. Этой самой короной… Зачем? Очень-очень странный поступок для той кто захватил трон.